Борец. Нужно просто остаться в живых

Туда уже все остальное закинул. Свою старую одежду постиранную оставил сушиться. Осталось только дождаться, когда все остальные соберутся. Как раз осталось время, чтобы наконец – то задуматься.

А сейчас нужно было обдумать слова сержанта. Я уверен, что не знаю, как они воюют, я вообще ничего не знаю. И поэтому я не могу командовать подразделением и подняться выше по иерархии. Пока нужно быть проще. И не высовываться, а еще нужно учиться и быстро, от этого зависит моя жизнь.

Наметив ориентиры, расслабился. Я до сих пор ничего не понимал, но уже знал, что мне стоит делать дальше и это хорошо. Перевернул одежду другой стороной, и опять же расстелив ее на траве, уже хотел было отдохнуть.

Но мне не дал этого сделать громкий смех. Нет, шума на пляже было много, но это был определенный смех, его обычно называют гогот. Сержант с капралом обсуждали что – то с вестовым, прибежавшим из города, поэтому были далеко. Видимо поэтому кое – кому захотелось развлечься.

Сцена, которую я увидел, сразу начала меня выводить из себя. Я увидел как парень лет шестнадцати, худой и щуплый как девчонка, пытался отвоевать свои штаны у здорового бугая, коренастого, с руками до колена и неухоженной бородой.

Еще в армейке я такое не любил, и если кто – то делал из себя великого деда, приходилось успокаивать, благо навыки были. Из – за этого меня кое – кто не любил, но это не так фатально как кажется, зато отстоял свои принципы. Поэтому, недолго думая, одним движением встаю и подхожу к месту действия.

Рядом сидящие с такими же уголовными рожами весело смеялись и улюлюкали. Многие просто отворачивались от этого некрасивого действия. Уроды. Только сидит какая – то четверка, и явно непреязненно смотрит на происходящее. Вот кто уже служил, сразу видно – собрались и давно готовы к выходу. Трое смотрят на того, что в центре, видно ждут команды. А, черт с ними. А парень – то молодец, не сдается, вон под глазом уже синяк, но держится и своего не отдает, я б наверно так не смог.

Не говоря громких слов, молча подхожу к бугаю и делаю мощный правый боковой в челюсть, да так, что того уносит на метра два назад. Ватага, человек пятнадцать, замолкает.

– Вы что, твари, вообще поофигивали, – говорю я на русском, родная речь заставляет быть уверенным в своих силах. – Вам делать нечего? Решили над пацаном поиздеваться? Может кто – то надо мной поиздеваться хочет? Выходи по одному.

Заговорил первым тот, что сидел посередине, видно главарь. Не здоровый, можно сказать худой, но жилистый.

– Да ты сам, парень, молод еще, чтоб такие дела без взрослых решать, ты думаешь, что накричал на обозника, да с тобой сержант лично перетер, дак ты тут порядки свои наводить будешь, – медленно вставая, начал он. – То, что ты Жмыха вырубил – это молодец, силен, но что ты один против семнадцати сделаешь. К тому же Жмых – мой человек и тебе придется ответить.

Я уже начал прикидывать, кому куда вдарю, и даже пожалел немного о своей браваде, когда справа от той подготовленной четверки послышался голос:

– А с чего ты взял, Хорек, что один против семнадцати, а не шесть против тринадцати? С таким счетом тут еще вопрос – кто с кем, что делать будет, – уверенным голосом сказал главный из четверки.

– Да ты че, Браун? Мы же договаривались. Ты че, забыл? – это удивленно спросил Хорек. «Да уж, ему идет, чистый хорек».

– Мы договаривались, что за паек вас обучим чему – нибудь путному.

– Браун, ну решили ребята немного развлечься, – уже спокойнее продолжил тот. – Уже и это нельзя? Немного повеселиться и расслабиться.

– Нет, Хорек, я совершил ошибку, надо было сразу твоим руки переломать, когда вы на нас наехали. Но теперь – то я ошибок не совершу, просто сдам тебя сержанту и все, и повесят тебя. Поэтому обойдемся без лишних обид, – и, махнув мне головой в сторону моих вещей сказал: – Свободны.

Я посмотрел на пацана, тот, посмотрев на мой точно такой же кивок, как и у Брауна, согласно кивнул, бросился к своим вещам и, быстро собравшись, вместе со мной пошел к моим.

– Ну что ж, давай знакомиться, Влад, прозвище Чудной.

Я решил, что раз уж дали, то пусть будет, я знаю себя, я не диверсант, не разведчик, я проколюсь буквально на мелочах. А вот прозвище Чудной сделает мне небольшой ореол защиты, будто так и нужно.

– Я – Лекс Оксли, – представился паренек. Голос его был тих. – Спасибо, еще чуть – чуть и все, меня бы сломали. Я в камере с ними сидел – они разбойники бывшие, они убьют нас. Зря ты меня спас, но все равно спасибо.

– Эй, Лекс, да какие они разбойники, так, мелочь пузатая, а строят из себя непонятно кого. Ты не парься. Если вдвоем будем, нам никто не страшен. Идет? – протягивая руку, спросил я.

– Идет, – с какой – то мрачной улыбкой и уверенностью сказал он. Контраст между хнычущим мальчиком и уверенным мужиком, ну, по крайней мере, уверенным юношей был разителен. – Мой отец всегда говорил, что только в клоаке и беде можно найти настоящих друзей.

– Ну, я предпочел бы тебя найти не в этой жопе, – сказал я, и мы засмеялись.

– А кем был твой отец? – спросил я, чтобы поддержать беседу, ведь часто бывает, два хороших человека могут и хотеть общаться, но не иметь общих тем, поэтому в дальнейшем они вынуждены вращаться в различных кругах, но общаться с теми, с кем неприятно. А о своем знакомстве лишь вспоминать при встречах, замечая в себе желание поговорить с этим человеком, тепло здороваясь, так и не находя общих тем, они расходятся, чтобы опять встретиться как – нибудь потом.

– Нет, мой отец еще жив, он не был, он еще, я надеюсь, долго будет. Он… капитан дружины у одного из баронов, – сказал Лекс, наматывая портянки.

– Э-э, но тогда почему ты оказался тут? Я не понимаю, вы что, так что – то должны, что тебя продали? – то, что сказал Лекс, совсем поломало всю мою картину этого мира, которую я сложил у себя в голове за прошедшее время. Как правило, здесь шло очень четкое разграничение по классам. Естественно выше всех дворяне, потом воины, ремесленники, горожане, крестьяне. Где – то так. Причем воин, особенно в чине капитана, это уже серьезный человек. Который ну не мог не выкупить своего сына из закупов.

– Нет, но есть одно, но… – многозначительно закончил он.

– И? – я даже подался вперед.

– Если бы он знал, где я. То мигом прискакал бы сюда, выкупил, ремнем отодрал и под венец поставил. А я не хочу под венец! – в конце он даже прикрикнул.

Так, под венец, под венец, под венец…

Ох и насмеялся я тогда, до слез, до боли в животе, скулы уже сводить начало от моего постоянного смеха. Наверно это было нервное. Да и я бы давно прекратил, если бы у Лекса не было такого выражения на лице сначала злости, а потом обиды на меня.