Бойцовые псы
Шрифт:
Глава 12
Лёха мучительно кривился, мотал головой, выслушивая Седова по телефону.
— Альча… ну бывает… сам знаешь… Ну хочешь, я тебе с процентами верну? Плохо он пошил тебе костюм, не спорю, я с него вычту. За моральный ущерб в том числе… Но только не забирай у меня заказ! У меня ведь, как ты говоришь, реноме, в смысле репутация. Заказчики сразу отвернутся. Моя фирма веников не вяжет, сам знаешь, а это лучший мой закройщик… Ну, в последний раз!
Наконец Лёха крякнул и положил трубку. Посмотрел на сидевшего напротив Андрея.
— Ну вот что я вам скажу, друга мои… Чтоб такого унижения, даже в иносказательном виде, больше я не терпел, вы поняли меня?
Андрей молчал, не поднимая глаз. Леха сел за стол напротив него.
— Слушай, может, ты из-за марухи своей, а? Мстишь ему, что ли? — кивнул он в сторону телефона. — Только ему от этого ни холодно ни жарко, усёк? За свои бабки он себе хоть Сильвестра Сталлоне из Америки выпишет. И тот все в лучшем виде сделает…
Братки заулыбались, ожили… Андрей продолжал каменно молчать, глядя в пол.
— Ну всё. — Лёха посмотрел на часы. — Это для разрядки… У меня сейчас прием посетителей начнётся. Потом в префектуру ехать, вызывали зачем-то… Значит, так. — Его палец уперся в Волоху. — Сейчас всем в спортзал. И по полной программе. А я потом сам у вас зачёты приму. И бег на короткие, и подъём переворотом. А с тобой, — он погрозил Андрею пальцем, — ещё будет разговор!
— Не, в натуре, — осмелел Волоха, переглянувшись с братвой. — Пришел, понимаешь, твой корешок, забрал у него девку, и будто так и надо! И еще заказ ему исполни.
— Ну… — согласно замычали братки, они же «торпеды».
— Разговоры! — Лёха постучал костяшками пальцев по столу. — Я что сказал? Только то, что клиентуру теряем из-за половой ориентации отдельных наших членов.
Андрей приподнял голову, удивленно посмотрев на Лёху:
— Я что, голубой?
— Нет пока, — сказал Леха. — Но ориентирован на одну маруху, что вредит общему делу. Пора её забыть и вычеркнуть из собственного сердца, пока я добрый. Понял теперь? Всё, свободны, у меня там народ, слышите, толпится…
«Толпилась» на самом деле одна молодая женщина с заплаканными глазами, державшая за руку дочку лет шести, которая громко успокаивала мать:
— Мама, ну не плачь, тебе ведь сказала тетя Сима: дядя Лёша обязательно поможет.
— Заходи, — сказал Лёха. — Опять, Надежда, случилось чего-то? Муж вернулся?
Она робко вошла, села на стул, не поднимая глаз, помотала головой.
— Что, больше не приходил?
— Нет… Спасибо вам, Алексей Дмитриевич. По телефону только грозился. Как выпьет, сразу начинает звонить. А так не приходил пока.
— И не придёт. — Леха пренебрежительно махнул рукой, сунул девочке шоколадку в яркой обертке. — Проведём ещё разок профилактику, и папка тебя больше не побеспокоит. Тебя как звать, забыл уже?
— Маша… Вы только его сильно не бейте, — сказала она. — Он мне звонил, жаловался на вас.
— А он тебя бил? — спросил Лёха.
— Меня? Бил. Но вы все равно, сильно не надо, ладно?
— Вишь, жалеет папку своего… — вздохнул Лёха, многозначительно глядя на посетительницу. — А тут стараешься, стараешься,
хоть бы кто пожалел… Ну что у тебя опять приключилось, Надежда? Горе ты мое…— Сами знаете, Алексей Дмитриевич, занялась я уличной торговлей.
— Та-ак… — кивнул Леха. — Тряпки и обувь. Помню. Что, опять мои ребята лишнее с вас берут?
— Да ваши ребята что, мы уж привыкли… они хоть нас охраняют, работать дают. Милиция замучила — вот кто действительно совсем обнаглел… Всякие справки им, разрешения, то с зеленой полосой, то ещё с какой…
— Ты покороче можешь? У меня вас знаешь сколько? И всем помочь надо!
— А короче, я товар свой домой не вожу, сумки тяжелые, я их там оставляла у Гайдуллиных. Они рядом живут, я им по десять тысяч за хранение платила…
— У Гайдуллиных? Да они же пьяницы! Родную мать пропьют! Ну и что?
Надежда вздохнула, потом ее глаза наполнились слезами, она достала носовой платок из кармана, громко всхлипнула.
— Мам, не надо, — попросила Маша и повторила чьи-то слова: — Утерянного не вернёшь.
— Спёрли? — спросил Лёха, присвистнув.
— Ну! — сказала Маша. — Я ей говорила, говорила! Мамка, не оставляй у них! Говорила я тебе?
— У них там проходной двор, — сказала мать, не много успокоившись. — Кто только не приходит.
— Ну знаю, бомжи всякие, черножопые разные… — кивнул Лёха. — Я ихнему участковому сколько раз говорил. Прими меры, не доводи до греха… И что?
— У меня товару там было на пять миллионов, да больше не моего, а на реализацию, Наташка Ломакина из Турции привезла… Она скоро опять оттуда приедет, что я ей скажу?
— А милиция? — спросил Лёха, распаляясь. — Что вы все ко мне жаловаться заладили? А менты эти позорные на что? Им за это деньги платят! А нас по телевизору только в чёрном свете показывают! Я правильно говорю?
Она закивала, соглашаясь.
— Як дежурному обратилась в отделение, он ко мне участкового прислал. Сколько, спрашивает, там было товару? Говорю ему: на пять миллионов. Он только рукой махнул. За такую сумму никто, мол, мараться не станет. К бандитам, говорит, обращайся. Может, возьмутся за половину… Это он про вас, Алексей Дмитриевич.
— Ну, это он глубоко прав, — кивнул Лёха. — Такса у нас такая, это верно. — Значит, товар находим, и бабки пополам. Иначе, Надежда, при всем моем к тебе уважении и симпатии мои ребята меня не поймут. Это ты себе сразу отметь. А менты, вишь, не хочу при твоей дочке распространяться, даже за половину не хотят.
— Ой, да хоть половину бы вернуть, Алексей Дмитриевич! Вовек была бы благодарна…
— Ну, насчёт благодарности после поговорим. Не при ребёнке. Ещё найти надо. Но это мои ребята разберутся. Все у тебя?
— Она пожала плечами, потом встала со стула.
— Эх, Надежда! — сказал Лёха, провожая её с дочкой до двери. — Вот смотрю на тебя, думаю: правильно делают наши бабы, которые такие же привлекательные, что за иностранцев замуж выходят! И от наших мужиков загранпаспортом спасаются… Чего они тут хорошего видят? А ничего! Ну, все, договорились уже, меня супрефект дожидается…