Боярышня Евдокия
Шрифт:
— Я застряну.
— Земля осыпается, я тебя вытяну.
— Хорошо, ты первая.
Дуня еле пролезла с мешающимся подолом, а Гаврила протиснулся без её помощи. Тимоха не успел буквально чуть-чуть.
— Возвращайтесь! Проблукаете зазря, — принялся он уговаривать беглецов. — То древние ходы и ненадежные.
Но Гаврила только факелом ему в лицо ткнул, чтобы убрал свою морду и не пугал боярышню.
А потом началось блуждание.
Шли, ориентируясь на колышущийся факельный огонь, но он никак не хотел их выводить на поверхность. Где-то стояла решетка и было не пройти, где-то образовался
— Мы, наверное, уже до Москвы дошли, — произнесла Дуня, сдаваясь и укладываясь на сухое местечко.
У них прогорел последний факел, но они придумали наматывать на него куски ткани и несмотря на то, что полотно сильно чадило, тьму капельку рассеивало. Потом нашли дощечку и жгли лучины. Из-за нехватки света было непонятно, где они бродят. Может, в десятый раз проходят по одному и тому же месту, а может, уходят всё дальше и дальше.
— Отдохнём, — устраиваясь рядом, согласился Гаврила.
— Положу шкатулку в ту сторону, в которую мы пойдем, когда проснёмся. Огонь нам уже не разжечь будет, так что…
Оба проснулись от жажды и холода. Нащупали шкатулку и побрели дальше. В полной темноте идти стало намного тяжелее, но Дуня считала шаги и ощущение, что они идут вечность прошли.
— Стены кирпичные, — вдруг сообщил Гаврила.
Дуня сразу же принялась их ощупывать и подтвердила. Они пошли дальше и вскоре стали попадаться продухи, а через них немного света.
— Неужто мы под Новгородом? — удивился Гаврила.
— Вода течёт, — показала Дуня на стену.
— Это сливные канавки, — пояснил ей боярич и это означало, что они действительно добрались до города.
Гаврила с Дуней взбодрились. Идти стало легче и они даже стали оставлять знаки, чтобы отмечать свой путь. Выхода наверх не было, а может, они не видели его.
— Ого! Смотри! — Дуня показала рукой на стоящие друг на друге короба.
Гаврила снял крышку с одного из них:
— Парча, шелк и бархат! — торжественно объявил он.
— Так это контрабанда! — отчего-то обрадовалась Дуня и начала считать, сколько всего добра.
— Как бы нас за неё не порешили, — озабоченно вертя головой, тихо произнёс боярич.
— Как обидно, — расстроено произнесла боярышня, пытаясь приподнять короб.
— Чего?
— Вновь на нашем пути добро валяется, а взять не можем!
— Вот выберемся и вернемся, — постарался утешить её Гаврила, но прекрасно понимал, что им ни за что не найти тот двор, где их держали и уж тем более не повторить тот путь, что они прошли.
Дуня все-таки отобрала себе штуку тончайшего шелкового полотна.
— Балдахин сделаю, а то комары по ночам зажирают, — непонятно пояснила она, прижимая к себе ткань и шкатулку.
— Уходим, — строго произнёс Гаврила и боярышня согласно кивнула. Она старалась запомнить место контрабандного склада и даже на стенах чертила смайлики, но вряд ли это добро дождётся её.
— Я вижу лестницу и дверь, — после долгих блужданий сообщил Гаврила. — Постучим?
Дуня вяло кивнула, предоставляя возможность стучать и орать бояричу. Но неожиданно хватило одного удара, чтобы выбить дверь.
—
Силен! — уважительно произнесла боярышня и, подхватив своё богатство, понеслась вперёд:— Я слышу божественное пение! — радостно сообщила она ему, торопясь миновать узкий коридор
– улитку.
— Евдокия, погоди!
— Мне невтерпёж! Там люди! Ты слышишь!
Коридор, лестница, потом ещё коридор и тупик, а пение раздавалось совсем рядом. Надо было бы покричать, но оба охрипли.
Небольшой лючок над головой ненадолго затормозил спешащих на свободу молодых людей. Поднатужились, раскачали, сдвинули через щель железяку, откинули люк с грохотом.
Пение замолкло. Дуня закинула наверх шелковую штуку, потом шкатулку, а после её подсадил Гаврила, буквально подкидывая вверх, чтобы она большей частью оказалась на поверхности и не упала обратно.
Дуня успела подумать, как вежливо скажет певчим, что их пение благословенно и спасло две юные невинные души, но яркий свет ослепил её. После долгой темноты резь в глазах оказалась невыносимой.
Инстинктивно она одновременно сделала сразу несколько вещей, скрючилась, чтобы не свалиться обратно на руки Гавриле, застонала и закрыла рукой глаза. Ещё постаралась объяснить окружающим свою проблему в надежде, что убавят количество свечей подле неё:
— Ой! Глазоньки свет режет! — простонала она.
— Изыди! — провозгласил кто-то над её головой.
Удар кадилом по лбу, всё же скинул Дуню обратно, сбивая с ног показавшегося Гаврилу.
Глава 25.
Семён шёл по следу, не обращая внимания на шепотки. Рядом с ним держались его боевые холопы, чуть поодаль поспешал отряд Матвея Соловья.
— Волк, как есть волк! — ворчали старые воины Матвея. — Землю чуть ли не носом роет.
Дядька Гаврилы помалкивал, думая, что именно так и нужно искать. Он воспрял духом, когда узнал, что боярич приехал по зову боярышни Дорониной, чтобы найти его хозяина. И был счастлив, когда сумел оказаться полезным, подробно рассказав молодому сыскарю о Тимошке Сергееве.
Сам-то Бориска не догадался, что в пропаже подопечного мог быть виноват старый враг Афанасия. История с рудником уже была в прошлом, а вот поди ж ты…
Дядька Гаврилы рассказал Семёну Волку, что знал, но ему показалось, что тот ничего нового не услышал. Однако боярич подбодрил его, сказав, что найдёт Гаврилу Афанасьевича. И Бориска ему верил, потому что видел, как молодой боярич начал поиски Евдокии Вячеславны. Все только и делали, что орали друг на друга и носились безголовыми курицами, а боярич со своими холопами сразу бросился смотреть следы.
Идя по следу, Семён взмок от напряжения, хотя погода выдалась стылой и следующие за ним воины ёжились от холода. Боярича не отпускала досада на совершенные ошибки: если бы он раньше поговорил с дядькой Гаврилы; если бы, вычислив дом вероятного Дуниного похитителя не промедлил, ожидая поддержку в виде боярина Овина; если бы доверился интуиции и сразу проследил, куда поутру повели ту лошадь, что он выслеживал… Столько разных «если»! А в результате Семён вновь теряет время, ползая на каждом перепутье, заново ища знакомый след, но уже вне города. Но это сейчас многое стало понятно, а вчера всё было иначе.