Борьба вопросов. Идеология и психоистория. Русское и мировое измерения
Шрифт:
Так и хочется спросить гражданина Фурсенко: ну что, Вы довольны? Готовы спеть «I’ve gota wonderful feeling / Everything’s going my way»? Вряд ли понимал Фурсенко тогда, когда ляпнул, и вряд ли дошло до него сейчас, что, по сути, упором на потребление он и ему подобные готовили могильщиков режима. Как? Очень просто. Потреблятство – это прорва, у него нет пределов и ограничений, хочется всё больше и нового, причём такого, что уже имеют рекламирующие в инстаграмах и видеоблогах детки «илитки». Поставить барьер на пути «престижного» потребления, показав его суету и тщету, могут идеалистические ценности, патриотизм, умение рационально и логически мыслить, высокий уровень образованности. Но учили-то совсем другому. А социально-экономическая ситуация такова, что возможности роста уровня потребления и социальных лифтов его обеспечивающих,
Узость мышления, неумение считать варианты более, чем на ход вперёд – вот что губит тех, кто по случаю, дуриком дорвался до власти, кого вынесло, а не привели, готовя заранее. Поэтому нередко нувориши от власти, эти «припадочные люди» («припадок» на русском языке XVIII в. – это «случай»; «припадочный человек» – «случайный человек») будят такое лихо, о существовании которого не знают – не положено, а если бы им даже сообщили, то не поверили бы в силу гешефтно-коммерческого и вульгарно-материалистического понимания жизни. Ведь как одномерные существа воспринимают шар? Как точку или, в лучшем случае, как несколько точек. И всё.
В советские времена руководители страны имели неосторожность вписать в принятую на XXII съезде КПСС (1961 г.) фразу о том, что одна из главных задач КПСС – способствовать удовлетворению растущих материальных потребностей советских граждан. Дело даже не в том, что это – не задача КПСС, а в лучшем случае – правительства. Дело в том, что, во-первых, КПСС «на одну доску» с высокими идеалистическими и стратегическими целями поставила повседневно-материальные, бытовые задачи, резко снижая планку. Во-вторых, создать социалистический вариант общества потребления в тех условиях было практически невозможно – а вот свои растущие (и ещё как!) материальные потребности верхушка советского общества вполне удовлетворяла, в том числе на Западе. И население это видело и знало, что и стало одним из факторов подрыва легитимности Системы.
В РФ в течение четверти века растили людей, ориентированных на потребление, а не на высокое. И теперь та часть молодёжи, которая это усвоила, впитала, предъявляет власти свои потреблятские претензии. А негодяи это активно используют. В сложном положении оказалась власть: без идеологии, без образа будущего, без решения русского вопроса, с массой недовольных. Кто недоволен? Вульгарно-материалистическая часть общества, которая недопотребила. Та часть общества, особенно молодёжь, которой вопреки потреблятству, «за державу обидно» и которую неравенство бесит в принципе (отсюда – поворот в сторону Сталина и его эпохи, которая стремилась к социальному равенству, эпохи внешнеполитического могущества и побед и социального равенства). Та часть «илитки», которая готова замириться с Западом на любых условиях.
Прекрасно известно, что смертельная опасность для любого режима – это не просто улица, а её соединение с частью элиты, а этой последней – с внешними силами. Франция в 1789-м, Россия в 1917-м и СССР в 1989-1991 годах продемонстрировали это со всей ясностью. Это – вдвойне опасность для без- (и вне-) идеологичной власти, и рассчитывать на силовое решение вопроса, на диковатые дивизии с гор – ошибка. События нашей истории показывают: при первой же крови силовые структуры останавливаются – они парализуются страхом перед ответственностью. О диких дивизиях – помогла одна такая Николаю II?
