Борт 618

— Какая? — мгновенно напряглась Лиза. Сэм вдруг отрицательно качнул головой.

— Я не хотел бы говорить об этом сегодня. Я еще не разобрался во всех обстоятельствах твоего дела. Можно мы обсудим это завтра?

Лиза не понимала, о чем он говорит, и тревога вдруг вернулась, с новой силой охватывая ее…

Заметив замешательство Лизы, Сэм истолковал его по-своему.

— Здесь тебе ничего не грозит, — спокойно заверил он. — Муниципальная служба безопасности не знает о твоем местонахождении. Машину, на которой ты приехала, Лайт отогнал на другой конец города и стер все данные из ее бортового компьютера. Датчиков на тебе нет, в этом можешь не сомневаться, а остальное не стоит сейчас того, чтобы говорить об этом. Ты в полной безопасности, поверь.

Лиза заставила себя согласно кивнуть, хотя тревога от этого не улеглась, наоборот, она стала острее, болезненнее. Смена чувств оказалась внезапной, стремительной и неприятной. Если рассуждать здраво, то у нее не было причин для недоверия, ведь долгие десять дней она находилась во власти сидящего напротив человека, и Сэм мог уже тысячу раз воспользоваться своим преимущественным положением, однако она по-прежнему здесь, ее никто не передал полиции, наоборот, о ней заботились, ее укрывали, лечили… Означает ли это, что Сэм имеет на нее какие-то виды? Или его интерес ограничен лишь обыкновенными человеческими чувствами?

Лиза не могла не задать себе эти вопросы, но тут же внутренне смутилась. Подозревать всех и вся в злом умысле, даже тех, кто искренне пытался тебе помочь, — это уже было ненормально и смахивало на паранойю…

— Извини, Сэм… — произнесла она, обуздав наконец бурю противоречивых чувств. — Расскажи мне еще о себе, пожалуйста.

Его лицо, в этот момент просто задумчивое, помрачнело.

— Да что рассказывать… — попытался он уйти от болезненной темы, но Лиза настаивала:

— О себе. Что было дальше с тобой, с твоей сестрой?

— Сестру убили… — скупо ответил он. — А я выжил, как видишь.

— Убили?! — вздрогнула она.

— Да. После обвала виртуальной Сети на улицах нашего района то и дело вспыхивали драки. Молодежь, которая до этого по большей части сидела дома, вдруг разом повалила на улицы. Мы пытались понять, что произошло, нам хотелось вернуться назад, но компьютерные терминалы в наших квартирах оставались по-прежнему мертвы. Те из нас, кто оказался послабее, просто обезумел. Ломало, конечно, всех: одно дело вынужденно покидать виртуалку в период родительских выходных, а другое — осознать, что твой мир погиб навсегда и к нему уже нет возврата… Мной в те дни владело такое же черное, безысходное отчаяние, как всеми остальными. Мы не умели тогда облекать свои чувства в правильные формулировки, но нас на самом деле ломало… корежило. Надежда на возвращение прежней жизни угасала с каждым днем. Становилось ясно, что погибли сами компьютеры, — сбой произошел не только у нас, глобальная катастрофа уже отразилась на сетевых терминалах всего города.

Сэм поворошил подернутые пеплом уголья.

— Наша беда заключалась в том, что в богатых, фешенебельных районах города спустя неделю уже полным ходом шли срочные восстановительные работы, — пояснил он, — а у нас, в кварталах бедноты, никто и не чесался по этому поводу. Старые городские власти, которым как раз принадлежала идея массовой виртуализации обучения и досуга, давно уже сменились иными чиновниками, которые не спешили вкладывать миллионы кредитов из городского бюджета в восстановление компьютерной Сети бедных кварталов, потому что наши дома уже давно превратились из объектов образцовой показухи в самые натуральные трущобы…

Сэм оставил в покое горячую золу и залпом допил содержимое своего бокала.

