Боярич: Боярич. Учитель. Гранд
Шрифт:
Поднявшаяся суета позволила мне хотя бы примерно прикинуть количество бойцов, находящихся на базе. И судя по всему, их тут не меньше трех-четырех десятков… Неужто весь отряд в Москву притащили? Или их просто больше, чем в обычных «бандах»? Черт. Нужна информация. И не только по «Гончим». Сведения о самом Романе тоже нужны, как воздух. Но где их взять? Бестужев?
Нет, старший тут же начнет интересоваться – зачем да почему, а младший наверняка не в курсе дела. Если же он полезет с вопросами к отцу… хм. Скорее всего, результат будет тем же, только еще и подозрений не пойми в чем у боярина прибавится. Да и как замотивировать этот самый интерес, особенно в отношении Романа? Нет, этот вариант не подходит. Гдовицкой
Самое-то Лину спрашивать об ухажере явно будет бессмысленной тратой времени с моей стороны. Ответа в этой жизни я от нее точно не дождусь. Действовать через Милу… кхм. Тоже не вариант. С момента приезда обе близняшки сторонятся меня, словно прокаженного, даже на тренировках стараются не подходить ближе двух метров… Конечно, можно было бы свалить их поведение на последствия нашей последней тренировки в моем доме, но это глупость. Страха у них нет, я бы почувствовал. Осторожность? Да, присутствует… но и только. И в чем тогда здесь дело?
Проводив взглядом закрывающиеся ворота фабричного корпуса, я вздохнул и потихоньку убрался со своего НП. Пора домой… в смысле, к Бестужевым. Раиса-повар, которую, как хвастался боярин, он с боем отбил у лучшего ресторана столицы, обещала на обед свой замечательный борщ, и пропускать его я не намерен. Да и обещанной притихшим близняшкам тренировки тоже не стоит сбрасывать со счетов…
Связываться по браслету с Федором Георгиевичем я решил из усадьбы Бестужевых, и не без причины. Пару дней назад я уже рискнул созвониться с ним, находясь в городе, и он прочел мне короткую, но крайне емкую нотацию, из которой следовало, что я вообще не должен покидать дом Валентина Эдуардовича, кроме как для поездок в гимназию. Тоже мне заботливый родственник выискался. Где он был предыдущие годы, хотел бы я знать?
Кстати, действительно – а с чего вдруг в нем проснулось такое чадолюбие? Что изменилось-то? Ну, если не учитывать нового витка обострения боярской вражды, из-за которой род Громовых вдруг перешел на военное положение… Да-да, именно так Федор Георгиевич объяснил причины, по которым он сплавил сестер из имения. А вот Алексей остался при нем. Вроде бы как для учебы… Хм. Хорошо, что для подобного обучения дядька счел меня слишком юным, или просто решил, что мне это без надобности. Не хотелось бы участвовать в войне родов, до которых мне, как мещанину, не должно быть никакого дела. Пусть и мещанин я вре… кхм. Прочь, гормон, фу, зар-раза такая! Я еще ничего не решил, совсем ничего. Сначала надо дожить до совершеннолетия. Ар-р… Гадство.
А ведь дядя Федор был в курсе матримониальных планов своего младшего брата и его супруги. Он сам это признал, в том же разговоре. Но почему никогда не говорил об этом с Кириллом, мне непонятно. Как и то, почему об этом не знал дед… Странно все это. Очень странно.
Я вздохнул и, спустившись по шаткой, давно проржавевшей пожарной лестнице, завел стоящего под ней «Лисенка». Вопросы, вопросы… разберусь с ними после Романа. Придя к такому решению, я поддал огня, вывернув рукоять, и Рыжий запетлял по узким проулкам и дворам.
Пока мотоцикл катился по старому фабричному району в сторону Стромынки, я размышлял об увиденном на базе наемников и, в конце концов придя к выводу, что без личного осмотра фабричного корпуса изнутри мне не обойтись, сосредоточился на дороге, временно выбросив все мысли о Романе и его наемниках из головы. За стол лучше садиться в спокойном и расслабленном состоянии, иначе даже самая вкусная и лучшая еда не пойдет впрок…
– Нет, ты мне объясни, за какими бесами нас спихнули на попечение… этого! – кипятилась Лина.
