Босс Мафии

— Перестань так на меня смотреть, — упрекнула она, щеки стали розовыми.

— Я смотрю на синяк, — соврал я.

— Мне так не кажется. Она потянулась к своей рубашке, но я забрал ее у нее.

— Просто держись спокойно. Я касался области, стараясь не касаться ее груди, стараясь не смотреть на груди, которые были практически в моих чертовых руках. Больше всего я изо всех сил старался не переключиться. Последнее, чего я хотел, чтобы она увидела что у меня встал. Она, наверное, уйдет, если увидит это.

Здесь у нас было доверие, и это было то, что мне было нужно. Это был мой билет, мой билет к ней. Эта женщина должна была доверять мне. Вот так я и достигну ее.

Я продолжал щупать ее ребра, проверяя, где мог, и был рад, что они казались нетронутыми.

— Твои ребра не кажутся сломанными, поэтому они, вероятно, просто сильно ушиблены. Я смешаю травяное средство, но я все еще думаю, что быстрая поездка в больницу завтра будет хорошей. Ты должна сделать рентген, чтобы знать наверняка, что это просто синяк.

— У нас есть дела. Если мне станет лучше, я не собираюсь тратить время на поездку в больницу.

— По крайней мере, ты обратишься к врачу? — я сузил глаза на нее.

— Хорошо, если это оторвет тебя от моей задницы. К сожалению, она прикрыла грудь.

— Ты знаешь, что было бы лучше быть обнаженной с таким сильным ушибом, что помогло бы воздуху попасть на кожу. Это я говорил из своей задницы.

— Да неужели? — она ухмыльнулась.

— Да, как когда ты получаешь порез. Было бы еще лучше, если бы ты была совершенно голая.

Я увидел начало улыбки на ее губах. — Синяк у меня на грудной клетке.

— Кукла, ты должна думать о вещах в целом.

— Люк, ты пытаешься раздеть меня при помощи моих ранений? Разве я не показала тебе достаточно?

— Нет, определенно не достаточно. Режим Джентльмена был деактивирован теперь, когда я был на девяносто процентов уверен, что ее ребра не были сломаны.

— Я ранена, Люк.

— И все еще прекрасна, — парировал я.

Меня, казалось, задело за живое. Она смотрела на меня и смотрела, как я смотрю на нее, мои глаза снова упирались в ее груди.

Я не мог остановить себя. Мои руки, которые были так близки к ней, имели собственный разум и двигались туда, где она прикрылась рубашкой.

Я опустил ее руки, которые затем отодвинули рубашку, еще раз демонстрируя ее совершенство, и это завлекло меня дальше, когда я увидел, как ее великолепные соски начинают твердеть.

— Ты сказал, что собираешься смешать какое-то лекарство? Ее голос прорвался сквозь дым страсти, который пронесся в моей голове.

— Да, — я вернулся, думая, что это лучше.

— Спасибо, я возьму его и уйду.

— Нет, ты остаешься здесь.

— Здесь с тобой?

— Здесь со мной. Я кивнул, поднимаясь на ноги. — Клянусь, я буду джентльменом.

Ее глаза не покидали меня. Она все еще была закаленной женщиной, но что-то в ее глазах стало другим.

Тот осторожный взгляд, который она имела с тех пор, как я приехала — его там уже не было.

Глава 8

Амелия

Детектив Люк Смит был проблемой, проблемой в полной мере и самой лучшей.

Я позволила этому чертовому человеку очаровать меня всего на несколько секунд, и он очаровал меня.

Должно быть, это была боль, которая заставила меня сбросить свою защиту и поддаться соблазну быть женщиной. Может быть, я прожила эту жизнь слишком долго, и стала такой жесткой женщиной в офисе, где доминировали мужчины, где на подсознательном уровне я чувствовала, что должна постоянно проявлять себя, быть таким человеком, который мог бы надрать кому-нибудь задницу, если бы они осмелились связаться со мной.

Прибавьте измену бывшего и еще пару других неудавшихся отношений, которые, откровенно говоря, просто потратили впустую мое время, и неудивительно, что я позволила женщине, которая жила внутри меня, уйти в себя.

Она вышла к Люку, воспользовавшись моей болью. Она воспользовалась моментом, чтобы освободиться от ограничений, которые я наложила на нее, и позволила великолепному мужчине с его попутными медицинскими советами открыто пялиться на ее грудь.

Господи, какого черта?

При первой же возможности я встала рано утром. Так рано, что было еще темно.

Люк смешал какую-то странную смесь трав и льда, о которой я никогда не слышала, но это сработало как волшебное заклинание. Что бы это ни было, оно уменьшило боль, а также немного сработал Тайленол и лавандовая подушка, которые меня усыпили.

Я была удивлена, что он увлекся этим, но недостаточно, чтобы остаться, пока он не проснулся. То, что было у меня на уме, это беспокойство о поездке в больницу.

Я думала, что потеряю сознание от боли, когда этот идиот впервые ударил меня, и я сразу подумала, что он что-то сломал. Можно было только догадываться, как я выбралась из клуба одним махом, но я предположила, что должна была благодарить Люка за это — еще одна вещь, за которую я была в долгу перед ним, наряду со всеми этими колдовскими докторскими вещами.

В то время как я посещала Синклера каждый день, больницы были моим наименее любимым местом. Я ненавидела их.

Когда мне было восемь лет, мне была нужна операция. Проблема была с моими почками. Одна из них просто однажды перестала работать и заставила другую бороться до такой степени, что мне понадобилась пересадка. Когда мой отец узнал, что он подходит, он не думал дважды о том, чтобы стать моим донором. Он дал мне одну из своих почек, но поскольку оставшаяся у меня была проблемной и, вероятно, на последнем круге, я страдала и не принимала новую почку нескольких месяцев.

Я провела все это время в больнице, в некоторые дни мне становилось лучше, а в некоторые хуже. Я была в детской палате, и именно там я впервые почувствовала вкус смерти. Там был мальчик с лейкемией, и мое сердце все еще болело, когда я думала о нем.

С тех пор в моей жизни больницы не предвещали хорошее.

Я также думаю, что они заставляли меня думать о жертве, которую принес мой отец, когда дал мне одну из своих почек. Это напомнило мне, что он сделает все для меня.

Он организовал процедуру удаления шрама, чтобы уменьшить резкость шрама, который у меня остался, и теперь он был едва заметен. Он настолько поблек, что я забыла, что он был там. Поэтому любые визуальные напоминания о шрамах, которые были у большинства людей, были потеряны для меня. Больницы сделали свое дело. Они смягчали мое сердце так, как я не хотела, потому что было бы разумно помнить, что мой отец был плохим человеком.