Борьба на Юге. Жаркое лето и зима 1918

Регулярное получение с Украины военного имущества, дало возможность Донскому командованию наладить правильное снабжение действующих войск боевыми припасами. Кроме того, обеспечило ими формируемую Постоянную армию, а главное, вселило уверенность начальникам и казакам в конечный успех борьбы с большевиками. Казаки безропотно переносили лишения боевой жизни и бодро смотрели в будущее. Мы не говорим, не пробуем, мы просто делаем. Шаг за шагом казачьи части продвигались вперед, постепенно освобождая область копьем гнева и мечем расплаты от кровожадных красногвардейских банд. Колесо Фортуны завертелось в обратную сторону. Успех окрылял, и все пошло по накатанному пути.

Но такая идиллия продолжалась недолго, всего недели три или даже четыре. Снабжение нас боевыми припасами шло беспрепятственно вплоть до июня месяца. В конце же этого месяца у немцев произошла какая-то заминка в снабжении нас боевыми припасами, словно на наши с ними взаимоотношения неожиданно набежала черная тучка. Скоро мы выяснили причину этого. Оказалось, кем-то (интересно кем? нетрудно догадаться) были пущены дикие и невероятные слухи, будто бы чехословаки заняли Саратов, Царицын и Астрахань и таким образом на юге образовался "восточный фронт" против немцев.

Все ложь — ближе Самары чехословаки не доходили, а Самара намного ближе к Казани, чем к нам. В мае Троцкий велел разоружить чехословаков. О чем он думал тогда, неизвестно, но сорок тысяч штыков — это Вам не толстые тетки-ударницы у Зимнего дворца, с которыми он раньше имел дело. Чехословаки доказали это глупому красному главкомверху мгновенно. Захвачены западный Транссиб, Урал. К чехословакам примкнули все недовольные — совдепы нажили много врагов. Пала Самара, где мгновенно образовался Комуч, создается Поволжская народная армия. Командует ею энергичный и решительный полковник Каппель. Армия заняла Казань, переправилась через Волгу, захватила Верхний и Нижний Услоны. Это плацдарм в сердце красной России.

Впрочем, нам для беды хватило и этих сплетен. Слухи были подхвачены, муссированы в обществе и в конце концов докатились до своего адресата — до немцев. Естественно наше снабжение сразу же прекратилось, нам перекрыли кислород. Последствия, что и говорить, удручающие. Теперь большевики могут брать нас голыми руками (вернее все наоборот, вооруженными). Это, конечно, был удар под дых лично Атаману Краснову, но до таких мелочей нашим думным оппозиционерам, скооперировшим в свой состав всяких мутных личностей, которые всячески ставили палки в колеса, снисходить было, что называется, западло: главное, что сами они политически правильно ориентированы. Излишне ярко вспыхнувшую звезду Атаманского дарования начинали торопливо гасить.

Чувство уязвленного самолюбия, личная обида, зависть, злоба и месть к главе войска Донского и ближайшему его окружению, явились камнями, положенными в основание этого предательства интересов Дона. Эти эмоции сильно поддерживал и воодушевлял бывший Походный Атаман П. X. Попов, не лишенный мании величия, со своими топающими ногами помощниками, генералами: Сидориным, Семилетовым, и полковниками: Гущиным, А. Бабкиным, Гнилорыбовым, И. Быкадоровым и другими участниками "Степного похода", вылетевшими с занимаемых должностей в связи с полным служебным несоответствием, и теперь рвавшими одеяла на себя. Их действия были подобно медленному яду.

Они считали себя, после расформирования нами партизанских отрядов, так или иначе обойденными или обиженными. Дело в том, что их ставка на генерала П. X. Попова, как будущего Донского Атамана, борющегося за выигрыш высокого звания первого парня на деревне без второго тура, в мае месяце 1918 года оказалась битой и все расчеты нарушенными. Избрание генерала Краснова Донским Атаманом не отвечало их чаяниям и сильно их озлобило. «Тутэйшим» такой расклад, конечно, не нравился, они злобно бурчали, и очень и очень осторожно начинали нам всячески вредить.

