Босиком по Нью-Йорку (сборник очерков)

Я – АРЗАМИТЧИК!

Самым серьезным ЧП, с которым пришлось столкнуться Аркадию, было массовое отравление в одной колонии, которая в отдаленном районе Татарии строила химкомбинат. Некоторые конструкции там обрабатывались антикоррозийной жидкостью «Арзамит-5». Осужденные понюхали – пахнет спиртом. Для пробы дали выпить двоим, те опьянели. Тогда приложились еще несколько человек. Контролеры уволокли пьяных в штрафной изолятор. А по колонии уже пополз слух: спирт! Начали пить. Вскоре у многих появились признаки отравления. Больных срочно отвезли спецрейсом самолета в больницу, по тревоге были созваны врачи.

– Это была страшная картина: на койках – около сорока человек, у самых тяжелых слизистая оболочка глаз стала кровавой и настолько отекла, что выпирала из-под век. Мы пересмотрели литературу, советовались со специалистами, но нигде не нашли четких ответов, каким образом эта жидкость поражает организм. Тогда пошли по принципу – «размывать» больных. Поставили перед каждым чайник с водой: «Пейте как можно больше!». Позже выяснилось, что мы приняли правильное решение: «Арзамит» вызывает сгущение крови. Почти трое суток медперсонал практически не выходил из больницы, боролись за каждого. К сожалению, двух человек спасти не удалось... Мне потом часто приходилось иметь дело с отравлениями тормозной жидкостью, антифризом, клеем БФ, но этот случай был самым сложным. Некоторые осужденные потом с гордостью о себе говорили: «Я – арзамитчик!».

ЧЕМУ УЧАТ ЗЭКИ

– За столько лет работы вы хорошо изучили психологию заключенных. Можете ли обрисовать ее в основных чертах? Какие уроки вы вынесли из общения с зэками?

– Заключенные очень болезненно реагируют на обман. Ведь большинство из них считают себя незаконно или слишком строго наказанными, поэтому у них формируется психология жертвы. Обман зэки воспринимали тоже как очередное унижение. Беспорядки и бунты в колониях часто возникали из-за обманов тюремной администрации. Я веду к тому, что заключенные меня научили быть предельно честным по отношению к ним. Я никогда им ничего не обещал, если не был уверен наверняка, что смогу это выполнить. В то же время, я был обязан сохранять субординацию «врач – больной», поэтому четко обозначил границы личных отношений. Ведь какой это народ? – сегодня тебя попросят бросить письмо в почтовый ящик, а завтра предложат деньги, чтобы ты принес в зону пачку чая. Я крайне редко принимал от них подарки – различные самодельные ручки, зажигалки и т. д.

Кстати говоря, точно так же себя ведут и мои пациенты-американцы, которые, отсидев в тюрьме, лечатся от наркомании под надзором прокуратуры. Они разыгрывают сцены во врачебных кабинетах, симулируют психические болезни, пытаются манипулировать врачами, угрожают, короче, знакомая публика – все тот же преступный мир.

– Неужели вы всегда сдерживаетесь? Ни разу не ответили хаму?

– Ни разу. Во-первых, оскорблять осужденного запрещал закон, разрешалась единственная форма обращения «гражданин осужденный». Во-вторых, поднять на осужденного руку или по-хамски ответить – это значит показать слабость, поддаться на провокацию. К тому же при малейшей несправедливости от зэков сразу следовали жалобы «наверх». И чего они только не писали обо мне и о больнице: что я израильский шпион, что наши медсестры продают спирт, что повара воруют мясо. Приезжали комиссии, но серьезных нарушений не обнаруживали.

Но в последние годы ситуация с продовольствием и медикаментами ухудшилась по всей стране и, естественно, в тюрьмах. Казань превращалась в криминальный город, власть переходила к мафии. Изменился и контингент заключенных, и их отношение к медперсоналу: если когда-то перед врачом осужденные уважительно расступались, то в последнее время такое наблюдалось все реже, на врачей стали нападать, брать их в заложники…

Аркадий Сноль – американский нарколог

ххх

Прощаясь с Аркадием, я думал: что же заставило его связать свою жизнь с этой больницей, иметь дело с зэками, рисковать? Чувство долга? Но вовсе не похож он на служаку. Карьера? Но ведь блестящую карьеру он мог бы сделать и на гражданке. Тщеславие, престиж? – об этом не может быть и речи.

