Божья коровка

Кормили вправду сытно. Борщ на бульоне с кусочками свинины, говядина в кисло-сладком соусе с картофельным пюре, компот из сухофруктов. Говядины Борису с дядей Мишей, как тот и говорил, положили два куска. Все было очень вкусно, и Лосев жадно ел, стараясь делать это аккуратно. Закончив, уловил на себе заинтересованные взгляды. Смотрели молодые девушки и женщины постарше, но еще вполне в соку. По меркам Лосева, конечно, а не Бори.

– Где вы отыскали такого грузчика, Валентина Алексеевна? – спросила пухлая блондинка с приятным бюстом. Размер примерно третий, как прикинул Лосев. – Красавчик, хоть в кино снимай.

– Сам на работу попросился, – ответила директор. Она сидела с ними за одним столом, что Николаю понравилось – не ест отдельно в кабинете. – Парень – сирота. Мать у него недавно умерла, а батьки нету. Посмотрим, как работать будет. Понравится – возьмем на постоянно.

– Берите, – блондинка облизала губы. – В нашем бабском коллективе такого очень не хватает.

Все дружно рассмеялись.

– Смотри мне, Клава! – директор погрозила кулаком. – Не порти парня. Ему всего семнадцать.

– И что? – нисколько не смутилась Клава. – Женилка выросла, наверное. Я бы посмотрела.

За столом захохотали, директор покачала головой. Смеясь, все встали с лавок и стали расходиться. Две женщины собрали грязную посуду, сложив алюминиевые миски и приборы в такую же кастрюлю с ручками. На ней имелась надпись краской – «столовая». «Еду сюда привозят, – понял Николай. – Директор вправду молодец, организовала для людей».

– Покурим? – предложил ему напарник, достав из кармана пачку «Примы».

– Я не курю, – ответил Николай. – Но с вами посижу, если не против.

– Сиди, – согласился дядя Миша.

Они вышли во двор, где примостились на ступеньках, ведущих к входу в магазин – служебному, конечно. Для покупателей он с улицы. Напарник чиркнул спичкой, прикурил и, затянувшись, выпустил клуб дыма.

– Пристали к тебе бабы? – хмыкнул, сплюнув. – Ты не тушуйся, Боря. Это магазин. Тут есть такие… – дядя Миша засмеялся. – Вот Клавку взять. Баба – разведенка. У ней же там так чешется – на стенку лезет. А где найдешь? В магазине пара мужиков была: я да Нехайчик. Так я семейный, а Нехайчик – алкоголик. Такому баба не нужна, ему бы лишь бы выпить.

– Мужчин вокруг хватает, – удивился Лосев.

– А где найти? – не согласился дядя Миша. – На танцы не пойдешь – там девки молодые, а Клавке скоро тридцать [20] .

– Среди покупателей есть мужчины.

– Клавка на мясе стоит, – покачал головой напарник. – Там в основном женщины берут. Мужик если подойдет, так женатый. Холостые колбасу берут или пельмени. Им готовить лень. Еще толкутся в винно-водочном, да те большей частью – пьянь. Толк от них… – он махнул рукой. – Клавка не одна такая, есть другие разведенки. Ты держись от них подальше.

20

Пусть это вас не удивляет. В то время замуж выходили рано, девушка в 25 лет уже считалась «старухой». Специальные вечера для тех, кому за тридцать, стали проводить намного позже. Оставались рестораны, кинотеатры и просто театры. Но туда обычно приходили парами, так что проблема существовала.

– Почему?

– Глазом не моргнешь, как охомутают. Бабы тертые. У тебя ж квартира есть?

– В этом доме, – подтвердил Николай. – Во втором подъезде. Одна комната, но она большая. Спальня за перегородкой.

– А-а, полуторка [21] , – кивнул напарник. – Ты жених с квартирой, потому завидный. Они все по общагам обретаются, редко у кого комната при общей кухне. Ты пацан не знаешь баб. Даст раз тебе, и ты довольный. Хочешь продолжения – женись. Вот так, Боря.

