Бойся своих желаний

Она повлекла меня в спальню. Села на кровать, стащила с себя трусики и потянула мою голову к себе ниже пояса.

Ласкала она меня с силой хорошего докера. Все ее тело было в пупырышках от постоянных эпиляций. Но все равно – она сколько угодно могла не нравиться мне как, блин, эстету, но мужчина во мне хотел ее, рвал, сдирал с нее и с себя шмотки. А когда я нацелился, наконец, проникнуть в нее, она сжала ноги и лукаво спросила: «Так ты поедешь со мной завтра к деду?»

Я ненавижу, когда девки шантажируют сексом: я, мол, тебе дам, если ты вскопаешь огород. Но не устраивать же разборки в самый пиковый момент! И я горячо прошептал:

– Да, да, поедем, поедем! – И тогда она меня впустила.

А когда все кончилось, я встал и начал собирать свою разбросанную по полу одежду – благо по жаркой погоде ее оказалось немного. Мишель лежала на животе, уткнувшись лицом в подушку, вытянувшись во весь рост.

– Да-да, правильно, – сказала она, не поворачивая головы. – Уходи, я не люблю спать с кем-то.

– Я тоже.

– Завтра в Щербаковке у деда, в три часа дня. Ты обещал.

– Я помню свои обещания. Даже те, что из меня клещами вытащили.

– Ах, бедненький! – иронически протянула она. – Ты ведь так хотел меня.

– А ты обещала мне денег.

– Как же, как же! – с сарказмом сказала она, перекатываясь с живота на спину и взирая на меня. – Я должна тебе еще заплатить!.. Ладно, возьмешь в секретере, там есть гриновый налик, отсчитай две с половиной. Добавку привезу тебе завтра. Иди, дверь за собой захлопнешь, я тебе доверяю.

Я вышел из спальни. Вот как бывает: лучший способ излечиться от любви – добиться ее. Западаешь на девчонку – а когда достигнешь своего, оказывается, что она обыкновенная выдра, мелкая хищница с острыми зубами. Нет уж, вряд ли гражданке Мишель удастся когда-нибудь снова меня раскрутить на секс с ней.

В гостиной я задержался. Сначала все никак не мог определить, что за зверь имелся в виду под именем «секретер». Комната выглядела так, словно мечтала попасть на выставку современного дизайна. Всюду – и на полу, и на стенах – шахматная, черно-белая глазурованная плитка, от которой ломило глаза. Белый диван, весь из прямых углов, такого же фасона кресла, однако черного цвета, камин из белых панелей, похожий на летающую тарелку… Черный прямоугольник ТВ… И три одинаковых шкафчика, инкрустированных, как шахматная доска. Я открыл первый – там оказались книги. Возвышались словари, энциклопедии, альбомы по искусству. А еще, кстати, – с десяток древних папок, советских еще времен, с плотным картонным переплетом. В подобной моя маман хранила отксеренное творческое наследие Владимира Высоцкого. Из любопытства я заглянул в одну – однако там оказалось пусто. Посмотрел вторую – и там тоже ничего. В третьей была стопка подшитых документов – явно из давнего прошлого. Замелькали шапки: СОВЕТ МИНИСТРОВ СССР. ПРИСУТСТВОВАЛИ… СЛУШАЛИ… Я открыл вторую, там было покруче: ПОЛИТБЮРО ЦК КПСС. ПРИСУТСТВОВАЛИ: Горбачев М. С., Васнецов П. И., Громыко А. А., Лигачев Е. К. Странно, зачем в понтовом дизайнерском шкапике держать ободранные осколки СССР? Может, где-то здесь содержатся документы о тайном визите к нам битлов? Но зачем тогда Мишель другие доказательства? Бери и отдавай документы в прессу… Все равно надо будет при случае спросить хозяйку, что это за бумаги. А может, даже полистать их – несмотря на то, что любая официальная бумага (за исключением банковских билетов) наводит на меня сон.

Я закрыл первый шкаф и перешел ко второму. Он оказался доверху набит видеокассетами и DVD-дисками. Опять же неясно: зачем в штучном, многотысячедолларовом шкафу держать видео «Ночь живых мертвецов» и диск «Мумия возвращается»? Воистину, деньги у наших богатеев меняют только наружный слой. Чуть поскреби позолоту – и выглянет наглое и не очень образованное мурло.

