Борьба за жизнь

— Ах, мерзавка! — вопил он. — Сажаешь невиновных, спаиваешь и упекаешь в психушку честных людей! Вот тебе, получай, вот, вот…

Мели выплевывала кровь и выбитые зубы и звала на помощь. Двое из зрителей решили наконец вмешаться, но тут подошли ажаны. Они грубо схватили нападавшего, подняли его и отвесили несколько оплеух, чтобы привести в чувство.

— Не отпускайте ее! — кричал художник. — Это преступница!

Обоих отвели к комиссару полиции. Дени хромал, Мели едва тащилась, держась за полицейских.

— Как вам не стыдно, довели женщину до такого состояния. — Комиссар был суров. — Так поступают только трусы.

— Знаю, господин комиссар, но у меня счеты к этой ведьме, сам Господь Бог меня бы не осудил. Когда узнаете, что она сделала, поймете, — оправдывался художник.

Дени коротко рассказал всю историю — кто такая Мели, как приговорили невинного Поля, как подозревали его самого, потому что он приходил к Полю на работу: сказал, что уже побывал у следователя и оправдался.

— Отведите нас обоих к следователю, — просил Дени комиссара, — но только не отпускайте эту женщину, за ней большой долг.

На следующий день Мели по приказу прокурора Республики была посажена за решетку, а через три дня вызвана на допрос.

Если бы, признав, что была сообщницей Виктора, Мели подтвердила невиновность Поля, того бы реабилитировали. Певица не захотела. Она придумала целую историю о том, как Поль и его отец заставили ее, бедняжку, украсть чеки. Следователь был тот же самый, что год назад вел дело Поля. У него и тогда уже были подозрения относительно Дени, а отсутствие того, казалось, их подтверждало.

«Ну, теперь все трое у меня в мешке!» — радовался он. И велел арестовать Дени. Растерянный, разъяренный художник клокотал гневом против бывшей любовницы. Он рассказал следователю все, что знал. На каждом допросе он повторял:

— Она признается! Негодяйка скажет правду, вот увидите, господин следователь! Истина восторжествует!

ГЛАВА 34 ВОЕННЫЙ СОВЕТ

В Париже разворачивались описанные события, а в девственном лесу Гвианы голландский офицер конвоировал троих беглецов-французов.

Благодаря оказанной помощи Марьетта, Поль и Майпури пришли в себя. Но они были слишком слабы, чтобы идти, и бригадир Розенталь, человек совсем не злой, решил пленников нести. Их уложили в гамаки, просунули через края гамаков шесты, шесты водрузили на плечи носильщиков, по два на гамак, и отряд двинулся к Марони. Через два дня пути остановились на берегу реки. На воде покачивалась лодка, на которой приплыли голландские солдаты с поста Альбины. Невдалеке разбила лагерь группа индейцев галиби [166] под водительством старого Вемпи. Их большая пирога [167] , классическое индейское средство передвижения по воде, была привязана к стволу дерева рядом с лодкой голландцев. За пирогой плавала какая-то темная масса, из нее торчала двухметровая стрела.

166

Галиби — одно из индейских племен.

167

Пирога — лодка, выдолбленная или выжженная из целого ствола дерева.

Поль и Майпури подошли поближе. Стоявший рядом Розенталь кивнул в сторону пироги:

— Смотрите, вам посчастливилось больше, чем ему. Этот беглец наткнулся на индейцев Вемпи, и в его ребра вонзилась стрела с ядом кураре. На шею бедняге накинули лиану, привязали к пироге, и будьте добры в Сен-Лоран! Ведь труп легче транспортировать, чем живого, — его не нужно кормить. Вы живы, а это немало! И потому никогда не знаешь, что ждет тебя впереди, — философски заключил бригадир.

У Майпури и Поля одновременно вырвался крик изумления — привязанный лианой труп, в груди которого торчала отравленная стрела, был останками Виктора!

Узнав об их побеге, Виктор тоже решил бежать, но попал в лапы к краснокожим, которые убили бывшего парижского сутенера, как дикого зверя!

Отряд Розенталя погрузился в лодку. Отчалили. Впереди шла лодка, за ней — пирога со своим ужасным трофеем. В Сен-Лоран прибыли этим же вечером.

Наших друзей заключили каждого в одиночную камеру, а Марьетту поместили в женское отделение, находившееся под опекой монахинь из Сен-Жозеф-де-Клюни. При прощании, которое могло оказаться для влюбленных последним, до того момента хорошо державшаяся Марьетта впала в отчаяние.

— Прощай, Поль, прощай, любовь моя, мы так и умрем на каторге и никогда не будем вместе! — Девушка почти не могла говорить.

— Надейся на лучшее, дорогая, может быть, судьба смилуется над нами. — Поль тоже с трудом держал себя в руках.

Заключение продлилось неделю. Кормили плохо, но силы беглецов все же восстановились.

Ждали военного совета.

Перед советом Поля и Марьетту посетил доктор Шарле.

Обвиняемым полагается защитник, обычно назначают кого-либо из офицеров гарнизона. Доктор Шарле выразил желание взять на себя эту миссию. Ему разрешили. Доктор считал своим долгом попытаться помочь юным протеже. Увидев военного врача, Поль заплакал от радости и поцеловал ему руку.

— О, господин доктор! Скольким я вам обязан! Вы появляетесь в самые трудные минуты моей жизни и защищаете от ударов неумолимой судьбы. Мой долг вам все растет. Бедная Марьетта! Такая преданная, такая мужественная… Умоляю, спасите ее! Пусть девушку отправят обратно в Париж, вернут дочь родителям! Ее могут, должны оправдать. Сам я погиб. Закон суров к беглому каторжнику. Какое значение имеет моя невиновность! Меня заточат здесь на всю жизнь. Молю Бога только об одном — чтобы ранняя смерть оборвала мучения!

Морской врач ободрил своего подопечного:

— Для Марьетты скорее всего удастся добиться милости. Судьи — честные вояки, и они не чужды жалости. Что касается тебя, друг мой, то я буду говорить о смягчающих обстоятельствах, напомню о твоей хорошей работе и примерном поведении, заявлю о твоей невиновности, ведь на ней настаивают уважаемые люди, и, надеюсь, добьюсь менее строгого наказания. Ты будешь его терпеливо и спокойно нести, обещаешь?

— Обещаю!

— Главное — жизнь продолжается, друг мой, и, кто знает, может, довольно скоро истина выйдет наружу и тебя оправдают.

После разговора с Полем доктор зашел к Марьетте, уверил, что добьется для нее оправдания, и повторил сказанное Полю. Сам он — увы! — не очень верил в полный успех, зная жестокость закона.

Однажды утром за узниками пришли и повели в зал, где ждал военный совет.

Перед большим, покрытым зеленым сукном столом, сидели четыре капитана, три лейтенанта и один сержант. Все принадлежали к морской пехоте. Старший из капитанов помещался в середине, выполняя функции председателя. Справа, перед небольшим столиком, располагался восьмой офицер, письмоводитель.