II
Разумеется, идеология не может решить все проблемы, но она может наметить пути их решения, ясно указать цель и средства её достижения. Именно поэтому в истории борьба идей, борьба вопросов всегда играла важнейшую роль – вопросов о сути бытия, о добре и зле, о справедливости и справедливом устройстве общества. С оформлением в первой половине XIX в. идеологии как особого феномена, особой формы организации идей по-новому развернулась борьба за будущее. На вопросы о сути и путях его достижения разные ответы давали консерватизм, либерализм и марксизм. Последний, на мой взгляд, наиболее интересен, поскольку, в отличие от либерализма и консерватизма, представляет собой ещё и научную программу. В основе этой программы лежит теория Маркса,
вовсе не тождественная марксизму, над развитием (и «развитием») которого поработали и Энгельс, и Каутский, и советские вульгаризаторы вкупе с западными.При всём отличии марксизма и либерализма у них было нечто общее, в частности – вера в прогресс и обусловленный этой верой взгляд на незападные общества, будь то Россия, Индия или Китай. Достаточно пробежать статью Маркса «Британское владычество в Индии», чтобы уяснить: это – панегирик буржуазии и буржуазному строю. В то же время, оказавшись соучастником властно-идейной (в фукоистском смысле savoir-pouvoir, т.е. власть-знание, властезнание) операции «прогресс», Маркс своими наработками об «азиатском» способе производства (АСП) заложил мину замедленного действия под реализацию другой операции западного власть-знания – под «ориентализм».
В России XIX в. главными вопросами, по поводу которых кипели страсти и велась борьба, были «что делать» и «кто виноват?». Ну и, разумеется, «что такое Россия?» (вариант: «что такое русская душа?»). Эти споры вела российская интеллигенция – слой весьма специфический, комбинировавший крайний социальный нарциссизм с социальными же комплексами неполноценности.
Призывавшая революцию российская интеллигенция была этой революцией раздавлена. В советском обществе нишу, эквивалентную интеллигенции, заняла «советская интеллигенция» – могильщик российской, косящий под её наследника. Как и определённая часть российской интеллигенции, определённая часть совинтеллигенции, мягко говоря, не любила советскую власть (именовала её «Софьей Власьевной»), с руки которой и кормилась. В перестройку значительная часть этого слоя активно призывала к разрушению социализма и оказалась погребена под его развалинами. Правда, погребены оказались не все, очень небольшой процент пошёл в обслугу новых хозяев, превратившись в «культур-буржуазию», точнее, в «культур-мультур-буржуазию», в эдаких плохишей от интеллектухи при новых буржуинах. Ну а многие «борцы с тоталитаризмом» вылетели в маргиналы, как говорится, «за что боролись…».
После 1991 г. довольно быстро выяснилось, что мир «прогрессоров», которых воспели любимцы либеральной совинтеллигенции Стругацкие, обернулся ликом гайдаро-чубайсо-ельцинских регрессоров, а их прогресс – мерилом регресса и упадка России: привет «Полдню XXII века». Нынешняя «идейная» ситуация весьма специфична – она зеркально отражает социальную ситуацию, и «неча на зеркало пенять, коли рожа крива». Новые системы идей не возникают в кабинетах – они там в лучшем случае оформляются, а возгорают они из пламени социальных битв, как это происходило с возникновением христианства в первые века н.э. и феномена идеологии в «эпоху революций» 1789-1848 гг.
III
Настоящий сборник посвящён острым идеологическим вопросам Современности как эпохи (1789-1991 гг.) и наших дней. Практически все они так или иначе относятся к сфере психоисторической борьбы, психоистории. Сборник открывается книгой и закрывается книгой. Одна из них – о Марксе и марксизме – написана почти два десятилетия назад; другую я подготовил специально для настоящего сборника в июле сего года. Между двумя книгами – 14 статей, написанных в различное время. Их и обе книги можно сгруппировать в пять блоков: идеология; наука; образование; интеллигенция и интеллектуалы; проблемы русской истории (Российская империя, СССР, РФ) сквозь призму идеологии и борьбы идей – идеология и борьба идей сквозь русскую призму.
Если говорить о работах, написанных ранее, то могу сказать: кое-что я переосмыслил, есть вещи, на которые я смотрю иначе и сегодня написал бы о них по-другому. Однако, я не стал ничего менять в текстах. Во-первых, почти все переосмысления (переосмысленности) не носят или почти не носят радикального характера. Во-вторых, читателю предоставляется возможность самому продумать возможные продолжения на манер разбора шахматных партий. «Итак, Сизиф, марш снова в Гору» – так любил говорить мой незабвенный учитель Владимир Васильевич Крылов, предлагая мне решить очередную задачу в области социальной теории. Приглашаю и читателя «посизифствовать» вместе со мной – а вдруг мы выскочим из сизифовой ловушки «проклятых вопросов»? Должны выскочить. Как говорил главный герой фильма «В бой идут одни старики»: «Не могём, а м'oгем». В любом случае нам не честь-похвала пасовать перед «проклятыми вопросами» и уклоняться от борьбы с ними и за них.