Любой, кому хотя бы раз в жизни доводилось работать на производстве, подтвердит: смена менеджмента легко не проходит, даже если новое руководство преисполнено самых лучших побуждений. Так происходило и тут. Работать на скромных постах, в соответствии с их знаниями и способностями, наши оппозиционеры не захотели, капризно требуя сладких печенек. Вместо честного труда, эти люди стали всячески будировать в обществе, мутить казаков и применять всевозможные средства и способы, лишь бы свалить Атамана Краснова, стоявшего на пути к осуществлению ими их корыстных, личных целей. И все они лишь подливали масла в огонь разногласий. Впрочем, в наши дни нож в спину превратился в самый естественный способ для смены власти.

Достаточно назвать хотя бы только двух гнусных донских генералов, лидеров радикалов, Сидорина и Семилетова. Эти генералы достаточно ярко запятнали на Дону свои новенькие генеральские погоны дерьмом. Довольно красноречив тот случай, когда они, проявляя живость своего подленького характера, нагло обманув начальника Донской флотилии, получили от него казенный пароход и с группой офицеров своих единомышленников и бездельников, вместо службы в рядах воюющей Донской армии, совершали своеобразную речную прогулку по Дону. Круиз! Останавливаясь в станицах, диссиденты вели беззастенчивую и опасную для дела агитацию против главы Донской власти — Атамана, генерала Краснова.

Своей демагогией и клеветой они смущали душу рядового казака и сеяли семя внутреннего раздора. К счастью, эта развеселая поездка продолжалась недолго. Затея не выгорела. В одной из ближайших станиц к Новочеркасску, на их выступлении станичники, выслушав из уст предателей предложения о горе пряников, в абсолютном большинстве не купились на щедрые посулы, и встретили генералов-дезертиров с негодованием и даже враждебно. В дело вмешалась местная станичная власть, к авантюрам не склонная и вполне нам лояльная, телеграфно запросившая донское командование, как поступить с самозваными агитаторами, подстрекающими казаков к неповиновению существующей законной Донской власти. Нами было приказано такую дурную инициативу, естественно, пресечь в корне и жестко, буянов немедленно арестовать и доставить в Новочеркасск.

К сожалению, Донской Атаман, против воли Донского командования, счел возможным ограничиться лишь применением к ним лишь дисциплинарного взыскания и в назидание другим — отдачей приказа Войску; в котором деяния этих генералов были классифицированы, как недостойные высокого звания офицера, а тем более генерала. А зря. Тот пес, что укусит хозяина, не должен удивляться, когда нож перережет ему горло. Время слабости не прощало.

Отбыв наказание, названные генералы, в скором времени, сочли за благо упаковать чемоданы и перекочевали в ставку Добровольческой армии. А затем начался сплошной Болливуд! Там их встретили, как героев. К ним проявили особенное внимание и ласку, окружив ореолом мучеников. Восторга было море.

Видимо, с целью еще большей демонстрации против законной Донской власти, и чтобы ярче подчеркнуть, как Добровольческое командование умеет ценить донских дезертиров, им были предоставлены даже какие-то никчемные должности. Генерал Сидорин, состриг свою порцию купонов, заняв при главнокомандующем Добровольческой армии должность вроде генерала для поручений и ближайшего доверенного осведомителя о Доне. Это было столь "престижно", что эта должность быстро стала его прозвищем: "Осведомитель". Неугомонный генерал Семилетов, тупая горилла для которой и чина прапорщика слишком много, начал формировать "Донской партизанский отряд" из охотников донских казаков. И это в то время, когда на Дону было принудительно мобилизовано около 30 возрастов, то есть на фронте воевало почти все мужское население.