Бомба. Тайны и страсти атомной преисподней
Шрифт:
Созданная в конце концов слойка в качестве боевого оружия не годилась — из-за трития она не могла храниться на складе более полугода. И вот Андрей Дмитриевич решил исключить из «слойки» тритий. Этот заряд теперь назывался РДС-27.
6 ноября 1955 года авиационную бомбу с зарядом РДС- 27 сбросили с самолета. Как и ожидалось, испытание закончилось конфузом — мощность РДС-27 оказалась значительно ниже даже бесперспективной «слойки» РДС-6с.
Больше к «слойке» ни Андрей Дмитриевич, ни кто-либо другой из ядерщиков никогда не обращались. Похороны ее прошли окончательно и бесповоротно.
Впрочем, само испытание РДС-27 стало в некотором смысле замечательным.
20 ноября с аэродрома под Семипалатинском взлетел самолет с зарядом РДС-37 на борту. Но, когда он приблизился к полигону, погода испортилась — появилась низкая облачность, которая исключала возможность оптических измерений. Испытание перенесли на два дня, но садить самолет с настоящей термоядерной бомбой на борту никому не приходилось.
Зельдовича и Сахарова заставили написать заключение, что даже аварийная посадка самолета не грозит уничтожению Семипалатинска и его жителей. После этого Курчатов дал «добро» на посадку. А пресловутая аварийная ситуация не заставила себя ждать — посадочная полоса аэродрома сильно обледенела.
Срочно подняли воинские части для расчистки полосы. Курчатов сам вышел на аэродромное поле, чтобы показать, что опасности почти нет.
Тот день, вероятно, приблизил срок его будущего трагического инфаркта…
Веселые парни из Политбюро
Авиационные специалисты подготовили, как могли, самолет к сбросу первой термоядерной бомбы. Для того, чтобы излучение от нее не сожгло корпус самолета, его покрасили белой краской, наивно полагая, что этого будет достаточно. Закрасили даже красные звезды, что кое-кто мог расценить, как идеологическую диверсию.
Самолет мог сгореть, а летчик погибнуть — поскольку из-за жуткой, дурацкой секретности военлётам не сообщили предполагаемую мощность взрыва — порядка трех мегатонн! Это выяснилось уже на полигоне. Выход нашли с помощью парашюта, на котором термоядерная бомба спускалась достаточно медленно, чтобы это время самолет успевал удрать на большое расстояние. А чтобы от взрыва не пострадали жители городка в 70 км от эпицентра, бомбу решили «уполовинить» — часть термоядерного горючего заменили инертным веществом.
22 ноября 1955 года над Казахстаном прогремел первый термоядерный взрыв, его «половинная» мощность оказалась 1,6 мтн.
Госкомиссия, которую возглавлял командующий ракетными войсками маршал Неделин, поздравила ядерщиков с успехом.
Однако Зельдович после того, как получили и расшифровали данные регистрирующих устройств, высказался весьма нелестно:
— Эта РДС-37 не бомба, а г…но! Сахаров вначале возмутился такой оценкой, но потом вынужден был признать правоту Зельдовича. Далеко не все правильно было сделано в первом заряде, предстояло еще всерьез поработать, чтобы существенно улучшить характеристики взрыва.
Из воспоминаний бывшего Главного конструктора академика Негина:
«Самое сильное впечатление у меня осталось от испытания бомбы с термоядерным усилением в 1955 году под Семипалатинском. Мы находились в шестидесяти километрах от места, куда ее сбросили с самолета. Огромный огненный шар быстро ушел в облака — погода была пасмурная. Ну, все и позабыли, что минуты через три должна прийти ударная волна. А впереди прогуливались «секретари» Харитона, вдруг они оба к нашему удивлению дружно падают, и тут волна хлопнула по забору, который окружал площадку — вышибла
из него громадное количество пыли, щепки полетели!Слышим крик: «Ой!» — это Бурназяну на голову репродуктор системы освещения свалился. Вдруг донесся тонкий звон, мы сначала даже не поняли — в чем дело. А это сыпались стекла в поселке.
Тут вспомнили, что в доме находится Курчатов, Ванников, Харитон — кинулись туда. Секретчик с испугу забился под стол, сидит и дрожит там. Курчатов из бороды штукатурку выдирает…
Не дожидаясь показаний приборов, можно было сразу сказать, что бомба сработала по верхнему пределу расчетов.
В поселке Майское, на берегу Иртыша людей перед взрывом завели в сарай, чтобы вспышка не повредила. А после нее выводили наружу — до прихода ударной волны. Одна девочка забилась в угол сарая и там осталась. Ударная волна разрушила этот сарай, и девочка погибла.
А у наблюдательного пункта обрушился окоп, в котором сидел солдат. Солдат тоже погиб, это были первые жертвы испытаний».
Об итогах Харитон вскоре сделал доклад на заседании Политбюро. Хотя результаты оказались блестящими, Харитон был несколько озабочен — в расчеты вкралась ошибка, не хватает одной миллионной доли секунды. Потом эта ничтожная доля секунды доставит массу неприятностей разработчикам и придется ее срочно найти. Харитон в простоте душевной сообщил об этом ничтоже сумняшеся партийным мужам.
Члены Политбюро, когда услышали о такой мизерной пропаже, дружно заржали. Потом ржанье перешло в гомерический хохот.
«Ну, Харитон, ну дает!! — прямо-таки чуть не катались от смеха веселые парни из Политбюро, хлопая себя по бокам. — Потрясающая неприятность, миллионную долю секунды потерял! Во насмешил!!»
Успешные испытания первой «настоящей», водородной бомбы отметили крупным банкетом прямо на полигоне. Веселились всласть — до потери пульса. Одного академика, спящего, прямо в кровати вынесли из помещения на улицу, другого академика посадили на шкаф, и он сидел там тихий и пьяненький, смеясь и болтая ногами…
Обида № 1
Радость успеха была, конечно, смазана гибелью двух человек. О погибших и раненых животных никто уж и не вспоминал. Далеко не всем пришло в голову, что причиной первой гибели людей были главные руководители испытаний, в том числе и физики-ядерщики. В тот день 22 ноября распределение температур в воздухе было инверсным — обратным: у земли было холоднее, чем наверху. Из-за этого ударная волна не так ослабляется, как при нормальном распределении температур.
В городке, удаленном на 70 км неукрощенная волна выбила почти все стекла. А в совсем далеком Усть-Каменогорске из-за нее стала появляться «нечистая сила» — скопившаяся в дымоходах печная сажа вылетала от удара из печи, пугая жителей черным облаком.
В тот же день состоялся банкет в «узком кругу». Вот как об этом пишет Сахаров в своих «Воспоминаниях»:
«…Вечером 22 ноября военный руководитель испытаний М. И. Неделин пригласил руководящих работников обоих объектов, министерства, полигона, вооруженных сил к себе на банкет в узком кругу по случаю удачного испытания. Неделин был главнокомандующим ракетными войсками СССР, во время войны командовал артиллерией многих фронтов, возможно, какое-то время был главнокомандующим артиллерией. Это был плотный коренастый человек с обычно негромким голосом, но с уверенными, не терпящими возражений интонациями. Производил впечатление человека очень не глупого, энергичного и знающего. Говорили, что в войну он был хорошим командиром, имел большие заслуги.