Бомба в Эшворд-холле
Шрифт:
– Однако положение в самой Ирландии отчаянное, – продолжала миссис Питт, участливо глядя на него. – Существует множество людей, которые считают, что в таком случае цель оправдывает все средства для ее достижения и позволительно даже убивать тех, кто стоит на пути того, что они считают справедливостью.
Томас молчал.
Шарлотта заколебалась и едва не обняла его, но передумала. Вместо этого она вылезла из постели и облачилась в халат.
– Куда ты? – удивленно спросил Питт. – Не собираешься ли ты пойти к Юдоре?
– Нет… я иду к Джастине.
– Зачем?
Миссис Питт завязала длинный пояс. Она
– Затем, что это не она убила Эйнсли Гревилла, и я хочу ей об этом сказать. Джастина-то думает, что это она!
Томас тоже встал.
– Шарлотта, я не решил, надо ли, чтобы Джастина об этом знала…
– Нет, ты решил, – ответила его жена твердо. – Если тебе придется завтра арестовать Падрэга Дойла, то лучше поговорить с Джастиной сегодня. Не ходи со мной. Мне лучше самой с ней побеседовать. Мы должны знать правду.
Суперинтендант замер и опустился на постель. Его супруга была права – в том, что всем им была нужна правда, но что он одновременно этой правды опасался.
Шарлотта тихо прошла по коридору, мимо лестничной площадки, в другое крыло особняка. В доме стояла тишина. Все, за исключением Питта и Телмана и, может быть, Пирса, уже давно улеглись спать. Но даже если молодой Гревилл не спит, в такой час ночи он не может быть у Джастины, тем более сразу после дела, которым только что занимался. Он не может принести к ней тот запах и сумятицу чувств, в которой пребывал.
В коридоре горел тусклый свет, язычки пламени в фонарях были очень низкими – только чтобы кто-нибудь, вставший по какой-либо причине, видел дорогу. Миссис Питт постучала в дверь мисс Беринг и, не ожидая ответа, вошла.
Было темно и совершенно тихо.
– Джастина, – тихо, почти шепотом позвала незваная гостья.
В темноте послышалось слабое движение и шелест простыней.
– Кто здесь? – сдавленно и испуганно спросила девушка.
– Это Шарлотта. Пожалуйста, зажгите лампу, я не вижу вас.
– Шарлотта? – Наступило минутное молчание, а потом опять раздался шелест, и комната осветилась.
Миссис Питт увидела еще не совсем проснувшуюся Джастину, сидящую на постели. Ее черные, как ночь, волосы были распущены и падали на плечи, а лицо выражало тревогу и удивление.
– Что-нибудь случилось? – спросила она. – Опять такое же?..
Шарлотта подошла к ней и села на край постели. Она должна была узнать правду, не причиняя мисс Беринг ненужной боли. Да ей и не хотелось ничего придумывать и обманывать девушку.
– Нет, не совсем, – сказала она, устраиваясь поудобнее. – Но мы сейчас знаем гораздо больше, чем знали за обедом. Хотя и тогда уже знали достаточно.
На лице Джастины выразилось только облегчение от того, что больше ничего ужасного не произошло.
– Узнали? – переспросила она. – Вы уже знаете, кто убил мистера Макгинли?
– Нет, – печально и несколько иронично усмехнувшись, ответила Шарлотта, – но теперь мы знаем, кто не убивал мистера Гревилла…
– Но мы знали это и прежде, – ответила мисс Беринг, все еще хорошо, учитывая обстоятельства, владея собой. – Не убивали мистер О’Дэй и мистер Макгинли, а также камердинер Хеннесси, если вы и его имеете в виду. Я надеюсь, что это не миссис Гревилл или Пирс, но догадываюсь, что вы не считаете это
само собой разумеющимся. Вы поэтому пришли? Сказать, что это не миссис Гревилл?Она положила руку на одеяло, словно хотела откинуть его. Миссис Питт наклонилась вперед и помешала ей это сделать.
– Не знаю, была ли это миссис Гревилл или нет, – сказала она, взглянув прямо в темные глаза Джастины. – Мне, однако, это не кажется вероятным, хотя она может очень хорошо знать, кто убийца. Но это был кто-то очень искусный, умеющий убивать профессионально.
Шарлотта внимательно наблюдала за девушкой, следя за ее взглядом и движениями. Ей надо было увидеть, что та сделает.
– Это было сделано одним, очень точно рассчитанным ударом, – закончила она.
Джастина сидела совершенно неподвижно, но в глазах у нее непроизвольно выразился ужас. Через мгновение там промелькнул и другой страх: она явно задавала себе вопрос, как много знает ее ночная гостья и что та могла прочесть по выражению ее лица.
Но затем страх исчез.
– Неужели? – спросила мисс Беринг почти равнодушно. Некоторая хрипота в ее голосе легко могла быть отнесена на счет неприятности самой темы и того факта, что ее внезапно разбудили во время первого глубокого сна.
– Да, у него была сломана шея, – сказала миссис Питт.
На этот раз, вопреки своей железной воле и умению сдерживаться, девушка не сумела скрыть удивление и испуг. Однако как только ей стало ясно, что Шарлотта их заметила, она постаралась скрыть эти чувства. Правда, безуспешно. Юная леди вздрогнула, словно увидев что-то отвратительное:
– Какой ужас!
– Ужасное, хладнокровное убийство, – согласилась ее собеседница и сжала кулаки, лежавшие на коленях, но так, чтобы Джастина этого не заметила. – Но зато мы лучше знаем, что последовало дальше. Вошел некто в чепчике и платье горничной, зашел убитому за спину, ударил банкой с солями по голове и, думая, что он без сознания, столкнул его под воду и держал его там.
Мисс Беринг побелела и схватилась за одеяло, словно утопающая за соломинку.
– Неужели… кто-то так и сделал?
– Да, – решительно, без тени сомнения ответила Шарлотта.
– А как… – Джастина проглотила комок в горле, несмотря на все свои старания не показать волнения. – Как вы об этом… узнали?
– Ее видели. Горничную. Во всяком случае, ее туфли. – Миссис Питт еле заметно улыбнулась, однако не торжествуя и не осуждая. – Это были матерчатые синие туфли, простроченные по бокам, на синих каблуках. Горничные такие туфли не носят. Вы сегодня были в этих туфлях за обедом. Они отлично подходят к вашему платью из муслина.
Больше девушка не притворялась. Она слишком уважала себя, чтобы махать кулаками после драки.
– Почему? – спросила Шарлотта. – У вас должно было быть очень веское основание для такого поступка.
Вид у Джастины был совсем опустошенный, словно жизнь в ней замерла навсегда. Всего несколько слов супруги полицейского – но с ними кончились все надежды мисс Беринг, все, о чем она мечтала, чего старалась добиться и уже почти добилась. Ей нечего было сказать в ответ, что могло бы изменить ее положение или что-то вернуть, сохранить, исправить. Она не чувствовала ни гнева, ни злобы и сидела с видом полнейшего смирения и отреченности перед лицом такого абсолютного, всепоглощающего, сокрушительного несчастья.