– Не «этого», а Кирилла, – флегматично поправила ее сестра. Она сама не очень-то понимала, чем
руководствовался отец, принимая это решение, но недавно взятая за правило мысль придерживать экспрессию сестры заставила Милу ее поправить.– Пф. Какая разница… – сердито буркнула та. После смерти матери она, в отличие от Милы, не стала более сдержанной, зато злое ворчание, кажется, теперь прекращалось, только когда Лина засыпала. Все остальное время срывавшийся с ее язычка яд разве что одежды окружающих не прожигал. А уж когда она узнала о решении отца отправить их на попечение Кирилла, как учителя, даже Мила постаралась ограничивать общение с сестрой парой-тройкой минут за единый раз.
– Договор, Лина. Там прямо сказано, что мы должны проживать либо у родителей, либо у учителя, по их выбору. А учитель, как видишь, обосновался здесь… Только не спрашивай, пожалуйста, почему мы не могли остаться дома. Я не знаю, – вздохнула близняшка, расправляя складки платья.
– Кстати… да. Впервые моя мудрая сестра чего-то не знает. Вот это событие, – скривила губы Лина. В ответ Мила только покачала головой, но… тут она краем глаза заметила идущую по двору Ольгу и сама еле сдержала рассерженное шипение. С первой минуты их появления в доме Бестужева хозяйка дома ясно дала понять, что к Кириллу она их не подпустит. Как будто им это нужно?! А один раз заметив, как эти двое весело смеются над какой-то немудрящей шуткой Леонида, Мила почему-то почувствовала какую-то иррациональную злость. Как будто она вернулась в детство и Линка опять отняла ее любимую игрушку… Как же так?! Это же мое!
Покосившись на сестру в надежде, что та еще не заметила Ольги, действовавшей на близняшку как красная тряпка на быка, Мила мысленно застонала. Поздно! Лина с какой-то кривой полуулыбкой на губах, прищурившись, будто прицеливается, внимательно следила за каждым танцующим шагом хозяйки дома.
– И что она в нем нашла? – тихо прошептала Лина.
– То, чего ты не видела никогда. Человека, – неожиданно раздавшийся над головами близняшек холодный и безэмоциональный голос Кирилла заставил обеих дернуться. – Плохо. Совсем не следите за происходящим вокруг. А теперь встали и побежали. Даю вам десять минут, чтобы войти в транс.
Перед сестрами упали на пол две пары подавителей, и близняшки, скривившись, надели их на руки. Кирилл застегнул затейливые замки «напульсников» и, глянув на недовольных сестер, покачал головой.
– Чего стоим? Вперед! – Резкий, как щелчок хлыста, приказ заставил сестер бежать раньше, чем они осознали, что делают.
– Хоть бы переодеться позволил, – буркнула Лина, злым взглядом провожая шагнувшего с гульбища на крыльцо Кирилла.
– Противника ты тоже будешь просить подождать, пока сменишь туфли от Ли Ен на кроссовки? – бросила ей сестра на бегу.
– О! Я прошу тебя, помолчи, а! – закатила глаза Лина. – Мне и Кирилла с этой нудятиной хватает. А теперь и ты туда же?
– Как знаешь, – фыркнула Мила и, пожав плечами, прибавила ходу, одновременно начиная мысленный отсчет и сопровождая каждую цифру эфирным выплеском под ноги.
Устроившаяся в беседке Ольга заметила идущего в ее сторону Кирилла и, скрывшись в тени вечнозеленого плюща, оплетшего деревянное сооружение до самой крыши, принялась наблюдать. Вот юноша показался на дорожке, поправил соскользнувший было с руки рыжий шлем и двинулся вперед чуть расслабленной, но пружинистой походкой. Замер… Ольга видела, как мгновенно напряглось тело Кирилла, а только что спокойный взгляд, вдруг став холодным и жестким, полоснул из стороны в сторону и остановился на беседке… а в следующую секунду Кирилл моргнул, и наваждение пропало. Перед Ольгой опять был беспечный юноша, губы которого тронула легкая улыбка, а вовсе не боец вроде командира папиной дружины Аристарха Хромова, единственного неименитого ярого, проживающего в Москве.