— Все это закончилось массовыми беспорядками молодежи, которые потом пресса окрестила виртуальным бунтом. Нас, тех, кто выжил после двух дней безумных побоищ, распихали по исправительным учреждениям и психушкам, а о проблеме предпочли забыть, похоронить ее под гладкими, обкатанными формулировками.

Лиза слушала его, едва веря своим ушам. Разве мог этот теплый, приветливый мир быть таким жестоким к родившимся в нем детям?

Что-то внутри подсказывало — мог.

— Ты сбежал? Или тебя выпустили? — тихо спросила она.

— Выпустили, — ответил Сэм. — Два года назад, в связи с окончанием курса реабилитации. — Он поднял на Лизу внимательный взгляд и добавил: — Думаешь, я ненавижу тех, кто упек меня в психушку?

Не дождавшись ответа, он вновь заговорил, уже более спокойно:

— Нет, я благодарен тем, кто меня вылечил, пусть методы их исцеления и были болезненны. Они научили меня жить, заставили полюбить мир реального, вернули душу в оболочку тела.

— А «Старое Железо»? — спросила Лиза. Ей казалось, что Сэм не просто так начал этот разговор. Он страстно хочет быть понятым, и она не могла отказать ему в этом.

— Не всем повезло так, как мне… Многие были просто не замечены властями, они тихо пережили свою душевную боль и остались жить… Но никто… — в его голосе внезапно проскользнула отчетливая ярость, — никто не вернул им прежнего равновесия, они остались калеками, моральными уродами, которым не нужна эта жизнь, потому что виртуалка была намного красочнее, легче, привлекательнее… Они до сих пор тоскуют по ней. Кто-то сошел с ума, пополнив списки самоубийц, кто-то забылся в наркотиках… — Он безнадежно махнул рукой. — Сеть в наших кварталах так и не восстановили, а люди остались…

— И ты решил вернуть им утраченную Вселенную?

— Ну это слишком широко… Я не в состоянии вернуть прошлое десяткам тысяч своих сверстников из того злосчастного поколения, тем, кто глубже остальных подсел на виртуалку. Я лишь пытаюсь дать им глоток воздуха. Теперь понимаешь, почему в нашем клубе скупают краденые железки?

— Ну да… — Лиза кивнула, виновато улыбнувшись.

— Проблемы, конечно, остаются. И их много. Мне дали деньги на развитие дела, но эти деньги грязные, они получены с оборота наркотиков, и таким образом их хозяева пытаются их отмыть. С этим ничего не поделаешь, иных источников у меня не нашлось, и сейчас приходится балансировать на грани фола: с одной стороны, на меня косится Муниципальная служба безопасности, а с другой — давят эти чертовы спонсоры, пытаясь внедрить в мой клуб торговцев наркотой.

— Да, не очень-то весело тебе живется… — Лиза не порывалась ему сочувствовать, Сэм в ее представлении не нуждался в подобной поддержке. Похоже, что пережив смерть собственной «Вселенной», он обрел внутри некий стержень, который и помог ему в конце концов не потерять рассудок. Он смог заставить себя смотреть на проблему со стороны, а для этого требовались изрядное мужество и трезвомыслие.

— Выходит, что Сеть — это зло? — задала Лиза внезапно оформившийся вопрос. — Она воздействует на нас негативным образом, возможно, что она мыслит, и тогда виртуалка — это не что иное, как следствие злых намерений глобального искусственного разума?

— Нет, — спокойно ответил Сэм. — Не нужно приписывать Сети больше свойств, чем есть у нее на самом деле. Сеть — это единение мертвых машин, а оживляют данную среду мысленного обитания лишь те программы псевдореальности, которые поместят люди на бездушные, мертвые носители информации. Сеть не может быть доброй или злой, она инертна по своей изначальной природе. Она просто есть.

— Но она же влияет на нас!

— Естественно. Так же, как любая пагубная привычка, например — страсть к курению, как проезжающий мимо автомобиль, как дымящая неподалеку труба промышленного комплекса, как сток отравленных вод в реку… Сеть мертва. Она не несет понятий добра и зла в отношении людей. Она просто существует параллельно нам, а мы уже не можем существовать без нее.