21

Полуторкой в то время называли однокомнатные квартиры с большой жилой комнатой, которая обычно имела маленькую спальню за перегородкой без окон или же с одним окном.

Дядя Миша выбросил окурок. «Это мы посмотрим, – мысленно хмыкнул Николай. – Как меня окрутят. Я пацан лишь только с виду». Вслух спросил другое:

– Почему вы тут работаете, дядя Миша? Ведь зарплата небольшая.

– Так живу тут, – напарник показал рукой. – За этой улицей – пустырь, дальше – частный сектор. Есть дом свой и хозяйство. Встал, пять минут пешком – и на работе. К тому же я не продавец, и весь день торчать в магазине мне не надо. Машины разгрузил – свободен, пошел домой хозяйством заниматься. Есть и другая выгода, но знать тебе о ней пока что рано. Пойдем! – он глянул на часы. – Машины счас приедут…

После обеда разгружали молоко. Его доставили в ящиках из толстой проволоки. Внутри – гнезда для бутылок. Таскали их крюками из стального прутка с ручкой в форме буквы «О». Им цепляли нижний ящик и волокли по цементному полу стопку, придерживая верхний ящик левой рукой. Не дай бог стопка рухнет и бутылки разобьются! Было тяжело, но Лосев справился. Но не успел передохнуть, как привезли вино в таких же ящиках – и вновь тащи. Он чуть не сдох. Если молока было считанные стопки, то вина доставили фургон, и оно все не кончалось.

– Зачем же столько? – спросил Лосев у напарника, когда всю машину разгрузили. Он был весь мокрый и хватал воздух ртом.

– Разберут за два часа, – хмыкнул дядя Миша. Он достал из ящика полулитровую пивную бутылку, запечатанную белой жестяной пробкой. – Видишь? – ткнул пальцем в этикетку.

– Биле мицне, – прочел Лосев.

– Биомицин, – ухмыльнулся напарник. – Семнадцать оборотов [22] , 98 копеек за бутылку. На вкус приятное и мягкое [23] , можно пить из горла и не закусывать. А водка дорогая – два восемьдесят семь за пол-литра.

22

То есть градусов. Выражение «обороты» появилось от сокращения «об.» на этикетке, означавшее «объемных».

23

Много позже автор узнал, что популярное в СССР украинское «Бiле мiцне» производилось из высококачественного виноматериала, по какой-то причине не подошедшего для шампанского. Это вам не «Солнцедар»! Вкусное было вино, хотя и крепленое.

Напарник как в воду глядел. Не успели они затащить в винно-водочный отдел ящики с «биомицином», как к прилавку выстроилась очередь, и она все росла. Складывалось впечатление, что у местных пьяниц работает своя система оповещения [24] . Грузчики упарились таскать сюда ящики с вином, а обратно – опустевшие. Наконец, «биомицин» закончился, о чем продавец объявила покупателям.

– Не бреши! – заорал стоявший у прилавка мужичонка с багровым носом и подбитым глазом. Выглядел он уже поддатым. – Есть еще! Сховали для своих. Покажи подсобку.

24

Район улицы Седых и прилегающих кварталов в советское время был еще тем гадючником с большим числом алкоголиков. И они, таки да, как-то мигом узнавали о появлении в продаже вожделенной жидкости.

Он попытался обойти прилавок, но дорогу ему преградил дядя Миша.

– Посторонним нельзя, – заявил сурово. – Сказано: кончилось, значит, кончилось.

– Да я тебя!..

Мужичонка схватил грузчика за грудки и воткнул спиной в прилавок. Дядя Миша вскрикнул. Николай, метнувшись к ним, без размаха засадил буяну в печень. Тот охнул и выпустил напарника. Николай завернул ему правую за спину, а другой рукой сдавил горло воротом.

– Пусти! – просипел мужичонка.

– Как напарник скажет, – хмыкнул Лосев. – Ты его о прилавок спиной ударил. Его, может быть, в больницу повезут. А тебя – в тюрьму. Срок ты заработал.