Босиком по битым стеклам. Сиротка из Больших гулек

И поговорить-то бедной девушке не с кем было – смутнолицый, тот, что из герцогских соглядатаев, с её глаз смылся почти сразу, убедившись предварительно в том, что ни бархатные сиденья, ни мягкие подушки у бедной сиротки, привыкшей спать на жёстких полатях, возражения не вызывают. Вон он, гордо гарцует на, мышастого цвета жеребце, пыля по обочине.

Елена, с тоской во взгляде всматривалась в, изрядно надоевший, пейзаж – опять поле.. Для разнообразия засеянное подсолнечником. Желтые головки цветов доверчиво тянулись к солнышку. И тут же захотелось семечек погрызть, да чтоб жареных, да чуть солёных! Аж слюни потекли у бедной сиротки.

Вспомнилось, как важные старостихины дочки, принарядившись ради вечера седьмого дня, сидя на широкой скамье под пышной липой, лузгали семки, а вокруг них, точно мухи над вареньем, вились кавалеры местные, угодливые, да предупредительные.

И ни один из тех парней никогда не глазел на сиротку Арлену так, как на Ульку или на Альку, старостихиных дочек.

Это теперь, от щедрот герцогских, вдова внезапно разбогатела и могла в женихах копаться, как курица в навозе, а ранее? Кому нужны две нищие женщины?

Никому!

Вот и то-то же!

Пузатый лекарь сладко всхрапнул, и голова его упала на грудь, скрытую шёлковой мантией.

Елене стало слегка зябко.

Вечерело, а проезжали они, в самый раз возле реки. От низкого берега явственно тянуло прохладой и алый горизонт вещал о сильном ветре.

«Как бы дождь не зарядил. – озаботилась Елена, неловко поджимая босые ноги и жалея о том, что вместе с исподними штанами не умыкнула из старостихиных запасов шерстяную шаль – Хоть и тёплые погоды ныне, по причине последнего месяца лета, но вечерами прохладно становится.»

И кушать хотца.

В желудке неприятно заурчало и лицо девушки вмиг стало скучным. Но, как ни осматривалась Елена, ничего съестного в карете роскошной углядеть не смогла, да и носом не учуяла.

«А в тюрьме сейчас ужин. – непонятно чему улыбнулась девушка – Макароны!»

Вдруг, где-то впереди зашумели, загомонили на разный лад, послышались громкие вскрики и зычный голос командира герцогских гвардейцев.

Да, именно, колонну, возглавляемую самим герцогом валенсийским, охраняли гвардейцы – в красивой, бирюзовой с белым, форме, в блестящих кирасах, в шляпах с яркими перьями и высоких ботфортах.

Елена давно перестала задумываться о всяких несуразных словечках, то и дело всплывающих из глубин её памяти – потом, потом, всё потом..

Упорядоченная, скучная и голодная жизнь вчерашней сироты закончилась этим днём, резко и неожиданно.

Сказать по правде, сейчас Елена была даже благодарна распутной Сельме, которая заманила её в тот самый сенник – не случись неприятной истории с попыткой изнасилования, так и пришлось бы девушке прозябать батрачкой в Больших Гульках, терпеть побои и оскорбления от её жителей и пахать с утра до ночи на поле, дабы прокормиться.

Шум снаружи усилился, и Елена высунулась в окошко – в лицо повеял прохладный ветерок, наполненный различными ароматами. Но самым главным из всех оказался запах дыма и свежего хлеба.

«Постоялый двор. – сообразила Елена – Ну, конечно же! Как я могла позабыть! Мы, скорей всего, въезжаем в Утятино – крупное сельцо у реки. Здесь ещё паромная переправа есть.»

Повеселев, девушка попыталась хорошенько рассмотреть то самое Утятино, по словам, приютившей Елену, вдовы, бывшее раз в пять крупнее чем Большие Гульки. Вдова ещё сказывала, что в сельце имелся храм богини Амы, попасть в который, Елене сразу же захотелось.

Разумеется, у бедной сироты не было ни единой монетки, даже самой крошечной, медной чешуйки, но она может принести в дар богине простой букет из обычных полевых цветов. Ама – милостива и добра и не откажется от столь скромного подношения.

Но у девушки не было возможности собрать даже самый простенький букет – никто не стал бы останавливать герцогскую карету по просьбе какой-то там селянки, а рвать цветы, растущие у ворот чьих-то домов, было запрещено.

Посмурнев лицом, Елена колупнула крепким ногтем ноги деревянную скамеечку, покрытую светлым лаком и опять потянулась к оконцу – какое-никакое, а, всё ж, развлечение!

– Благовоспитанные девицы не пялятся в окна и не корчат скверные рожи прохожим. – голос из алых глубин прозвучал совершенно неожиданно и Елена, позабывшая о том, что она в карете не одна, едва не отпрыгнула в сторону, но всё равно больно ударилась локтем.

– Проснулся. – неприязненно покосилась Елена на пузатого лекаря – И спал бы дальше, чего подскочил-то? С таким спутником и до заикания недалеко.

– Утятино? – уточнил целитель, делая вид, что не замечает недовольно поджатых губ деревенской девчонки, навязанной ему в попутчицы самим герцогом и Елена почему-то кивнула, хотя понятия не имела, действительно ли это сельцо называется Утятино, иль может, ещё как.

– Отлично! – лекарь высунул нос в оконце и довольно хмыкнул – Сейчас отужинаем и спать! Хороший сон – залог крепкого здоровья. Запомни это накрепко, дева!

– Не успел глазоньки продрать со сна, как опять мостится подушку мять! – обозлилась Елена, не желавшая терпеть поучения даже от целителя в шёлковой мантии. – Хорошее, однако, житьё у герцогского лекаря – то девиц невинных осматривает, то почивает сладко в своё удовольствие! А ты – ломайся на поле, от зари до зари за плошку каши пустой! Эх, несправедлива жизнь!

Между тем совсем стемнело, за окном мелькали отблески от факелов, звучали незнакомые голоса, а кушать хотелось всё больше и больше.

Лекарь никуда не спешил, но Елене почему-то начало казаться, что про них все позабыли и ночевать им несчастным, придётся в опостылевшей карете, голодными и холодными.

Нет, лекарь конечно же, мог и на постоялый двор пойти – небось, у придворного целителя самого герцога не только медь, но и серебро с золотишком в кошеле звякает, а как быть ей, Елене? У неё из всего имущества – портки обрезанные, да платье с чужого плеча!

И ни грошика за душой!

Обидно, да?

Но тут дверцы кареты распахнулись и давешний лакей в красивой униформе, предупредительно кашлянув, обозначил своё присутствие.

Первым выскочил лекарь. Ну, как, выскочил? Чинно и благородно и от того, особенно медленно, выпростал своё грузное тело из алого чрева кареты и аккуратно ступая, как полагается особе, приближенной к богатому и знатному вельможе, выкатился на волю.

– Хм! – подумалось Елене – Конечная остановка! Этот автобус дальше следует в парк!