Есть в этом человеке трудно выразимое словами качество: не показное геройство и не желание выделиться, а нечто, совсем противоположное.

И еще: его успеху в Америке можно позавидовать. Приехав сюда уже в далеко не молодом возрасте, Аркадий окончил специальные курсы, освоил английский и уже много лет работает в американской клинике. Прозвучит странно, но – спасибо казанской зоне, именно там он прошел школу выживания и получил закалку, которая помогла ему и в Америке...

– Почему такая несправедливость? – уже в дверях риторически спрашивает Анна. – Столько написано о разведчиках, военных, о тех, чьи профессии сопряжены с постоянным риском. Но о тюремных врачах сказано незаслуженно мало.

Абсолютно с нею согласен. Надеюсь, что короткий рассказ про Аркадия Сноля хоть чуточку заполнит этот пробел.

2010 г.

О БЕДНОМ ТАКСИСТЕ ЗАМОЛВИТЕ СЛОВО

Есть такие вещи, о которых нельзя написать в один прием. Они заслуживают серии очерков. Совсем не потому, что необычны или уникальны. Скорее, напротив, мы сталкиваемся с ними каждый день; они давно примелькались, став повседневными атрибутами Города Большого Яблока. К примеру, что нового можно рассказать о так называемых желтых такси, двенадцать тысяч которых сегодня носятся по всем пяти районам Нью-Йорка? Тем более что нового о желтых кэбах может узнать русский читатель после замечательной книги Владимира Лобаса «Желтые короли. Записки нью-йоркского таксиста»?

Однако после выхода в свет «Желтых королей» утекло много воды. Изменились не только цены и правила работы водителей, но и сами кэбби (так в Нью-Йорке называют таксистов – авт.). Еще лет десять назад примерно треть нью-йоркских таксистов составляли русскоязычные иммигранты. А сегодня, в основном, это азиаты и арабы. Почему же убежали наши?

Сами русские кэбби считают, что одна из причин – заработок, который за последние пять лет почти не изменился. Зато на все заметно возросли цены.

– Азиаты и арабы менее прихотливы, – объясняет мне таксист, представившийся Олегом. – Знаю многих кэбби пакистанцев и индийцев, которые здесь живут впроголодь, в дешевых квартирках, копят деньги, но богачами едут домой, в Индию или Пакистан. Там покупают себе и детям виллы, открывают бизнесы. Но через некоторое время снова приезжают в Нью-Йорк и садятся за баранку.

Я в Америку приехал из Израиля, принимал там участие в Ливанской войне, – продолжает Олег. – Но то, что пережил в Нью-Йорке за пять лет работы на такси, не сравнится ни с какой войной. У нью-йоркского кэбби должна быть особая психика. Ведь никогда не знаешь, что в голове и что в кармане у севшего в твою машину пассажира…

Зато с клиентами у «желтых королей» – все в порядке. Поднятой рукой у обочин при любой погоде и в любое время суток голосуют пассажиры, не смущаясь очередным повышением цен на проезд.

– А почему кэбби врут? Иногда, пока везут, расскажут такую историю, куда там Стивену Кингу.

– Не врут, а сочиняют. Наверное, потому, что голова у нас целую смену ничем не занята.

Голова хоть свободна, но за 12-часовую смену редко какой «король» отдыхает больше 10-15 минут.

Еще не включен счетчик в машине, еще раннее утро – половина пятого, и кроме бродяг и проституток на городских улицах никого нет, а «король» уже весь в долгах. Он должен хозяину за аренду машины, должен оплатить бензин, должен адвокату из профсоюза таксистов. А еще – плата за квартиру, счета, медстраховки, дети в колледже... Поэтому нужно рыскать, подрезать, чтобы за семь-восемь часов работы «отбить» аренду машины и бензин, а оставшееся время работать уже на себя. И на всякий случай, сдавая машину сменщику, кэбби переспросит: «Ты уверен, что завтра выйдешь в шесть утра? Может, ты выйдешь в половине седьмого?». Ведь эти тридцать минут в часы пик – золотые.