Божий гнев

— Орда! На коней! Неприятель идет! — кричали всюду.

Вначале возникла суматоха, но громкая команда вождей быстро водворила порядок. Никто уже не ждал дальнейших распоряжений; всякий знал, что нужно делать.

Прислуга бегала, таща на плечах седла, а кони, почуявши выступление, нетерпеливо ржали и рвались.

Несколько конных поскакали от короля в полки с приказаниями; всюду трубили сбор. Все, выбравшиеся на заре из лагеря в лес подышать весенним воздухом, бегом возвращались к палаткам.

Оказалось, что челядь, забравшаяся с лошадьми довольно далеко в лес, наткнулась на только что покинутое становище татар, видны были свежие следы лошадей, валялись поломанные луки и стрелы и клочья войлока.

Никто не мог понять, как ухитрились татары подкрасться так близко и тихо, несмотря на бдительность разъездов.

Издали видно было короля, стоявшего на пригорке и окруженного войсковыми старшинами. От него и к нему постоянно мчались посланцы. К нему приводили схваченных людей, языков.

Недавно тихий лагерь, шумел теперь, как море, взволнованное ветром, и в этом шуме было что-то торжественное, боевое, почти веселое. Множество голосов сливалось в один хор, над которым гремело:

— На коней! К оружию!

Шляхта, которая вчера еще обсуждала, как выступить с жалобами против короля, устыдилась; кровь и у нее заиграла.

— Уж лучше сразиться и кончить, чем ждать милости Божией здесь на зеленом лугу, когда дома некому сеять овса и гречихи! — кричали все.

Все добывали из обоза лучшее оружие и осеняли сабли святым крестом. Иные по стародавнему обычаю наряжались в лучшее платье.

— Битва праздник для жолнера, — говорили они.

Даже у прислуги проснулся боевой дух, и она носилась, как на крыльях, не то испуганная, не то обрадованная.

Полки, которым всего легче было выбраться и построиться, уже стояли на местах, с развевающимися хоругвями. Некоторые, больше заботившиеся о себе, еще ели и пили, распуская пояса про запас, так как неизвестно было, когда снова доберутся до миски. Пили за погибель бунтовщиков.

Там и сям вырывался отдельный громкий возглас и смолкал.

Король был в постоянном движении, объезжал полки, обращался к ним с несколькими словами и возвращался на пригорок.

Все дивились, что не заметили приближения орды, проспали зарево, видневшееся вдали уже вторую ночь, как уверяла челядь.

При первом известии Вишневецкий и Любомирский выслали разъезды: первый своего казака, верного Зараду, с четырьмя опытными товарищами, второй одного полковника, известного тем, что никогда не возвращался из разведки с пустыми руками.

Они привели четверых захваченных татар: стотысячная орда кочевала в двух милях.

Король пошел помолиться перед образом Пречистой Богоматери Холмской.

Пока все это происходило, в обозе, неподалеку на склоне, где челядь преспокойно косила траву для коней, не предполагая, что кто-нибудь помешает ей, раздались дикие крики, в кустах показались татары.

Вначале их было только несколько человек, потом появилось гораздо больше. Они остановились и стали вызывать на бой. Бывшие среди них казаки кричали:

— Просим на танец! А что? Ножки болят? Страшно? Пожалуйте поплясать!

Прислуга и жолнеры готовы были выйти, но коронный стражник Замойский, по приказанию короля, строго запретил кому бы то ни было выступать самовольно.

Однако ненадолго, потому что пылкая молодежь, принужденная стоять на месте, рвалась в бой, видя гарцующих и издевающихся неверных. Особенно раздражал всех один татарин на пегом коне, размахивавший над головой арабским джеридом. Стали просить Замойского позволить тем, у кого были хорошие кони и вера в себя, попытать счастья в поединках.

Король позволил, и из рядов стали выезжать охотники померяться с татарами.

Стоявший подле короля старый ротмистр Клодзинский заметил:

— Теперь нужно следить за приметой: татары верят, что проиграет битву та сторона, к которой упадет головой первый убитый. Это поднимает или понижает дух сражающихся.

Не успел он окончить эти слова, как татарин на пегом коне с джеридом схватился с каким-то огромного роста воином, который кинулся на него с саблей и удачно свалил его наземь головой к татарам.

Среди дикарей раздался злобный крик и визг, и со всех сторон из кустов посыпались всадники, судя по вооружению, знатнейшие мурзы и начальники. Но и им не повезло, так как некоторые были взяты в плен, другие убиты или ранены.

Еще громче раздались крики с татарской стороны, и уже не отдельные бойцы, а тесные ряды двинулись на войско, по обыкновению на левое крыло, так как с этой стороны было удобнее стрелять из луков.

Войско стояло еще неподвижно, как стена, только ветер шелестел над ним хоругвями. Сердца бились, руки дрожали, все рвались к бою. Поглядывали на короля, который стоял задумавшись, как будто ждал указания свыше.

К нему подъехал Конецпольский, рыцарское сердце которого не могло больше ждать.

— Наияснейший пан, склоняюсь к вашим ногам с просьбой: ради заслуги покойного отца моего позвольте мне первому выступить на них, позвольте! День давно наступил, а эти дикари издеваются над нами.

— С Богом, пан хорунжий! — ответил Ян Казимир, осеняя его знамением святого креста.

Стоявший тут же Любомирский просил позволить ему помочь родственнику.

Затрубили трубы, и полки Конецпольекого и Любомирского бросились на татар, которых был уже не отряд, а полчище, тьма, несчетная сила, валившая плотной массой. Однако эта масса отхлынула, как от стены, раз и два, всякий раз бросаясь сызнова. Конецпольский и Любомирский не тронулись с места, на котором столкнулись с неприятелем.

Давка была такая, что только по хоругвям, развевающимся по ветру, можно было различить, где находятся полки, где татары.

Хотя они не просили о помощи, но не следовало предоставлять их неравной борьбе, когда сил было достаточно.

Даже посполитое рушенье, стоявшее в арьергарде, начало рваться в бой и кричать, чтобы ему дали отведать татарской крови. Первый двинулся на помощь польный гетман, и с такой силой обрушился на фланг орды, что она подалась назад, хотя и не оставила поля; за ним Иеремия Вишневецкий с казаками и с обычным счастьем, а когда двинувшиеся полки открыли путь посполитому рушенью, краковская, сандомирская, ленчицкая и русская шляхта тоже потребовала боя.