Борьба с членсом

И вдруг пелена туч в каком-то одном месте мгновенно разошлась, прямо-таки разрываясь, и в ее разрыве вспыхнул неизвестно откуда берущийся резкий желтый луч, который был ярче так и продолжающего тускло сиять казуара, отчетливее линии берега пруда, возле которого замер Доба и очевидней всего обыкновенного ежедневного красноватого мира, каждое утро предстоящего трехглазому взору любого из солнышек, луч ударил в центр пруда, прошив его до дна, словно гигантская сверкающая небесная спица; все вокруг

зажглось неизвестной желтизной и непонятной яркостью; Доба тут же выдернул свой зеленый щуп из воды, как будто боясь загореться, и все солнышки вздрогнули и словно от чего-то очнулись.

Доба в испуге закрыл глаза, и тут же луч погас. Некоторое время ничего не происходило.

— Что это? — выстрекотал Карбуня, пытаясь как-то приподняться над почвой на своих щупах.

Все молчали, и всё молчало повсюду. Луч возник опять, став теперь из желтого огненно-рыжим, затем вновь пропал и обернулся стремящейся вниз из-за туч ярчайшей белой точкой, окруженной радужным пульсирующим ореолом. Теперь уже все солнышки оставили свои пустые занятия и мысли и ошарашенно смотрели верх, не в силах поверить в происходящее и ощущая мгновенно нарастающий, неведомый ранее, ужас. Сплюйль немедленно пришел в состояние какой-то страшной, совершенной ясности, как и все остальные — балдеюие, жрущие и высыхающие; попытался что-то застрекотать, но у него ничего не получилось — его как будто парализовало, как, впрочем, и всех. И эта стремительно приближающаяся точка снова вдарила вниз своим невероятно прямым жёстким лучом, угодив точно в центр одного из оцепеневших от происходящего солнышек, тот вспыхнул красно-бурым языкастым пламенем м сразу же полностью сгорел, превратившись в грязно-белый пепел.

— Ооо… — как-то ухитрился выстрекотать Сплюйль.

Яркая точка приближалась; ореол ее сверкал; и постепенно становились видны очертания сияющего голубым светом существа, не походящего ни на что существующее на солнышке, — существо и былоо этой точкой. именно от него исходил этот ореол, переливающийся радугой, и именно оно испускало тот страшный луч, только что испепеливший несчастного бзымянного солнышку!

Раздался нестерпимый свист, и существо, коснувшись почвы, встало во весь свой огромный рост рядом со рваным трупом Шира, так и лежащим на том же самом месте, где тот недавно лопнул. Ореол погас; теперь все могли видеть это существо, возвышающеесянад всеми солнышками на двух совершенно прямых твердых щупах, с двумя другими тонкими щупами, поднятыми вверх и оканчивающимися кисточками из шести розоватых тоненьких отросточков. Существо было вертикальным — перпендикулярным поверхности! Между двумя верхними щупами, на какой-то белой широкой подпорке у него располагался розово-белый небольшой вытянутый шар, на одной стороне которого помещались красный рот, два торжественно-властных черных глаза и какая-то острая розовая выпуклость, напоминающая невиданный доселе клюв. прямо к самой макушке этого шара, покрытой множеством мелких черных стебельков, сходились два ярких желтых луча, другими концами теряющихся в небе. И тут тучи, пропустившие ранее страшный жёлтый луч, сомкнулись вновь, а существо выставило один свой нижний щуп вперед.

— Я!!! — рявкнуло это существо, очевидно желая так и не дать никакой возможности бедным солнышкам хотя бы немного осознать и переварить уже улицезренное и услышанное и безостановочно творить дальше свои страшные чудеса и эффекты.

— Я!!! — повторило оно еще громче, и все поняли, что означает этот короткий жутковатый звук, хотя и не имели никакого представления о языке, на котором это существо общалось.

— Я пришел к вам, пыль миров, придурки почв! Восстаньте, ибо приблизилось царствие чудесное! Новое грядет, новое уже наступило, будет лишь новое отныне!

Существо помолчало, осмотрев слушающих его солнышек, которые понимали все, что оно говорило.

— Довольно вы копошились в красноватом дерьме своего убогого мирка, достаточно вы ползали и жрали! Я — не то, что вы думаете, но за мной идет другой, который даст вам и интерес и цель! Вот так-то! Хватит ползать, вы будете ходить; хватит стрекотать, вы будете говорить! Я создам вас, я вас назову, а тот, кто идет за мной, отправит вас и в битву и в высь!! Вы желаете знать. как меня звать?!

— Да! — вдруг неожиданно для самих себя прострекотали солнышки.

— Слад!! Слад!!

И тут солнышки вдруг подняли вверх часть своих щупов и громко ими зааплодировали.

