Бойтесь напуганных женщин

– Это я уже у нас в городе купила, когда на такси пересаживалась. Кстати, возле дома твоих родителей, в супермаркете. Вдруг, думаю, приеду, а у тебя в холодильнике шаром покати.

Тоне опять показалось, что подруга споткнулась, говоря о доме родителей.

– Ты никого из знакомых не встретила? Только к моим родителям заехала и сразу ко мне? – спросила она.

– А кого я могла встретить? В таком темпе к тебе летела! Ты что, меня в чем-то подозреваешь?!

Прежде Надежда всегда начинала нападать, если не хотела в чем-то признаваться. Хотя, с другой стороны, может, Тоня становится излишне мнительной. Да и что ей за дело? Не хочет говорить и не надо! Мало ли какие у нее могут быть тайны. Если и в самом деле только приехала...

Она быстро нарезала хлеб и вернулась за стол, сервированный на двоих.

– А что, подруга, ты тут неплохо устроилась, – откинулась в кресле Надя, когда, отдав должное обеду, они перешли к легким закускам. Пересели в кресла, разложив сыр и расставив напитки на небольшом журнальном столике. – Компот, кстати, у тебя просто обалденный!

– Это ежевика.

– Сама делаешь?

– Не просто сама делаю, а и сама собираю.

Они переговаривались, будто в теннис играли: подача слева – отбили, подача справа – отбили. И ничего от разговора задушевных подруг, когда слова не надо подбирать, а разговор течет складно, плетется, как вязаное полотно.

– Вот уж никогда не думала, что тебя привлечет такое невидное местечко, как этот хутор.

– Поселок.

– Какая разница? При ваших с Михаилом устремлениях... Он же собирался в Москву переезжать.

– Нет, мы потом передумали. У нас отличный дом, у Михаила любимая работа. Хорошо там, где нас нет... Я хотела сказать – был дом.

– А что, его снесли?

– Нет, конечно! Просто я ушла и все оставила Михаилу...

– Вот обнаружилась и между нами разница, – криво усмехнулась Надя, – ты все оставила мужу, а я все забрала с собой... Что поделаешь, non sum, qualis eram! [1]

1

Я не тот, каким был прежде (лат.).

– Опять ты со своими юридическими заморочками!

– Нет, правильнее сказать – это все, что я еще помню из латыни. Кто бы сейчас поверил, что у меня высшее юридическое образование?

– Я верю. Ты хочешь сказать, что за полтора года в твоем выражении лица исчезли следы интеллекта?

– Интеллект? А что это такое?

– С тобой все ясно. В Америке он тебе не понадобился.

– Не понадобился. Более того, высшее юридическое образование мне только мешало... Лучше скажи, разговор у нас пойдет начистоту или сделаем вид, что все хорошо, и кобыла не околела, и конюшня не сгорела?..

Тоня посмотрела на подругу: если так и дальше пойдет, то между ними вообще не останется ничего общего. Мало ли от чего можно отречься, но от образования? От принадлежности к определенной группе общества?

– Я и забыла, Тато, тебе всегда не нравились мои попытки опроститься, говорить языком простонародья, употреблять ненормативную лексику.

Тоня пожала плечами:

– Пожалуй, я стала менее категоричной в этих вопросах. Хочется тебе опускаться на дно – опускайся...

– Ты не права, совсем не хочется. Мне даже понравилось бы, чтобы ты, как прежде, меня поругивала и говорила афоризмами вроде: «Логанчук! Нужно усложнять, чтобы все стало проще, а не упрощать, чтобы стало сложнее!»

– Запомнила? Надо же, это я тогда и в самом деле афоризмами увлекалась. Ко всякому слову цитировала.

– Я отдавала должное твоим познаниям... Кстати, что это за вино? Небось из старых запасов, какое-нибудь французское, и бутылка стоит целое состояние?

Неужели когда-то обе считались близкими подругами? У них обеих так много в жизни произошло, а они ведут неспешный светский разговор ни о чем! Они отдалились друг от друга, вот что.

А что общее – страх? Но Надя вовсе не кажется напуганной, несмотря на свой измученный вид. А его вполне можно объяснить трудностями перелета. Через пол земного шара летела.

– Это вино делает Хромой Костя. Представь, какие способности в мужике открылись! Говорит, что, наверное, всегда мечтал стать виноделом. Пока своего винограда у него нет, у других покупает. Изготавливает небольшими партиями, по шесть полулитровых бутылок.

– Почему именно по шесть?

– Столько получается из трехлитрового баллона, – расхохоталась Тоня. – По крайней мере он так всем говорит. Может, остальное закапывает?

Надя проницательно взглянула на нее:

– Ты с ним живешь?

– Узнаю Надюшку. Вопросы сразу в лоб, без экивоков. Так и отвечу: нет, не живу. Как говорит сам Костя, надо же иметь хоть один дом, где я могу просто поговорить.

– Неужели и не пытался?

– Костя – стреляный воробей. Станет он лезть к женщине, которая не имеет к нему интереса!

– А ты не имеешь?

Надя взглянула лукаво, вмиг преобразившись, словно только теперь стала приходить в себя, расслабляться и расправлять сжатые кольца пружины. Если не страх ею владеет, тогда что? Откуда это напряжение?

– Откровенно говоря, я наслаждаюсь свободой. – Тоня пригубила из бокала, который до того просто держала в руке. – Ты не думай, я не кокетничаю, но мне кажется, я никогда не была так счастлива, как теперь.

Врет ведь! Прямо так уж и счастлива. Просто здесь в Раздольном Тоня наконец-то пришла в себя... Стоп! Это значит, раньше была не в себе? Как это объяснить: ее выгнал из дома инстинкт самосохранения или внезапное прозрение и испуг от того, что мир вокруг оказался совсем не таким, каким она раньше себе представляла? Ей потребовалось залезть в темную глубокую нору и здесь отлежаться? Как это объяснить Наде? И вообще, почему Тоня раньше разговаривала с подругой, не задумываясь о том, поймет она ее или нет, а просто чирикала о том о сем, как воробей на ветке?..

– Я помню тебя накануне свадьбы с Михаилом. Ты вся сияла, искрилась, а сейчас твои глаза скорее сонные...

Сонные. Неужели это так заметно? «В той норе, во тьме печальной, гроб качается хрустальный, а в хрустальном гробе том спит царевна мертвым сном...» Антонине давно пора рассказывать эту пушкинскую сказку своим детям.

– Мне хорошо, а то месяцев десять назад я так искрилась, чуть не зашкалило.

– Ты разошлась с мужем?

– Думаю, да.

– Интересный ответ.

– Просто я оставила ему заверенное нотариусом согласие на развод. Скорее всего Миша уже муж другой женщины.

– И ты думаешь, здесь он тебя не найдет?

Тоня пожала плечами:

– Не знаю. Я наказала маме строго-настрого... Кстати, а как ты узнала, где меня искать?!

– Неужели Марина Евгеньевна отказала бы мне в такой малости, как в бумажке с твоим адресом?..

– В обмен на что?

– Да ладно, догадалась! Конечно, мне придется написать подробное письмо, как у тебя дела. Ты ведь не возражаешь?

– Не возражаю.

Тоня помрачнела. Может, и не надо ей было убегать ото всех. Но она так напугалась! Ей казалось, что живи она рядом с родителями, подвергнет и их жизнь риску.