Божьи люди. Мои духовные встречи

Когда старостиха (так звали у нас жен старост) воротилась и рассказала моей матери о поездке, то я (вероятно, со слов матери) запомнил несколько слов о батюшке.

У дома батюшки было хотя и немного народа, но все же была толпа, искавшая видеть его.

Первою вышла к прибывшим его матушка. И иронически обратилась к ним:

— Эх вы, дуры, дуры! Ну чего вы приехали сюда?

Может быть, неверно передала это старостиха, может

быть, я неточно воспроизвожу (прошло уже лет 50–60), но эти слова врезались мне в душу до сих пор.

Потом вышел сын–семинарист с гармонией и начал наигрывать разные песни.

Но народ эти неприятные встречи ничуть не охладили:

— Ишь, враг-то, враг! Что делает? Искушение!

Старостиха сказала что-то матери моей о своей беседе с

батюшкой, которою она была вполне удовлетворена: что мне неизвестно. Мать умела молчать…

Тогда я был еще семинаристом…

После того прошло лет около 20–ти. Мне пришлось встретиться со студентом университета, В. К–м, сыном священника из этого же села. И он, как и другие, чтил о. Петра (он был, вероятно, преемником отца студента).

Вот что он рассказал мне о нем.

У батюшки была целая группа местных христиан, им воспитанных в духовной жизни. Подробностей я, к сожалению, не помню (Ах! как мы не ценили свою Русь! — повторяю теперь я часто… Святая Русь!), но вот одно и доселе осталось в памяти…

Когда эти духовные братья встречались и начинался между ними разговор, то он непременно шел о духовных вопросах. А так как вся наша духовная жизнь представляет непрерывную борьбу с нашими грехами и корнем их — диаволом, то братья — иногда вместо приветствия — спрашивали друг друга:

— Ну как он — тебя?

“Он”, то есть диавол; но братья не хотели даже произносить этого имени…

Больше ничего не помню. Жаль!

Но из одного такого вопроса ясно следует, что и матушка, и семинарист — тут не авторитетны. Они смотрели на дело по–мирскому, а батюшка знал другое.

Да уж и время подходило иное, семинария не воспитывала в нас духовного опыта. Попадались и безбожники, но очень мало.

Доказал

Я был уже ректором семинарии. Однажды иду из собора домой. Направо — Волга. Поперек в нее впадет маленькая речушка “Тьмака”: вода — грязно–желтая; где-то выше фабрики, заводы. Деревянный мостик. Догоняю старушку.

— Здравствуй, бабушка!

— Здравствуй, батюшка!

— Сколько тебе лет?

— Да уж семьдесят четыре.

— Хорошо-о.

— Да я уж и Бога просила — умереть, а Он смерти не дает.

Помолчали. Идем.

— А я хотела тебя вот о чем спросить. Онамеднись (т. е. на днях. — М. В.) я видала сон.

И она рассказала его мне.

— Бабушка! Отцы святые не велят верить снам.

Стал ей говорить, почему не велят. И привел ей случай и совет угодника Божия, известного старца Амвросия Оптин- ского.

— А вот еще есть святой (о нем написано в “Добротолю- бии”. — М. В.) Диадох: он даже говорит о “добродетели неве- рования снам”.

Кончил. Думал, что убедил, доказал старушке.

— Гм–м, — протянула она спокойно, — а я — другой сон видела!

Какой уж, не помню, оба забыл.

У меня мелькнула мысль: если бы Чехов услышал этот разговор, он, может бьть, написал бы — подобно рассказу о диаконе и записи живых и умерших — тоже рассказец; и может быть, назвал бы его: “Доказал”.

Как дети! Недаром таких любил Христос…

Христа видел

Теперь припомнил рассказ о. А. Кир–го об игумене Афонского Пантелеймонова монастыря Нифонте. Это было в Париже: отец Алексий приехал к нам в Богословский институт духовником студентов. И он рассказал следующее.

В одной семье была сгрогая–пресгрогая мать.

У нее было два мальчика, может быть, лет по 8–10. У матери на косяке всегда висел кнут для наказания ребят. Как-то дети расшалились и старший разбил лампу — или только стекло… Спрятать беду было уж некуда. Тут вошла в избу мать и, конечно, сразу увидела следы шалости.

— Кто разбил лампу? — спрашивает она сурово.

Младший вдруг говорит:

— Я!

Мать сняла кнут и жестоко отхлестала его.

А старший брат с ужасом и удивлением смотрит, как мать бьет неповинного брата.

Мальчик (не помню имени его: может быть, Николай?) полез на печь — утешительницу всех несчастных. И вдруг потолок над ним исчез. Воссиял свет. И явился Христос.

…Далее не припоминаю, что Он сказал ребенку в похвалу за самоотверженное страдание за брата. Но только мальчик тогда же дал обет: уйти на Афон в монастырь. И когда вырос, так и сделал. Потом был там игуменом и сам рассказывал о видении.

А я теперь записываю — для тех, кто спрашивает: “А кто Бога видел?”

Причастие революционера

Это я сам слышал…

Прежним людям всем был известен профессор М. М. Ковалевский^[246]. Он был и выдающимся ученым, и членом Государственной Думы. Казалось, что и он был неверующим.

Пред смертью он попросил священника, С-ва, моего товарища по академии, исповедался и причастился от него…

Тогда многие говорили об этом с удивлением.

Записываю на память читателям! И вспоминаю при этом слова апостола Павла, прежнего гонителя Христа: “Для меня очень мало значит, как судите обо мне вы или как судят другие люди; я и сам не сужу о себе… не судите никак прежде времени, пока не приидет Господь… и тогда каждому будет похвала от Бога.” (1 Кор. 4, 3–5).

Кстати, вспомню здесь А. Ф. К-го^[247]… Про него, вероятно, и сейчас думают, что он был неверующим. Но я у него служил и молебен, и подарил ему икону Божией Матери.

Он заходил в Париже в нашу церковь. И однажды он мне сказал о себе следующее:

— Я никогда не был неверующим. Гимназистом я прислуживал в алтаре. Да и после я всегда веровал. Иначе нам, эсерам, и нельзя: мы стоим на принципе ценности личности, а личность ценна, если только верить в бессмертие. У социал–демократов основа — материалистический нигилизм. Потому у них не может быть и нравственности: Бога нет — все возможно.