Бомба под президентский кортеж

Прощерин зашел в канцелярию и сразу поставил свой портфель на стул у стены и принялся в нем копаться, как-будто принес какую-то корреспонденцию. Мысли неслись в его голове, сталкивались, разлетались и снова соединялись. Беспорядочное беспокойство приняло форму устойчивого подозрения. Он знал Волкова давно, знал как облупленного и… никогда не верил до конца. Можно, конечно, спросить себя самого, а зачем тогда ты замутил с ним совместный бизнес? Если ты ему не веришь, то как ты решился строить свое финансовое будущее пополам с этим человеком. Ответ был прост. Прощерин Волкову был нужен, очень нужен. Волков без Прощерина был никто, сам Волков этого бизнеса не поднял бы, не смог бы им руководить столь успешно.

И Волков был не дурак, потому что понимал, что наемный топ-менеджер на месте Прощерина и половины бы не сделал из того, что сделал Прощерин, как собственник бизнеса. И все, что Волков делал и будет делать впредь, никоим образом не должно идти во вред Прощерину лично, потому что это будет во вред бизнесу и ударит по карману самого Волкова. Тогда что?

И этот ответ тоже пришел быстро. Волков, при его склонности к аферам и рискам, может предать друга и партнера только в одном случае: если выгода того будет стоить. Например, если он получит за свою долю в бизнесе настолько много, насколько это необходимо для чего-то более доходного. Например, вложиться в другой бизнес, может, за границей, может, в Москве. И тут Прощерину вдруг стало страшно. Страшно от мысли, что он столько лет верил Волкову, ходил как под дамокловым мечом, а ведь Волков мог сделать подлянку, ох как мог.

С Александром Сергеевичем Козлиным они встретились вечером за городом. Это был закрытый клуб, в котором сложился свой круг людей, близких к власти. Они сидели на берегу большого пруда, в котором разводились изумительные карпы. Но сейчас удочки лежали просто так на траве, а мужчины вели неторопливую беседу, развалившись в плетеных креслах на фоне бледного, вялого, безрадостного заката.

– Единственное, что мне сейчас кажется наиболее приемлемым, – говорил Прощерин, – это попытаться прощупать, а что же из себя представляет этот самый Лукин в Краснодаре. Может, срочный запрос какой-нибудь организовать на предмет его возможной причастности к темным делам, криминалу.

– Из всего, что ты рассказал, Андрей, – покачал головой прокурор, – я не вижу вытекающего беспокойства. Как-то все это у тебя на чувствах, на эмоциях. Дела идут плохо? Виноватых ищешь?

Это замечание показалось Прощерину символичным. Как предупреждение. Например, если ты прогоришь, то на помощь не рассчитывай. Даже не исключено, что я против тебя что-то сделаю, если заплатят больше. Этот сделает, подумал Прощерин, покосившись на двойной подбородок Козлина.

– Знаешь, Александр Сергеевич, – миролюбивым тоном ответил Прощерин, – я ведь углубляться в свои подозрения специально не хочу. Зачем тебя вводить в грех непринятия мер при получении сведений о преступлении. Шучу, конечно. Незачем мне тебя грузить фактами, вот и думай, что это подозрения. Подозрения, что Лукин авантюрист и человек с криминальными наклонностями, подозрения, что мой Волков что-то замышляет против меня, моего бизнеса и против твоего закона.

– «Моего» закона? – хмыкнул прокурор.

– Твоего, твоего. Это в тебе профессиональное, это тебя кормит. А когда у людей много денег, то они немного иначе смотрят на порядок вещей. Закон для массового применения, а я придерживаюсь прецедентных принципов. Если кому-то можно было до меня, то значит, можно и мне. При определенных обстоятельствах.

Подполковник Афонин не был алкоголиком, он не имел связей в преступном мире и не имел счетов в банках, наполненных деньгами грязного происхождения. Этот невысокий человек с кривоватыми ногами и выпуклым животиком всего в жизни добился сам. Он сам пробивался по служебной лестнице, он своей работоспособностью, старательностью, исполнительностью проложил себе путь наверх и в результате занял должность начальника ОВД. Не ахти какая должность, но это десятки подчиненных, это полковничья должность, это своего рода трамплин для перехода в будущем в штат краевого ГУВД.

