Бой без правил

Я немедленно последовал совету приятеля и открыл крышки. Внутрь кабины тут же ворвался дневной свет. Однако от него я даже не зажмурился. Странные фокусы выкидывают мои глаза. А может дело вовсе не в глазах? Может это сам свет? Он уже не такой яркий, и это первый звонок, первый намек на приближающиеся сумерки.

— Андрюха, держись! — прокричал я и вновь заставил мотор взреветь.

На этот раз я применил новую методу. То рвал вперед, то сдавал назад, пытаясь раскачать, расшатать машину, словно это был ржавый гвоздь, плотно засевший в старой доске. Что из этого выходило, было видно плохо, но наблюдатель у меня над головой все подначивал и подначивал:

— Давай-давай! Кажись, получается! Еще чуток и пойдет!

Цирк-зоопарк, ну когда же пойдет? Я злился на БТР, на Лешего и на самого себя.

— Пошла, родимая! — вдруг громко завопил Загребельный. — Поддай газку, Максим!

Мне ничего не оставалось как послушаться. Мотор взревел как сумасшедший, бронетранспортер заходил ходуном, снаружи послышался оглушительный грохот, визг и скрежет. Что там происходило я так и не понял, но только баррикада впереди начала удаляться. Машина, покачиваясь, медленно отползала назад.

Глядя на два вдрызг разорванных колеса, я сокрушенно покачал головой.

— Кто ж знал, что там железобетонные балки, да еще и арматура из них торчит? — пожал плечами сконфуженный Леший. — И когда только эту дрянь успели туда скинуть? Я, по крайней мере, не видел.

— Бой был, — напомнил я. — Ты что, сильно обращал внимание из чего строили баррикаду?

— Вообще не обращал, — признался Загребельный.

— Так чего ж треплешься тогда?

— Сказать то чего-то надо. Отмазаться. А то ты сейчас на меня с кулаками кинешься.

— Не кинусь, — пообещал я. — Самому думать надо было, когда этот скрежет пошел. Может тогда бы только одним колесом поплатились.

— На двух доедем? — поинтересовался мой приятель.

— Зачем же на двух? — я почесал затылок. — Переставлю одно с левого борта. По три получится с каждой стороны. На трех доедем.

— Тогда начинай, — Леший глянул на часы. — А мы тем временем строительством займемся, время-то поджимает.

— Чаусова ко мне пришли, — потребовал я. — Мне сейчас колеса ворочать, откровенно сказать, не по силам.

— Ладно, пришлю, — пообещал подполковник, явно расстроенный утратой такого ценного работника.

На месте Лешего я бы не жался и отдал в мое распоряжение не одного морпеха, а еще как минимум человека два. Баррикада ведь теперь не главное. На кой черт ее строить на века! Этому редуту Одинцовской обороны, как впрочем и самому поселку, осталось продержаться всего один день. А вот БТР… Сейчас «302-ой» это самая большая, если не единственная наша надежда.

Глава 5

В убежище теперь было далеко не так спокойно и уютно как прежде. Оставшийся без топлива, дизель-генератор молчал, а, стало быть, об электричестве можно было забыть. В столовой горели лишь пара керосиновых ламп, да пяток масляных коптилок. Собственно говоря, и сама столовая уже не походила на тот зал, где обычно собиралась шумная толпа поселенцев, где стоял гул сотен голосов, звучали шутки и смех, разгорались жаркие споры. Она превратилась в мрачную вонючую пещеру, своды которой тонули во мраке. Почти все столы и стулья были сдвинуты к стенам и для пущей экономии места поставлены один на другой. Освободившееся пространство, которое по большей части примыкало к проходу на кухню и коридорам, ведущим в жилые помещения, было занято лежавшими прямо на полу матрасами, подушками и прочими частями от мягкой мебели. На них сидели и лежали люди. Практически все они были перемотаны окровавленными бинтами, подвязаны самодельными шинами. Полумрак и неверный трепещущий свет делал всех кто находился в убежище участниками какого-то жуткого спектакля, повествующего то ли о конце света, то ли куда хуже — о самой преисподней.

Подавленный этим зрелищем, я тихо спросил:

— Сколько человек осталось в поселке?

Нестеров медленно и устало повернул ко мне голову:

— Тридцать шесть раненых и шестеро здоровых, включая меня. — Милиционер тяжело вздохнул. — Еще утром раненых было тридцать восемь, но мне сообщили, что двое уже умерли.

— Почему вместе с Крайчеком не ушли здоровые люди? — поинтересовался слышавший наш разговор Загребельный.

— Есть пара придурков типа меня, — Анатолий грустно усмехнулся. — Остальные родственники раненых.

— Все люди здесь, в этом зале? — уточнил подполковник.

— Да, здесь, — майор кивнул. — Перебазировали санчасть в столовую. Так удобней. Все вместе, все на виду. Рядом еда, вода и отхожие места.

— И выход, — встрял в разговор Костя Соколовский.

— И выход, — согласился Нестеров.

— Кстати, насчет выхода… — Леший резко обернулся к капитану. — Костя, пока еще не расположились на ночлег, надо кое-что тут модернизировать.

По усталому лицу Соколовского пробежала болезненная волна, но Загребельный ее словно не заметил.

— Входную дверь видел? — продолжил он. — Это не дверь, а ворота прямо какие-то, да к тому же весьма хилые. Так что возьми ребят, и завали их как следует.

— Нормальная дверь, подполковник. Чего ты… — начал было милиционер, но Леший не дал ему договорить.

— Это когда она внутри освещенного и охраняемого периметра была, тогда да… тогда нормальная. А вот сейчас… — Окончание фразы Загребельный заменил на сокрушенное покачивание головой.

— Делайте как хотите, — сдавшись, махнул рукой Нестеров и тут же проворчал себе под нос: — От больной головы ногам покоя нету.

Анатолий обессилено пожал плечами и поплелся к старому обшарпанному столу, на котором стояла большая масляная коптилка, сделанная из стеклянной пол-литровой банки. Глядя ему вслед, я подумал, что майор очень устал. Пятьдесят пять лет плюс недавно перенесенная… Как бы это так лучше выразиться? Довольно близкое знакомство с призраком. Да уж… Анатолий держится на ногах только благодаря невероятно сильному чувству долга и пролетарской злости. Как тогда… в ангаре, где мы с ним прятались.

Завязнуть в воспоминаниях мне не дал голос Соколовского:

— Я пошел, товарищ подполковник. — Костя уже хотел повернуться, но на секунду притормозил. — Андрей Кириллович, вы разузнайте тут, пожалуйста… Может пожрать у них чего найдется? Вкалывали ведь как лошади. А попрыгунчик, он уже того… давно переварился.

— Я узнаю, Костя, — пообещал Леший.

Мы разошлись в разные стороны. Константин отправился поднимать людей, а мы с Лешим на негнущихся ногах подковыляли к милиционеру. Нестеров сидел за столом. Он сложил руки перед собой и уткнулся в них лбом. На мгновение даже показалось, что пожилой одинцовец уснул.