Ботоксные дневники

Люси с удовольствием засовывает в рот кусок, но проглатывает его с трудом: непросто справиться с едой, приготовленной в этом заведении. Данная закусочная существует с 1952 года; не удивлюсь, если окажется, что и пирог испечен тогда же.

— Между прочим, лучше бы тебе бросить этот «Иквэл», — заявляет она, наконец проглотив первый кусок, и тут же принимается за второй. — Переходи на «Спленду». Абсолютно натуральный продукт. Чистая сахароза.

Интересно, где это она видела поля, на которых произрастает сахароза? В Кеннебункпорте?

— А как же твоя многолетняя диета? — спрашиваю я. — Или Аткинс зашел так далеко, что разрешил заменить голубику пирогом с этой ягодой? В последнее время ты лопаешь все, что попадается тебе на глаза, и все равно остаешься худой, как «Желтые страницы» Пайн-Хиллз.

— Это «Диета отчаяния». Можно есть все подряд, а лишние фунты так и стекают с тела.

— Ну, разве только у тебя. — Я ставлю кружку с кофе на стол. — Ты великолепна даже в Отчаянии. Большинство людей, заедающих стресс, уже на следующее утро понимают, что, если не остановиться, очень скоро придется лечиться от ожирения. Ты же спокойно продолжаешь покупать платья четвертого размера на показах Армани.

— Второго. Но, если честно, теперь мне на это наплевать. На все наплевать. — Люси театрально вздыхает и откладывает в сторону десертную вилочку. — По крайней мере именно так я себя сегодня чувствую. Надоели все эти скачки взад-вперед. Только начну мечтать, как прекрасно буду жить без Дэна, и уже на следующий день с трудом отрываю голову от подушки, не понимая, как могла одним ударом разрушить все, что так много для меня значило.

— Пока еще не разрушила, — успокаиваю я ее. — Но здорово испортила, что верно, то верно.

— Нет, разрушила, — не сдается Люси. — Я же тебе говорила про мою свекровь.

Ах да, свекровь. Люси не только счастливая обладательница гена, отвечающего за снижение веса в моменты душевного кризиса (надеюсь, специалисты Национального института генетики вскоре научатся его клонировать). Ей каким-то образом удалось заполучить единственную по эту сторону от Марса свекровь, которая искренне считает, что ее драгоценное дитятко нашло себе достойную пару. Они с Люси действительно любят друг друга. Зельда, маленькая и кругленькая, стягивающая седые волосы в пучок на затылке, в шестидесятые была одной из лидеров движения за равноправие женщин. Сегодня она преподает тендерную социологию в колледже Смита. Ее книга «Положение женщины в «корзиночных» культурах 1952–1974 гг.» стала обязательной для чтения по этому предмету. Они с Люси дважды в год посещают Метрополитен-музей — причем для того, чтобы посмотреть картины, а не купить сувениры. Зельда гордится тем, что ее невестка продюсер, и с восторгом поддержала ее решение заказать новогоднее угощение в «Дин и Делюка». Мне в этом отношении не повезло. Стоило матери Жака увидеть, что я купила свежезамороженный горошек, а не стручковый, который должна была собственноручно лущить, и она стала относиться ко мне как к Лукреции Борджиа, задумавшей отравить ее семейство.

— Люси, ну какие у тебя могут быть проблемы с Зельдой? — спрашиваю я. — У нее же практически нет недостатков.

— Да, знаю. И я ее просто обожаю. — Голос у подруги неожиданно срывается, она вот-вот заплачет. Бросив в стакан с холодной водой таблетку «Спленды», Люси размешивает ее пальцем и залпом выпивает. Я смотрю на нее как зачарованная. Может, именно благодаря этому Люси удается оставаться такой стройной? Черт, пожалуй, надо и мне попробовать. Неожиданно я ощущаю себя маленькой девочкой, которую пригласили на кукольную чайную вечеринку у Барби и угощают сахарной водой. Правда, даже не сахарной, а с заменителем сахара. Я умиляюсь до слез и отодвигаю стакан.

— Зельда встала на сторону Дэна? — с сочувствием спрашиваю я. — Что ж, неудивительно. Она, конечно, любит тебя, но не забывай, она его мать.

— Нет, дело не в этом. Зельда старается не вмешиваться. Она удивительная: сказала, что понимает, через что мне пришлось пройти. Именно так: не почему я это сделала, а через что мне пришлось пройти. Кстати, именно она посоветовала мне купить «порше», чтобы преодолеть кризис среднего возраста. Или начать плести корзины. Даже предложила научить меня. Техника плетения корзин изложена в девятой главе ее книги.

— Что ж, отчего не попробовать? — пожимаю я плечами. — По крайней мере это вполне творческое занятие.

— Слишком поздно. — В голосе Люси слышится неподдельная боль. — На этой неделе она отмечает свое шестидесятипятилетие. Дэн будет на юбилее с детьми и попросил меня не приходить.

— Странно. Почему? Ведь Зельда наверняка была бы рада тебя видеть.

— Да, конечно. Именно поэтому мне так тяжело. Дэн сказал, что не хочет меня там видеть. Что это будет семейный праздник.

— Но ведь ты… — Я замолкаю, неожиданно поняв, что имел в виду Дэн.

— Я больше не член семьи, — резко говорит Люси, и слезы текут по ее щекам. — Но почему? Разве это не моя семья?

Я лезу в сумку, чтобы дать ей салфетку «Клинекс», но Люси уже промокает глаза аккуратно сложенным носовым платком с вышитой монограммой «ХГ». Моему терпению приходит конец. Вряд ли эту вещь она получила вместе с годовой подпиской на журнал «Хаус энд гарден». Подумать только: Люси рыдает об утраченной семье, вытирая слезы платком, принадлежащим ее любовнику! Как иронично! Нет, метафорично. Или антропоморфично? Тоже нет. Этому нет названия. Как и поведению Люси.

— Послушай, если ты хочешь вернуть Дэна, тебе следует перестать плакать на плече у Хантера.

— Я этого не делаю, — возражает она.

— Во всяком случае, ты плачешь в его платок. — Я протягиваю руку и касаюсь уголка мокрого клочка белой материи. — Почему ты таскаешь это с собой?

Люси засовывает несчастный платок в карман и стонет:

— Я даже не знала, что это.

— Ты должна сделать выбор. Пора уже стать взрослой!

— Взрослой? Если я должна стать еще старше, лучше умереть прямо сейчас.

— Нет никакой необходимости в столь радикальных мерах. Но скажи мне, только честно. Ты все еще продолжаешь поддерживать отношения с Хантером или этот платок — все, что от него осталось?

— Не знаю, — неуверенно произносит Люси.

— А может, Дэн хочет быть уверенным в том, что он твой единственный мужчина? Разве он это не заслужил?

— У Хантера никогда не было на меня никаких прав. Он был лишь моей игрушкой, я с ним просто развлекалась. Но что, если я брошу Хантера, а Дэн не захочет ко мне вернуться?

— Это невозможно, — заявляю я, однако не ощущаю полной уверенности в своих словах. Кто знает, чего можно ждать от мужчин? Даже от Дэна.

Люси некоторое время молча смотрит на меня.

— Дэн собирается провести эти выходные без меня. А вдруг он решит, что так ему гораздо лучше? Зачем я ему нужна? В последние несколько месяцев я вела себя как настоящая стерва, — говорит она, и голос ее очень серьезен.

— Я заметила.

— Не будь такой злой. — Люси опять начинает плакать. — Только не сейчас, когда я и так всего боюсь.