26

Итак, Слад воцарился на Солнышке, развернув бешеную преобразовательную деятельность, которая моментально изменила буквально все — и жизнь, и своеобразие, и цель, и бессмыслие — на этой планете, будто бы перст Творца, или, наоборот, дух борьбы, онпереоборудовал здешнюю реальность и самый неуловимый, но стойкий вкус ее, открыв горизонт неких далей, ставших теперь явными в своем истинном существовании для закосневших в собственной чрезмерности бытийственного примитива солнышек. Они воспряли, но многие не пережили этой давно желанной новизны и небесной подлинности, сбежали на обратную сторону Солнышка, чтобы продолжать там старую жизнь и сгинули там, в конце концов, наверное, высохнув, как и полагалось делать раньше. Остальные, ошарашившись, но очаровавшись, остались и следовали за Сладом, пытаясь выполнять его призывы, указы и проповеди. Слад, конечно же, знал, чего он хочет и что ему нужно, и для чего, — для остальных же сие было неведомо и страшно. Тем не менее, они отдали ему себя, вцепившисьв него, как брошенные на произвол рока слепцы, ухватившиеся за непонятно откуда взявшегося поводыря, который мог повести их и на жертвенное заклание, и в сияющий рай. Вначале Слад учил их не ползать, а ходить. Тогда, первым же утром после своего прибытия, он собрал их всех, громко проорав что-то невразумительное, и вышел к продолжающей изумляться, тут же собравшейся солнышковой толпе, вновь подняв свои верхние щупы, как будто хотел поймать что-то в небе, или призвать кого-то еще из космоса.

— Кто ты? — осмелился прострекотать ему Сплюйль.

— Я же сказал: я — Слад! — слобно ответствовал Слад. — Кончать вопросы! Если я говорю, то вы молчите, а когда можно будет спрашивать, я вам сообщу! Если не нравится — уходите, а если уж остаетесь, то внимайте и не выпендривайтесь. Не мир я вам принес, а луч, а если кто-то не понял, я быстренько его сожгу, как я сжег одного из вас при посадке…

— Ууууу!! — испуганно застрекотали солнышки.

— Молчать! Тьфу! Я — Слад; я шутить не люблю, ха-ха!

— Пошел ты! — стрекотнул Доба.

Резкий луч немедленно ударил в него, воспламеняя: через миг Доба превратился в грязно-белый пепел.

Солнышки инстинктивно отпрянули назад.

— Так будет со всеми, кто выпендривается мне в лицо! — самодовольно выкрикнул Слад. — Блаженны тупые, ибо они не выпендриваются! Впрочем, все вы тут тупые. Но такого я не допущу! Не нравится — уходите!

Солнышки развернулись и как можно быстрее уползли, все время страшась, что их настигнет безжалостный луч. Но ничего не произошло; Слад с грустью смотрел на их бегство, затем как-то шумно дунул, и появился рядом с ним некий белый кубический предмет, достаточно большой и непрозрачный; Слад скрылся в нем.

Охреневшие от всего этого солнышки, отползя на достаточное расстояние, остались все в куче и не говорили друг другу ничего, поскольку все происходящее было чудовищным и непонятным. Почти все тогда употребили большую дозу почвы и вяло блаженствовали, не зная, что же делать дальше.

Но дальнейшее не принесло облегчения и возврата к привычной скуке: Слад все еще был здесь. Тогда-то и некоторая кучка их, отчасти заинтересовавшись, а отчасти и устав от сладкого почвенного бездумья, потянулась к страшному и странному белому кубу, в котором терпеливо пребывал ждущий их небесный пришелец. Они встали поодаль, ничего не делая и ожидая, и наконец появился Слад с поднятыми вверх двумя своими отростками и радостно постанывая.

— Луч вам! — сообщил он немедленно, как-то на миг воссияв.
–

— Да будет новое, да сгинет прежнее, да зажжется настоящее, да возгорится будущее!

Солнышки затрепетали, но остались на своих местах.

— Вы будете не ползать, но ходить, вы будете говорить, вы будете работать и… Впрочем, об этом потом. За мной идет другой, ну, а пока я здесь, старайтесь подняться над собой, чтоб почуять свой вес!!!

Слад расхохотался, опустив свои верхние щупы.

— Вначале: никакой почвы! Точнее, никакой убаюкивающей, удебиливающей, уносящей вдаль, усыпляющей, оцепеняющей почвы! Иначе — луч! Я говорю, я — Слад!

— Но нам надо есть… — вдруг произнес некто на языке Слада и тут же чуть не свихнулся от неожиданности этого произнесения.

— Почву вашу дам вам, сама почва — вон — ничего не жрет, и все хорошо. И вы не заботьтесь, да вы и не заботитесь. Так вот, надо, надо заботиться!! Будете приучаться кушать воздух, или вообще вакуум… Но это потом. А ты — молодец, уже говоришь. Вы все будете говорить! И ходить! А ну-ка, подползи сюда! Ты, ты!

Слад властно указал на солнышку, который только что обращался к нему. Тот медленно приполз, дрожа.