Афонин всегда очень серьезно относился не только к приказам начальства, но и к просьбам и пожеланиям. Главное, не задумываться о причинах и возможных последствиях. Главное, безропотно принимать все как есть и исполнять. Начальство оценит и прикроет, если ты окажешься в поле зрения тех, кто обязан следить за законностью. Пожалуй, это лучше всего характеризовало подполковника Афонина – приоритеты, которые он сам себе определил. Сначала исполнение приказа, просьбы или пожелания (разницы для тебя быть не должно), а потом уже все остальное. Например, последствия.

Но Афонин в своей линии поведения не ошибся. Начальство никогда не давало его в обиду, никогда не сдавало на растерзание прокуратуре или управлению собственной безопасности. Его ценили за крайнюю исполнительность и обязательность. И просьба поработать с приезжим предпринимателем было подполковником расценена как некий оперативный прием. Да, элементы нарушения законности тут были, но ведь только элементы. А в случае успеха его подразделение могло записать в свой актив разоблачение крупной аферы заезжих преступников. А если это не преступники, то это не его, Афонина, дело. Начальство прика… э-э, попросило, надо выполнить. И все.

Владимир Лукин ехал на скромной, но ухоженной «пятнашке» по новому участку трассы. Он разогнал машину до сотни, потом до ста двадцати, ста тридцати. На пустынной дороге и новом асфальте машина шла просто отлично, отлично держала дорогу. Хорошую машину ему сдали в аренду в специализированной фирме за взятку. Мастер сам выбрал ему эту «Ладу» пятнадцатой модели. Неприметная, надежная, юркая. Можно не вызывать подозрений и пролететь по всему новому участку трассы «Амур», а потом рассказывать, что наслаждался новым асфальтом. Хотя в Краснодарском крае дороги не чета этим, даже сравнивать не стоит. Кто знает, может не поверить.

Откуда взялся пост ГИБДД, было непонятно. Лукин всего минут тридцать назад проезжал здесь в противоположном направлении и никого не видел. Он нажал на педаль тормоза, но вышедший к самой кромке дороги инспектор уже поднял жезл, приказывая свернуть на обочину и остановиться.

Когда Лукин выполнил распоряжение и остановился, то увидел, что черная «Мицубиси», стоявшая рядом с полицейским «Фордом», совсем не задержанная машина очередного нарушителя. Из нее шустро выбрались трое парней в кожаных куртках, а из-за патрульной машины вышел лейтенант с автоматом на изготовку.

– Прошу вас выйти из машины, – приказал один из парней, сунув под нос красную книжечку. – Уголовный розыск.

– Вы меня с кем-то попутали, ребята, – небрежно ответил Лукин, неторопливо отстегивая ремень безопасности и выбираясь из машины.

Его насторожило то, что вдруг появилась на дороге еще одна машина. Старенький «Москвич-412» появился как-будто из ниоткуда. Лукин пролетел около пяти километров и не видел ни одной примыкающей дороги, даже грунтовой. И он не обгонял ни одной машины на этом участке. Этот старичок не мог преодолеть пять километров за пару минут.

Инспектор вытянул руку с жезлом, приказывая водителю «Москвича» остановиться. Он подошел со стороны водительской дверцы, приложил руку к фуражке и что-то стал говорить. Из «Москвича» вылез мужик лет шестидесяти и баба таких же лет. И теперь Лукин услышал, что инспектор приглашал этих двоих стать понятыми при осмотре задержанной машины.

Дальше все произошло быстро. Лукина вдруг грубо и без церемоний развернули лицом к его машине, заставили положить руки на капот и ударом ноги раздвинули его ноги шире уровня плеч. Парни в кожаных куртках ловко и умело стали его обыскивать, выкладывая все из карманов прямо на капот машины. Один из них громко комментировал и показывал все это понятым. Потом стали обыскивать машину. Полиэтиленовый пакет с белым порошком, обмотанный еще и скотчем, был найден в багажнике его «пятнашки» в нише запасного колеса.