Бортовой журнал 3

* * *

Сорокалетние командиры лодок выглядели глубокими стариками. А может, это нам так казалось. Мы-то были молодыми. Конечно, все уверены в том, что это путешествие на север когда-то благополучно кончится. Все уверены, что они вернутся живы-здоровы, и потому строят планы о том, как они будут жить на пенсии.

А потом наступает пенсия, и они умирают.

* * *

Мы с Колей говорим о севере.

– Там живут маньяки? Люди с маниакальным поведением? – спросил меня Коля.

– Ну почему же они маньяки? Не маньяки они. Это такие, я бы сказал, явные люди. Это люди в чистом виде. Если он герой – то он в чистом виде герой, если он трус, то это в чистом виде трус.

– И что, промежутка нет? Это не место нормы?

– Ну, если они спустятся со своей шестьдесят девятой параллели сюда, на юг, хотя бы на шестидесятую параллель, то у них будет промежуток, а там – промежутка нет. Там если сказал, то сделал, если побежал, то это не меньше чем на десять километров.

– То есть это такая романтическая картина.

– Там не романтическая картина. Там можно уйти с дороги и замерзнуть. И ты находился от дороги, например, когда замерзал, на два метра. Недалеко ушел. Это из-за метели. Она налетела так, что снег перед лицом стоял – ничего не видно.

– То есть жить на севере – это все время претерпевать угрозу?

– Да, угрозу. Исчезновения. В любом виде.

– И у человека в таком климате обостряется инстинкт жизни?

– У него обостряется все. Он быстрее думает, у него не болит голова, он вообще редко там болеет, и он все делает быстро. Но до сорока лет. Потом все. Потом начинает ломаться.

* * *

Коля говорит, что «Живой журнал» в Интернете – место всеобщей травестии. Там можно выступать не под своим именем, не под своей оболочкой и даже не под своим полом.

Я с ним согласен – черт-те что, черт-те что, черт-те что!

* * *

Не везет России с августом – то в море тонем, то с небес валимся.

Можно, конечно, исключить этот месяц из списков года. Взять и исключить.

Ввести, например, два сентября или два июля, но вот только будет ли толк?

Тут ведь будто говорит кто-то, словно бы намекает: не так вы все делаете, не то.

А что не так?

Ну, может, к людям все же повернуться каким-то особенным образом?

Не тем самым образом, что раз – и по всей стране рекомендовано не смеяться, да и в церквах быстро свечки похватали – а другим, необычным макаром.

Обычно же как? Обычно – никак!

Ну, можно попробовать что-то иное.

Может, попробовать полюбить людей. Они же люди, и, наверное, правильней будет их все-таки полюбить. Заботиться. Не бросать: мы поехали на каникулы, а любить. Круглогодично.

Не просто так: нате вам компенсацию, а чтоб искренне, чтоб от души, чтоб от сердца.

Чтоб вспоминали: «Он-то вон-то как нас-то любил!» – а потом и памятник бы воздвигли. Нерукотворный.

Любовь – она же не только прибавка к пенсии, а в случае чего похороны за казенный счет.

Любовь – это многое. Это и забота о стариках, о детях, о здоровье, о хорошем жилье, о прожиточном минимуме, об образовании, о лекарствах, о пище и воде, о воздухе и природе.

Любовь – это ведь почти все.

Это и аэропорт, в который только вступил, и сразу же наполнился не горечью, но гордостью за свою страну, за Отчество свое любезное, за то, что и красота вокруг, и чистота.

А простор-то вокруг какой, а? Вы заметили, какой у нас тут простор? Это не аэропорт – это просто город какой-то!

И люди? У всех какие-то радостные лица. Вот попадаю домой – и радостно!

А все почему? А все потому, что аэропорт – это визитная карточка.

И так оно всюду. Богатая страна – чудесный аэропорт. Бедная – ужасный аэропорт.

А средняя страна – средний аэропорт.

И запчастей нет.

И легче купить самолет где-то, чем построить его самим.

Так что любовь – это и аэропорт.

А еще это и аэрофлот, у которого не только хорошие самолеты, летающие в грозу и не боящиеся восходящих потоков, но и чудо-летчики, что совершенно спокойно оставляют на земле свои семьи, а сами летят и летят…

– То, о чем ты говоришь, это ситуация аномальная. Она специфическая, – сказал мне Коля.

– Там все аномальное.

– То есть длительный период времени там человек не может находиться?

– Нет. Там дело молодое. Приехать – уехать. Приехать, попробовать себя, получить эту дозу адреналина на всю оставшуюся жизнь и к сорока годам оттуда слинять. Потому что после сорока человек там быстро стареет. В сорок он будет выглядеть как в пятьдесят.

– А почему он там быстро стареет?

– Быстро проигрывает себя.

– А люди сами это видят?

– Нет. Они это не понимают.

– А ты понимал?

– Да.

* * *

Господи, как хорошо! Боже ж ты мой, как здорово! И дворцы, и фонтаны, и статуи, и набережные – все в Петербурге имеется, все есть, и все это подарено городу великими людьми.

Вот только Китайской стены у нас нет. Такой, чтоб можно было ее даже из космоса разглядеть.

Зато у нас скоро будет дамба. Вот увидите, не пройдет и пятидесяти лет, как она будет достроена. Пока что только соединили Кронштадт с Большой землей, но то ли еще ждет нас впереди!

А впереди нас ждет перекрытие дельты Невы, после чего возведут заслоны на пути воды.

Для чего это надо? Так нас же мучают наводнения, причем постоянно.

За последние двадцать лет их была, как мне помнится, огромная масса. Вы спросите: сильно ли нас залило? Нет, не очень, чаще всего только ступени на набережной, но ведь могло же. Очень даже могло.

И это беспокоит.

Помните картину, где сам царь Петр с безумным, но решительным взором шагает по колено в воде и всех по дороге спасает? Вот нечто похожее и не хочется пережить.