Божий Суд

Вообще-то, Книга Судеб — не закон. И человек волен менять свою жизнь в ту или иную сторону, принимать самостоятельные решения. Но вот за все те изменения, что произошли при этом, отвечать ему придется по полной программе. Потому с меня и спрашивали за не родившегося избранного. Избранных мало. Их трудно сводить друг с другом. Наша встреча с Мариной была запланирована, а я сумел уклониться от нее. Именно это мне ставилось в вину. Именно это имел в виду Валерий, когда говорил, что с таких, как я, спрашивают еще и за то, что они могли, но не сделали.

Пришлось признать свою вину и за это.

Стрелка весов моих заметно отклонилась влево.

XI

После цифры семь, как известно идет цифра восемь.

Завет восьмой — "Не укради".

Виновен!

Виновен, Господи, и в этом! Воровал и брал без спроса!

Сколько, оказывается, я перетаскал сладостей и вкусностей из всяких укромных местечек, в которых моя мать надеялась сохранить их до праздника. А в более зрелом возрасте я воровал яблоки в чужих садах. А в тринадцать будучи на рыбалке со старшим братом, я участвовал в изъятии рыбы из чужой сети. А потом я многократно рвал цветы на клумбах, чтобы дарить их знакомым девушкам.

А еще я часто ездил в общественном транспорте без билета, чем наносил финансовый ущерб государству. Так что с кражами я был знаком с детства.

Я воровал и в армии. У меня пропадали вещи: мыло, зубная паста, значки, полотенца, гимнастерку как-то увели. И я, дабы восполнить утерянное, заимствовал аналогичные предметы у других сослуживцев. Причем, значок «Гвардия» я воровал со взломом, вскрывая отверткой тумбочку стола в кабинете начальника мобилизационного управления штаба корпуса. Тот еще был деятель!

А уж как я развернулся, когда стал работать! Я заимствовал на работе инструмент, я брал на память и для пользы дела запчасти. Я падал так низко, что тащил домой даже канцелярские принадлежности и бумагу. А уж когда мы с супругой приобрели садовый участок, я стал интересоваться и стройматериалами, которые плохо лежали. Как сейчас помню, с одной из строек я упер пустую столитровую бочку, а с другой вывез деревянные ящики из под установленного там нового оборудования. А спирт! Это же песня! Будучи несильно пьющим мужчиной, я лет восемь не покупал водки, поскольку регулярно получал спирт для протирки контактов. Ну уж не помню сколько там доставалось контактам, а вот мне на праздники и для сугреву хватало.

Так что виновен! Воровал.

Деньгами правда брезговал. Чужие деньги не трогал. Драгоценности тоже. И собственность не присваивал. Вот такой был чудак. Банки там всякие, нефтяные вышки, золотые прииски, железные дороги, заводы и фабрики меня не интересовали. Так что, вор я был какой-то мелкий, не разбогател на своих кражах.

Валерий скороговоркой перечислил все подобные мои преступления, а я, посмотрев наверх, увидел как на чаше грехов появился еще один кожаный мешочек. Под воздействием нового груза стрелка весов чуть колыхнулась, да так и осталась практически на месте.

Видно не посчитали грехи эти серьезными.

Закончив с воровством, мой обвинитель перешел к лжесвидельствам и клевете.

Тут тоже было не слишком много обвинений. Нельзя сказать, что прожил я жизнь, не сказав ни слова неправды, но и на патологического лгуна я не тянул. Ну девушек слегка обманывал, желая выглядеть в их глазах поинтереснее, ну в школе чуть привирал, пытаясь получить оценку повыше. В институте шпаргалками пользовался, а начальнику на работе мог желаемое за действительное выдать.

Было, было такое. Но так, чтобы ложь моя кого-нибудь погубила, чтобы сказанное за спиной слово оказалось лжесвидетельством, клеветой или оговором, не было за мной такого. Никого я не пытался облить грязью, хоть и были рядом люди мне неприятные. Что и отметил Валерий в своей речи.

Я естественно был согласен с такой его оценкой. Еще при жизни я понял, что лгать грешно, ну а поскольку говорить правду не всегда было этично и выгодно, я просто старался порой ее скрывать, что хотя и тоже было грехом, но уже не таким тяжким, как сама ложь. Хотя и этот грех Валерий упомянул в своем обвинительном заключении.

Тут же были добавлены и несколько случаев, когда я не сам врал, а других подбивал ко лжи. Говорил им, что, как и кому надо говорить, чтобы избежать ответственности или добиться нужного результата. Это тоже грех. И за него тоже полагалось отвечать…

И новый мешочек появился на божественных весах, и еще чуть сильнее наклонилась их стрелка в сторону опасного красного сектора.

Судебное разбирательство шло к концу. Мы приступили к последнему десятому завету. За него судят завистников, мздоимцев и жадин. И по нему Валерий хотел признать меня виновным.

Он, правда, не инкриминировал мне зависть. Этот порок как-то минул меня стороной. Не приходилось мне завидовать кому-либо, не было к этому склонности. Не желал я чужой жены, чужих богатств, чужого имущества. Наоборот, к концу жизни я стал понимать, что чем меньше у тебя вещей, тем проще жить. Большие деньги, большие богатства закабаляют человека. Он вынужден им служить, он вынужден их беречь и приумножать, ибо безумная их трата — тоже грех, грех мотовства. Грех не менее постыдный, чем грех стяжательства. Но, слава богу, этих пороков я избег.

А вот в мздоимстве признаться пришлось. Как-то по молодости, работая в сфере услуг, я вдруг узнал, что если быть более

"отзывчивым" на просьбы людей и в нарушение инструкций выполнять некоторые дополнительные просьбы клиентов, можно неплохо заработать. И сейчас на суде мне пришлось признать тот факт, что бес стяжательства овладел мной тогда. К счастью, на непродолжительное время. В один прекрасный момент я вдруг понял, что те клиенты, которые не просили меня о дополнительных услугах и не предлагали мне за это деньги, стали меня раздражать. Они мне не нравились, мне хотелось «добреньких», сующих мятые трешки и пятерки. Мне уже не хотелось быть бескорыстным и делать что-то "за так". Мне уже мало было законной зарплаты, я хотел постоянного побочного дохода, хотя особой нужды у меня в нем не было — я ведь не голодал, не холодал. По счастью, у меня вскоре появилась возможность сменить это место работы на такое, где не надо было вымогать деньги из окружающих, и я, осознав этот засасывающий и липкий грех, овладевающий мной, решил устроиться туда.

Не проще было разобраться нам и с жадностью. Наверное, только здесь, на Высшем суде можно было определить ту тонкую грань, ту черту, за которой экономность переходит сначала в скупость, а потом и в жадность. Ведь скупой и жадный жаден не только до денег, до которых здесь, на Божьем суде, нет никому никакого дела. Кому здесь нужен презренный металл и разноцветные, хрустящие бумажки, символизирующие богатство и преуспеяние на грешной

Земле. Хуже, что жадность к деньгам приводит к черствости и скупости на доброту и бескорыстие. И я тоже был не слишком щедр к окружающим. Я не считал бескорыстие пороком, но и не считал его достоинством, а это- грех. Я не всегда был добр к окружающим, я не всегда был к ним внимателен и участлив в их бедах и проблемах. А это тоже грех. И Валерий старательно перечислил все мои подобные грехи. И пусть все они были незначительны в отдельности, но их было много, и в сумме все это тянуло еще на один кожаный мешочек для левой чаши весов.