Босс (не) моей мечты

Холодный ноябрьский ветер забирается под одежду, жалит кожу ледяными поцелуями, словно отрезвляя. С неба срывается морось, сухие березовые и дубовые листья. Кажется, что и тучи обрушатся на нас – настолько они низко и неторопливо плывут. Сама не замечаю, как запрокидываю голову, любуясь узорчатой кроной толстенного дуба, сквозь которую светится серо-голубое, устричного цвета небо.

– Да, Танечка Александровна, здесь красиво, понимаю тебя, – улыбается Марк, не дождавшись моего ответа.

– А я что…

– Я и сам дышу здесь, как оголодавший без воды скиталец. Воздух вкусный, вода тоже… Я тебя потом в ресторане покормлю, он, кстати, полностью мой. Федорыч только хозяйством заправляет. Что хочешь посмотреть? Знаешь, что такое олений гон?

– Только в теории, – отвечаю, натягивая шапку почти до бровей. На Марка не смотрю. – А правда, что оленям отрезают рога и рубят их, как колбаску?

– Да, оленьи панты – ценнейшая вещь, между прочим, – оживляется Марк. – Давай я познакомлю тебя с Игорьком и Марфой, идем.

Марк непринужденно берет меня за руку и тащит к просторному участку, огороженному сеткой-рабицей.

Завидев Марка, к нам подходит олень. Высокий, молодой, с небольшими, но ветвистыми рогами.

– Игорёчек мой, иди сюда, мой хороший, – улыбается Марк, трогая лоб и рога оленя. – Таня, ты знала, что оленей нельзя гладить в морозы?

– Нет.

– Не бойся, у него теплые рога, потрогай. А вот и Марфуша пришла. Она та еще ревнивица. Если увидит, что ты проявляешь к ее партнеру повышенное внимание, может ударить.

– Ого! А почему их нельзя гладить зимой?

– Шерсть ломается. Образуются залысины, животное испытывает недомогание из-за переохлаждения.

– А гон, Марк? Ты расскажешь? – спрашиваю, ища его взгляда. – Ты столько всего знаешь… Поразительно.

– Если услышишь страшный рёв, знай – это гон. Так они гуляют. Борются за право первенства. У оленей он скоро закончится, почти зима на дворе. Ты не замерзла? – хрипло спрашивает Марк, вскидывая ладонь.

– Немного, – отвечаю я, не спеша его отталкивать.

Марк снимает с моей ярко-фиолетовой пушистой шапочки сухой листик берёзы. Отбрасывает его в сторону и возвращает ладонь на мое лицо. Проводит пальцами по щеке, касается подбородка. Смотрит выжидательно, словно ждет моего разрешения.

А я ничего не могу сказать – во рту пересыхает, дыхание обрывается, а сердце стучит так сильно, что я чувствую его везде…

И кожа под его твердыми пальцами вспыхивает, как сухая трава.

– Надеюсь, ты не свалишься в обморок, если я тебя поцелую? – шепчет Марк, наконец, притягивая меня к груди.

Я даже ответить не успеваю – цепляюсь за его куртку, боясь упасть… Раскрываю губы, впуская его жар. Толкаюсь языком в ответ, понимая, что все неправильно… Нечестно, сомнительно, ненадежно. Момент, чужая роль… Хоть и сладкая до ужаса.

– Танька, ну чего ты? – отрывается он от меня. – Что вчера было? Тебя кто-то обижал в прошлом.

– Нет, Марк Викторович. Я просто не хочу смешивать работу и личную жизнь. И между нами не может быть никакого романа.

Игорёк настырно тычет носом в бок Марка, требуя внимания. А Марфуша подозрительно на меня смотрит.

– Прямо ва-аще? Скажи, а какое бы ты поставила условие, попроси я переспать со мной?

– Хм… Наверное, отдать мне журнал. Отказаться от своей доли, продать ее мне, – без раздумий отвечаю я.

– Отдать взамен секса? – вскидывает бровь Марк. – Слишком высокая цена, не находишь? Ты вообще можешь не волноваться, Тань – я забываю о девушках быстро. Вот вообще! Мы можем спокойно работать вместе после… хм… расставания. Даже делать вид не придется, что…

– У тебя так просто все, да? А обо мне ты подумал? Я о себе говорю, Марк. Мне будет некомфортно работать с бывшим любовником. И вообще… Давай оставим эту тему?

– Ты даже не сказала о своем молодом человеке. Забыла указать его причиной? – хитро улыбается Марк.

– Ну да, подловил. Но у нас все равно ничего не будет.

– Я не дам тебе строить свои порядки в журнале, Тань. Ты же осознаешь это? – серьезно произносит он. Поправляет пушистый воротник светло-бежевой куртки и смахивает с густой челки мелкие капли мороси.

– А я не дам управлять собой. Буду делать все, как считаю нужным, – надуваю губы. – Ну и… Само собой, не дам.

– Еще посмотрим, – шепчет Марк, мягко целуя меня в висок. – Уверен, твои трусики уже мокрые.

– Сухие, Стрельбицкий. Прости… У меня есть принципы, и я их не нарушу.

– Я обдумаю твое предложение, Тань. О продаже доли…

– Ты серьезно?

– Сказал же – обдумаю. А теперь идем обедать. У тебя руки как ледышки, а вот губы горячие.

Губы… Если бы только они. Кажется, в моих венах течет лава, настолько мне рядом с ним жарко. Марк крепко сжимает мою кисть и тянет к красивому каменному строению с вывеской «Ресторан».

Глава 7.

Глава 7.

Марк.

И почему меня так к ней тянет? Капризуля с поджатыми губками, девица, знающая себе цену. Меня от таких всегда воротило… Ну не мое это – ухаживать, дарить подарочки, водить по кафешкам. Я всегда был слишком занятым для всего этого дерьма. Отец рано пристрастил меня к труду. В детстве мы с Лилькой ходили к нему на работу. Рисовали, сидя на краю большого деревянного стола, слушали, как папа распекает провинившегося сотрудника, а потом отсчитывали строгого Виктора Васильевича, как мальца. Всех нам было жалко, особенно Лиле.

Я-то, наоборот, частенько представлял, как буду орать на дрожащих сотрудниц, а сестра рыдала и умоляла отца простить горе-работника. На деле же получилось по-другому – голос повышать я не умею. Как говорит сеструха – я прирожденный дипломат и экстрасенс. Проницательности мне не занимать. Оттого, вялые отказы Танюши меня забавляют.

Она облизывает пересохшие губы, дышит так часто, что я чувствую ее дыхание кожей. Тону в голубых, как осеннее небо глазах – темных от возбуждения и… возмущения.