Божество пустыни

Она была права. Единственной любовью моей жизни была царица Лостра, но ее давно не стало, и ее место заняла Техути. Я ни в чем не мог ей отказать, но мог хотя бы обозначить свои правила и условия. Она почти несомненно не станет соблюдать их, как и ее мать, но попытка не пытка.

– Скажи мне точно, чего ты от меня требуешь, Техути?

– Моя мать была замужем за царем, но у нее был и муж по ее выбору. Она рожала детей от него, а не от царя. Она не могла устроить это сама. Ты помог ей. Разве не так?

– Да, так, – признался я. А что мне оставалось.

– Большую часть жизни я прожила в гареме брата, – продолжала Техути. – У него двести жен, но любит он всего одну. Масара стала первой из них и родила ему троих сыновей. Я бы удовольствовалась тем, что есть у нее. Но я видела, как несчастны остальные жены. У большинства их за все время после свадьбы он побывал не больше одного или двух раз. Знаешь, что они делают, Таита? – спросила она, и в голосе ее зазвучало глубокое неодобрение. – Они играют с собой или с другими женщинами гарема, а не с мужчинами… с мужчинами, которых хотели бы и любили. Им делают игрушечные уды из слоновой кости или серебра. Они запихивают эту ужасные штуки в себя или друг в друга. – Она замолчала и содрогнулась. – Это так печально. Я не хочу стать такой, как они.

Я видел, что лицо ее изменилась, стало мрачным. Увидел неожиданные слезы в углах ее глаз. Она больше не играла.

– Я знаю, что ты отвезешь меня в чужую незнакомую землю. И отдашь старику, морщинистому и седому, с холодными руками и зловонным дыханием, отчего меня будет тошнить. Он будет делать со мной всякие гадости… – Она подавила рыдание. – И я хочу, чтобы перед тем, как это случится, ты дал мне то, что было у моей матери. Хочу быть с мужчиной, который заставляет меня смеяться, мое сердце биться быстрей. С мужчиной, который меня любит и которого искренне люблю я.

– Ты хочешь Зараса, – мягко сказал я. Она задрала подбородок и посмотрела на меня сквозь слезы.

– Да, я хочу Зараса. Всего один раз я хочу любить и прижимать любимого к сердцу. Я хочу, чтобы Зарас стал моим мужем, чтобы он глубоко вошел в меня. Если ты дашь мне это хоть ненадолго, я с готовностью выполню свой долг перед фараоном, перед Египтом и перед тобой, мой дорогой Таита.

– Ты обещаешь, Техути? И никогда никому не скажешь, даже родным детям?

– Моя мать… – начала она, но я перебил.

– У твоей матери были особые обстоятельства. У тебя их не будет. Ты должна дать мне слово.

– Даю слово, – согласилась она, и я не мог усомниться в ней.

– Ты должна понять, что не будешь носить детей Зараса – никогда.

– Я бы хотела, чтобы было иначе, Таита. Я очень хотела бы получить своих собственных маленьких Зарасов. Но я знаю, что должно быть так, как ты говоришь.

– Каждый месяц, когда должен будет расцвести красный цветок твоей женственности, я буду давать тебе настой. И вместе с кровью из твоей утробы извергнется младенец.

– Я буду его оплакивать.

– Став женой Верховного Миноса, ты навсегда откажешься от Зараса. Ты будешь жить в царском гареме на Крите. Зарас вернется в Египет. Ты больше никогда его не увидишь. Ты понимаешь это, Техути?

Она кивнула.

– Говори! – приказал я. – Скажи, что понимаешь.

– Я понимаю, – отчетливо произнесла она.

– В вашу с Миносом брачную ночь я дам тебе мочевой пузырь ягненка, наполненный кровью. Когда Минос возьмет тебя на ложе, пузырь разорвется. Это убедит его в твоей девственности и чистоте.

– Понимаю, – прошептала она.

– Ты никому не скажешь, – настаивал я. – Даже Бекате. Особенно Бекате.

Ее младшая сестра неисправимая болтушка и ничего не способна сохранить в тайне.

– Я никому не скажу, – согласилась она, – даже младшей сестре.

– Ты понимаешь, в какой будешь опасности, Техути? Минос будет господином над твоей жизнью и смертью. Глупо обманывать царя. Тебе придется очень постараться, чтобы никто никогда не узнал правды.

– Понимаю. Я знаю, что ты рискуешь не меньше меня. И еще больше люблю тебя за это.

Конечно, это было безумие, но я за свою жизнь совершал много безумных поступков. Единственным моим утешением было то, что у меня будет немного времени, чтобы приготовиться. Зараса сдерживают раны. Он еще не в состоянии отдаваться безумствам любви. Однако выздоравливает он быстро.

Два дня спустя ко мне пришел Зарас и спросил позволения говорить.

– С каких это пор тебе нужно мое позволение? Раньше его отсутствие тебя не останавливало.

Он выглядел смущенным.

– Царевна Техути хочет, чтобы я учил ее военному делу и обращению с мечом. Я сказал, что на это нужно твое разрешение.

– Вероятно, это не слишком разумно, Зарас. Ее царское высочество обычно получает желаемое.

– Я не хотел проявить неуважение, – поторопился он заверить, и я рассмеялся при виде его отчаяния.

– Царевна – отличная лучница, – заметил я. – Она очень проворна. У нее острое зрение и хорошие сильные руки. Не сомневаюсь, она научится владеть мечом. И это умение может очень пригодиться ей в будущем. Кто знает? Однажды оно даже может спасти ей жизнь.

Сам не понимаю, почему я это сказал. Как показали события, это было одно из величайших преуменьшений в моей жизни.

– Никаких возражений, мой господин, – торопливо согласился Зарас. – Напротив, я сочту это великой честью.

– Тогда действуй. Мне будет очень любопытно посмотреть, чего ты от нее добьешься.

Я больше не думал об этом, хотя это не вполне верно. Я больше не думал почти ни о чем. В последующие недели Зарас и Техути причинили мне немало боли.

Зарасу с каждым днем возвращались силы. Если со своими людьми он был строг, то к себе еще более безжалостен.

Каждое утро на рассвете он устраивал для своих людей бег по пересеченной местности. Я бежал с ними. Природа наделила меня огромной силой и выносливостью, и я не отстаю от тех, кто моложе меня вдвое и даже еще моложе.

Вначале я видел, как тяжело приходилось Зарасу, и поражался тому, как умело он скрывает от всех свои страдания – от всех, кроме меня. Но через несколько дней он уже не отставал от меня, первым начинал бросок отряда и смеялся над моими шутками и остротами.

Я одобрял его старания и постоянное стремление к совершенствованию. С другой стороны, у всего есть пределы. Поведение, приемлемое для обычных людей, не всегда пригодно для высшей знати.