Борода из ваты – пули из серебра. Том 1

— Как же так? — спросил дед. — Что с вами стало, люди? Что вы творите? Зачем все это? Как можно предавать свое прошлое? Кто берёт деньги за мою поимку?

Удар неожиданно прилетел слева. Это был… Да какая разница кто? Зато удар был хорош. Новогодний салют в глазах и традиционное потемнение после. «Долго буду восстанавливаться», — подумал дед.

«Пришло время вернуться Лютому, — сказала Снежка. — Я знаю достаточно».

«Хорошо».

— Хорошо? — крикнул Серега, — Повторить?

— Оставь его, — встал со стула здоровяк и потянулся, хрустя костями. — Идем пожрём. Я проголодался. Нам его ещё целую ночь сторожить. Женька, возьми ствол и карауль гада. Мы вернёмся и сменим тебя, пойдешь перекусишь. Осторожнее будь. Вернусь, ещё и ноги ему замотаем. Не подходи близко и не наклоняйся, не подставляйся под удар. Пошли, Серый.

4

Они вышли на кухню и плотно закрыли за собой дверь. Женька вздохнул и стараясь не смотреть деду в глаза взял ружье, пододвинул табурет и сел напротив. Дед молчал, но следил за ним. Ловил его взгляд. Он знал, что мужичок чувствует его и избегает, но долго он не продержится.

— Что? — не выдержал тот и направил ружье на пленника, — Чё ты пялишься?

— Ничего.

— Не пытайся меня гипнотизировать, а то я тебе башку отстрелю.

— Даже и не думал. Ты себе яйца не отстрели случайно, а то вижу ты и держать оружие не умеешь, мальчик.

— Какой я тебе мальчик, дед! Щас тебе отстрелю «кахуносы», будешь много разговаривать.

Он нервничал, определенно нервничал. Пришло время вспомнить. Дед закрыл глаза и глубоко вдохнул. Воздух местный был не свежий, совсем не тот морозный, обжигающе прохладный который он любил, а спертый, пропитанный спиртом, табаком, гнилыми зубами и потом. Таким воздухом только травиться, а не наслаждаться.

— Эй, дедушка тебе плохо?

Знакомые интонации. В этом человечке, предателе, который заманил его в ловушку еще что-то оставалось хорошее — новогоднее. Не грех было воспользоваться. Дед выдохнул и перед его внутренним взором как на экране телевизора закрутились титры, кадры. Год летел за годом, отматывался методично назад сменяя времена года и оживляя мертвых, делая молодых старыми. А дед все смотрел и смотрел ища его, среди множества костюмчиков Буратин, Золушек, Принцесс, Мушкетеров, Ослов, Петухов и Зайчиков он искал его одного и он его найдет.

Деда затрясло в конвульсии, и Женька вздрогнул. Руки у пленника связаны за спиной, хорошо замотаны — он ничего не сможет сделать. Позвать своих? Но засмеют же, а Медведь когда голодный он такой злой, особенно если помешать процессу приготовления и поглощения.

— Дед? Ты в норме?

Женька присмотрелся. Зрачки у деда бешено ходили вправо-влево, вверх-вниз. Он тяжело дышал и явно был не в себе.

— Дедушка? — прошептал Женька и наклонился ближе. Почти в упор. Почти касаясь с дедом носами. И прошептал еще тише. — Дедушка Мороз?

Дед посмотрел на него, два глаза одновременно сосредоточились на нем как два прицела и Женька отпрянул.

— Ой. Прости я не хотел! Меня заставили!

Но дед продолжал сидеть и руки по-прежнему были связаны за спиной. Он вдруг улыбнулся и Женька улыбнулся в ответ.

— Ты так и не стал танцором, Женька?

Женька замер. Он вдруг почувствовал что-то. Почувствовал себе младше на пару десяток лет, почувствовал аромат духов мамы, которая умерла уже десять лет назад, почувствовал запах отцовского одеколона, а еще запах хвои и вкус мандаринов, услышал шум школьной лестницы и строгий голос «классухи» Татьяны Викторовны. Все это замешалось таким яростным винегретом, что Женька напустил в штаны, как в детстве. Он стоял и таращился на деда, расставив ноги, ружье бесполезным придатком висело справа.

— Ты хотел быть танцором, как великий Нуриев?

— Нуреев, — поправил Женьки и кивнул. — Великий Рудольф. Первый, кто смог уйти.

— Да. Великий артист, умерший от Спида.

— Да пидор он, — резко ответил Женька и поставил ружье у стены. — Отстань.

— Поэтому ты не продолжил? Поэтому бросил балетный кружок? Так тебя называли друзья? И Лёшка из 10-го б тоже? Что-то я его не припомню. Он Новый Год тоже не любил?

— Он любит деньги, — сказал Женька и сел на табуретку, взгляд его был где-то там далеко, там где было всегда солнечно, весело и вкусно. — И всегда их любил. Я любил танцевать. У меня получалось. Но судьба…

— Судьба тут ни при чем. Ты пробовал?

— Да.

— После того, как ты получил новенькие балетки, ты пошел заниматься? После того как твои друзья высмеяли тебя?

Женька зажмурился и сжал кулаки. Воспоминание было слишком ярким. Он сидит на коленях у Деда Мороза и держит балетки, которые тот достал из мешка и торжественно вручил ему, а рядом ржут пацаны. Черноволосый Лёха уже не может стоять, ноги его не держат и он крутится на земле, как раздавленный жук. Крутится и смеется, визжит от смеха. Саня и Валя обнялись и ржут как кони, слезы текут по щекам, а Женька держит в руке двумя пальцами балетки и вдруг кривится с отвращением. «Что?, — говорит Снегурочка: Тебе не нравится подарок, малыш?»

«Малыш!» — заходится Лёха и ползет прочь к выходу. Какой-то взрослый подбегает, хватает его за локоть и рывком поднимает на ноги, тащит прочь и отчитывает на ходу. Леха вырывается, но не может справиться со взрослым мужчиной. Хорошего настроения как ни бывало.

— Помнишь, как ты выкинул мой подарок? — спрашивает дед. Он видит все в глазах противника и знает ответ, но врага нужно добить, чтобы не ожил.

— Да, — еле слышно отвечает тридцатидвухлетний выродок.

— Ты выкинул тогда свое будущее. Ты не меня оскорбил, ты себя унизил.

Женька ошалело смотрит на него и дрожит. Его уже нет здесь, он там — много-много лет назад. В мире где всё еще можно начать с нуля и что-то изменить. Там где еще мать не попала под грузовик и не сел отец. Там где любили сказки, а не политические ток шоу.

— Как мне всё вернуть? — спрашивает малыш и смотрит на доброго дедушку. — Дедушка Мороз. Я был хорошим мальчиком целый год.

Дедушка вздыхает. Он хочет помочь ребенку, но не знает как. Слишком много плохо произошло, слишком много крови пролито.

— Вижу, мальчик. Но я ещё не слышал стихотворение, которое ты мне подготовил.

Женька осторожно, обеими ногами забирается на табурет и, как в детстве, выпрямившись, с высоко поднятой головой и руками по швам, начинает декламировать:

* * *

Я узнал, что у меня

Есть огромная семья

И тропинка и лесок

В поле каждый колосок

Речка, небо голубое — Это все моё родное

Это Родина моя,

Всех люблю на свете я!