Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Борьба незримая (Книга 2)
Шрифт:

– Второе: товарищем Троцким разработан план по усилению обороноспособности Петрограда, в котором решающая роль отводится также нам, работникам Чека. Тут многие слышали про особые отряды, для тех, кто не слышал: кольцо обороны Петрограда должно быть охвачено изнутри другим, укрепляющим первое, кольцом - оно будет состоять из работников Чека, задачей которых будет не борьба с врагом, а создание невозможности отступления для колеблющихся. Защищающие Питер должны знать, что тех, кто побежит, встретит неминуемая смерть. Не далее чем послезавтра части Чека должны быть распределены по частям обороны. Ответственный - товарищ Валентинов. По заводам в ближайшую ночь - товарищи Блюмкин и... Абардышев.

Последнее было неожиданным. По еврейскому

нервному лицу повернувшегося к Ольке Ананьева пробежала одобрительная улыбка. Олька, посерьезнев в лице, крепко пожал в темноте несколько молча протянутых рук. Он чувствовал, что неожиданное назначение не вызвало возражений, чувствовал, что возложенная на него ответственность молчаливо одобрена.

Ольку Абардышева любили в ЧК. И хорошее происхождение, и образованность, и барственные манеры - все, что не простилось бы никому другому, ставилось Ольке чуть ли не в заслугу. Олька небрежно покорял товарищей по работе в ЧК, как и покоряет обыкновенно плебеев аристократ, разделяющий их интересы, В этом сказывалась извечная плебейская потребность восхищаться вышестоящим существом. Олька показался в эту встречу Сереже толстовским Афанасием Вяземским. Так или иначе, этот новый Вяземский чувствовал себя среди опричников нового времени как рыба в воде.

– Что это еще, мать его, за князь такой - Серебряный?

– Эй, товарищ Абардышев!

Олька приостановился на площадке широкой лестницы.

– Ну?

– Ты у нас вроде как "спец" по голубым кровям?

– Вроде как.

– Тогда скажи, что это за князь такой - Серебряный?

– Князь Серебряный? Это книга так называется.

– Какая к ... матери книга? Под Смоленском князь Серебряный орудует, падла белая. Взял его на прошлой неделе.

– А тебе, Осьмаков, других делов нет, кроме Смоленска? Нехай Москва думает, кто его там взял, у нас свой Юденич, матерь его!

– Да я смоленский...

– Товарищи, товарищи!
– разговаривающих нагнал спускающийся в толпе Ананьев.
– В корне неправильная постановка вопроса! Товарищ Ленин неоднократно предупреждал о недопустимости петроградского сепаратизма. Помимо нашего фронта, существует еще и общий фронт, поэтому даже сейчас, когда Петроград в такой опасности, мы все равно должны думать о положении на других фронтах... Кстати, Абардышев, по поводу ордеров ко мне завтра зайди, ты хотел. Как раз будут.

Зайду! Динка, езжай с Володькой - я пешком.

Ольке действительно хотелось пройтись, но только очутившись на ночной, по-летнему светлой улице, он почувствовал, насколько сильно ему этого хочется... Иногда с ним случалось так, что усталость бессонных ночей и напряженных дней, усталость, загнанная куда-то внутрь, забиваемая курением и распиванием кипятка и обычно не замечаемая, неожиданно давала себя знать.

Олька любил летние ночи, светло-пустынную волнующую безлюдность улиц... Тот, другой человек - человек, который любил участвовать в расстрелах и орать скабрезные стихи на пьянках, мчаться в грохочущей по темным зимним улицам машине на рискованные операции, - в такие минуты куда-то отступал, и мысли растворялись в неожиданно обретенной ясной прозрачности белой ночи.

"А любопытный псевдоним - князь Серебряный. Этот беляк, должно быть, большой любитель Толстого. С намеком - псевдоним... Опричнина - мы. А что, разве Грозный был не прав? А Сережка тоже всегда обожал Толстого... Еще тот отрывок, который он наизусть читал... "Не сравнять крутых гор со пригорками, не расти двум колосьям в уровень, не бывать на Руси без боярщины!" Так, кажется... Стой, стой!"

Олька резко остановился.

"Нет! Не может быть!"

– Твою мать!!