Наконец, в третьем секретере обнаружилась наличность: ровно две с половиной тысячи долларов. Я пересчитал их, сунул в задний карман брюк, и мне вдруг пришло в голову: «Раз в секретере оказалось ТОЧНО две с половиной – значит, она все просчитала с самого начала?.. И то, как будет со мной торговаться в кафе, и как соблазнит меня, и как приведет сюда, и как отправит прочь из своей спальни и скажет забрать деньги?.. Ничего себе расчетец! Вот это дальновидность! Снимаю шляпу!.. А я-то! Подставился по полной программе. Оказался примитивным, абсолютно предсказуемым мужланом, которого девица просчитала на раз. Выпила, привела, использовала, унизила – да еще заставила завтра тащиться объясняться с Васнецовым. Ай-яй-яй, стыдно-то как!»

Я захлопнул дверь и вышел в прохладный, старый и гулкий подъезд. Когда-то я сам жил в подобном – а теперь вот приходится таскаться по чужим квартирам, чтобы еще раз ощутить восхитительное чувство: я – в центре города.

* * *

Я, разумеется, никогда не расскажу Римке, как провел этот вечер. И не потому, что боюсь ее ревности. Да она вроде и не ревнует меня. Привыкла к моим встречам, так сказать, на стороне. Ох, какая же дурь – ее идея выйти за меня замуж! Какая блажь! Мы семь лет нормально, спокойно проработали бок о бок, и на восьмой – вот оно, здрасте, приехали: мы идеальная пара, давай поженимся. Ерундистика полная.

…Римма в тот же самый вечер отправилась к Василисе – бывшей помощнице по хозяйству гражданки Мишель. Тетенька проживала неподалеку от Коломенского в квартире своего гражданского мужа – который оказался настолько любезен, что даже зарегистрировал ее на личной жилплощади.

– Квартира маленькая, душная, – рассказывала мне следующим утром рыжекудрая красотка. – И еще ее заполнял застарелый запах алкоголя…

– Василиса пьет, что ли? – поинтересовался я.

– Не от нее пахло. Да и воняло, как будто там пиво и вино дешевое регулярно на столы и на пол разливали.

– А сожителя гражданки ты видела?

– Нет. По-моему, он в комнате храпел. А мы с ней на кухне разговаривали.

Василиса была настолько любезной (или беспечной, или провинциальной), что пригласила мою помощницу зайти в дом. И даже проводила на кухню. И уже только там простодушно спросила:

– Я чего-то не поняла: кто вы? С чем пожаловали?

А когда Римка объяснила, женщина немедленно заплакала. И через слезы начала истерить:

– Да сколько же можно! Участковый приходит, допрашивае-ет! Следователь вызывае-ет. Мука-то кака-а-ая! Подписку невыездную взяли! Да почему ж Мишель на меня-то все валит? Раз я приезжая, значит, виновата во всем? А когда я у нее полгода убиралась, там конфетки не пропало – это как? А тут случилось что – давай, пожалуйста, выгнала! Ну и ладно! Ну и обойдусь! Меня уже в три дома приглашают! И зарплата больше! Только зачем оговаривать-то меня? Какая ж я ей воровка-то?! Нашла грабительницу!..

Словом, пришлось Римке выступать в роли матери Терезы: водой гражданку отпаивать, корвалол в мензурку накапывать.

Я спросил свою помощницу, не показалось ли ей, что истерика Василисы – просто игра.

– Нет, – твердо сказала она, – эта женщина – личность совсем не демонстративная. Скорее застревающая. Типичная жертва.

Я пропустил мимо ушей наукообразный бред, которого в последнее время нахваталась Римка, и спросил:

– Твое мнение: она замешана?

– На девяносто девять процентов нет.

– А мужик ее?

Мой простой вопрос поставил ее в тупик. Она немедленно начала оправдываться:

– Н-ну… А при чем здесь он?

– Значит, с ним ты не разговаривала?

– А зачем?

– Василиса приносила ключи от квартиры Мишель домой?

– Зачем ей это надо?

– То есть ты об этом тоже не спросила?

И я, и Римка – мы оба понимали, что она прокололась, не побеседовав с сожителем гражданки. Именно поэтому помощница надула губки и огрызнулась:

– Ну, и ездил бы сам, раз такой умный!

– Разговорчики в строю! – рявкнул я.

– Ладно, извини, – пошла на попятный моя сотрудница.

Мне показалось, что она не стала со мной спорить не потому, что я как-никак ее начальник, а оттого, что вознамерилась выскочить за меня замуж. Вот еще черти накачали дополнительную заботу: с матримониальными замыслами Римки разбираться!

А рыжекудрая вдруг оповестила меня – тоном, каким обычно изъясняются не подчиненные, но девушки:

– Раз ты кричишь на меня – не скажу, что еще я там, в Коломенском, видела.