"Говорили о каком-то офицерике из штаба Юденича, который как-то очень лихо сбежал из Чека. Но полез бы он тогда ко мне? А разве такое не в его духе? "К Петерсу". Перчаточки. А тот жест, когда явно хотел закурить, полез в карман, как только за куревом лезут... И почему-то передумал.

Адрес!

Что же он мог там написать?"

Олька знал уже, впрочем, примерное содержание записки.

35

Ночные коридоры Чрезвычайки были пусты... Петерс медленно шел из опустевшего зала в свой кабинет. Возвращаться домой уже не имело смысла: час-другой вздремнуть на кожаном диване в углу - и браться за дела... Спросить у дежурного кипяточку? Да нет, черт с ним. Спать. Обе операции, во всяком случае, проведут оперативно... И хорошая мысль - дать в помощь Блюмкину Абардышева. Без большого простора для инициативы такой начнет взбрыкивать, а так он надежен, очень надежен... С утра - созвониться с Зиновьевым... Затея с минированием в ... душу мать... Какого ... минировать город - его просто нельзя сдавать... Нет, Сталин, не Зиновьев, а Сталин гнет верную линию против циковского сепаратизма... Ладно, своих на это не давать... Пусть кем хочет минирует, трепло... Ладно, спать... Спать...

Зампред швырнул пиджак на диван.

А если еще попробовать соединиться с Красной Горкой?

– Алло!! Красную Горку!

Шумы в трубке.

– Тамошняя телефонная станция не отвечает... Сейчас! Кажется, начали...

Совсем вдали:

– Красная Горка.

– Красногорскую Чека!

– Говорите!

– Алло?

– Артемьева!

– Подойти не может - взят под арест!
– перекрывая телефонные шумы, бодро отчеканил чей-то энергический голос.

– На каком основании?! Кто у аппарата?

– А на проводе кто?

– Мать твою... Петерс на проводе! Что вы все там... что ли?! Почему была прервана связь?

– Связь-то? Да бои на территории шли, вот и нарушилась!
– весело и охотно прокричал в трубку собеседник.

– Тьфу ты! Порядок навели?!

– Еще как навели-то, Яша, спи спокойненько! И как это я тебя, голуба-душа, сразу не признал? Да и ты хорош, мог бы и вспомнить, как ручку жал...

– Кто у аппарата, я спрашиваю?!

– Граф Зубов у аппарата.
– Голос неожиданно сделался ближе и отчетливее, и в его откровенно жизнерадостных интонациях проступило петербургски изысканное проскальзывание буквы "р".
– А теперь, Яша, слушай и на ус наматывай. Относительно той части гарнизона, которая осталась на территории форта...

– Что?!

– Je veux dire23, кого рыбы не стрескали. Et bien, комендант форта поручик Неклюдов приказывает органам Чеки и частям Красной армии оставить Петроград к завтрашнему утру. В случае неповиновения будут расстреляны триста пятьдесят коммунистов и командиров, находящихся в наших руках. Мы их покуда в док согнали, чтоб пейзажу не портили. Et bien - Питер возьмем, пленных из коммунистов брать не будем! Обожди-ка минутку...
– Петерс расслышал, как где-то далеко, на другом конце провода, собеседник поднял трубку другого телефонного аппарата.
– У аппарата! А, Неклюдов! А я тут как раз твои пожелания в питерскую Чеку передаю... Что? Не слышу? А, конечно, не выполнят! Но .не суть - главное, чтоб в штаны наложили! Ну!
– В аппарате послышался смех, и на мгновение раньше, чем собеседник перехватил прежнюю трубку, Петерс вспомнил широкоплечую и могучую фигуру и красивое наглой, веселой красотой лицо московского анархиста. "Можешь попросту Графом, как меня свои кличут".
– Так о чем я, бишь? Из коммунистов пленных брать не будем, из комиссаров - само собой. Так что au revoire, товарищ Петерс, до скорого! Приветы и поцелуи!

В трубке загудел отбой.

Услышав этот гудок, Олька Абардышев вдребезги разбил бы телефонный аппарат. Яков Блюмкин помчался бы с маузером вымещать ярость в подвалах. Но Петерсу сослужили службу присущий ему флегматический, нечувствительный к унижению темперамент и основательная усталость: зампред остался спокойным.

"Социалистическое отечество в опасности!" - раздраженно подумал он. Как будто кто и без него этого не знает!.."

А поспать не придется.

– Смольный! Сталина!

Поделиться с друзьями: