Божья воля

Глава XIII В тревоге

Тревожную ночь пережил старый князь Барятинский. Когда слуга Василия Матвеевича сообщил ему, что молодой князь было вернулся, а потом уехал куда-то с каким-то стариком, — смутное подозрение шевельнулось в душе Ивана Фёдоровича.

Ему почему-то показалось, что этот таинственный отъезд что-то скрывает за собою, а когда, часу в первом уж ночи, он узнал, что племянник ещё не возвращался, — его подозрения приняли новую, очень тревожную окраску.

«Тут что-то неладно, — подумал старый князь, — некуда ему ехать-то было. К Вельяминову нешто — так он нонче был… Может, Сенявин нашёлся? — вспомнил он затем, так как знал об исчезновении Александра Ивановича. — Так ночью-то чего же ехать. Чай, завтра день будет. Да коли поехал к нему — пора и назад вернуться. И в прежнее время Васенька засиживаться не любил, а теперь и подавно… Нет, тут что-то не так».

Эти мысли не давали покоя старику. Тщетно он старался заснуть, напрасно насильно закрывал веки, — сон, как нарочно, бежал от него, а неугомонные тревожные мысли вихрем, сменяя одна другую, проносились в его голове. Особенно пугало его то, что племянник не сказал, куда он отправляется. Обыкновенно всегда, когда Василий Матвеевич уезжал куда-нибудь вечером, — он сообщал старику, куда едет и когда вернётся. И такая таинственная, внезапная поездка случилась положительно в первый раз.

Пугало Ивана Фёдоровича и то, что Долгорукий, страшно злобивый и мстительный человек, до сих пор ничем не проявил своей мстительности. А тому, что он мог забыть свою злобу, примириться с тем поражением, какое понёс в деле ухаживания за княжной Рудницкой, — князь Иван Фёдорович и верить не хотел. Слишком он хорошо знал Алексея Михайловича и теперь боялся, чтоб исчезновение племянника не было следствием его злобных замыслов.

«Он на всякую пакость способен. И из-за угла подстрелить может, — думал старик. — Ну, да если такое дело грехом случится, коль изведёт он моего Васеньку, — ему несдобровать. Правды на него не сыщешь, потому в силе они, проклятые, — ну, так я с ним своим судом расправлюсь, своими руками задушу его. Пусть потом хоть казнят, пусть хоть в Пелым аль Берёзов ссылают. Мне терять нечего, я уж стар, и всё равно вскорости с жизнью прощаться надо».

Иван Фёдорович заснул только под утро. Но сон его был очень тяжёл. Мрачные думы, не дававшие ему покоя, теперь во сне принимали реальные образы, и он несколько раз просыпался, испуганный сновидениями, в которых его племянник представлялся ему уже убитым, плавающим в крови… Проснулся он очень рано и, ещё не одеваясь, крикнул своего старого слугу Емельяна.

— Ну что, приехал молодой князь? — спросил он, когда старик вошёл в горницу.

Емельян грустно покачал головой.

— Нет, не приезжали.

— Что ж это значит, Емельянушка? — встревожено спросил старый князь.

— И ума не приложу, ваше сиятельство! Нешто, может, только у господина Вельяминова заночевали.

— А ты к нему не посылал? — ободрённый внезапной надеждой, быстро спросил Иван Фёдорович.

— Нет, ваше сиятельство, не сдогадался.

— Ну так пошли, пошли скорее! — заторопился старый Барятинский, — может, и взаправду он там.

Но посланный вернулся с печальным ответом, что «Василий Матвеевич у господина Вельяминова вчерась не были и у них ночевать не изволили». А через несколько минут явился и сам Вельяминов и воскликнул:

— Как? Что такое? Вася не ночевал дома?

— Да, не ночевал, — грустно ответил старый князь.

— Да куда ж он девался?

— А это Бог ведает! Вчера ввечеру его у ворот какой-то побродяжка остановил. Он с ними куда-то и уехал. А что он ему сказал, — неведомо! И вот с той поры его и нет. А Сенявин не возвратился? — вдруг спросил старик.

— Нет. Я нарочно к нему заезжал. Ни слуху ни духу.

— Что же нам теперь делать?

— Отыскивать надо.

— Да где же искать-то?

— Где-нибудь найдём.

Но, несмотря на такой ответ, Вельяминов в душе смутно опасался, что поиски Барятинского, как и розыски Сенявина, не приведут к желанным результатам. В исчезновении того и другого было слишком много какой-то таинственности, чувствовалась какая-то общая связь, и Вельяминов был почти уверен, что здесь замешана какая-то сильная рука, влияние человека, который, без сомнения, постарался скрыть все следы, и, наверное, не удастся ничего сделать для раскрытия этого таинственного дела.

Что Долгорукие замешаны в этом, Вельяминов почти не сомневался. Если он не понимал их участия в исчезновении Сенявина, то внезапное исчезновение Василия Матвеевича всецело приписывал им.

— Знаете, Иван Фёдорович, — сказал он после небольшого размышления, — что нам нужно сделать?

— А что?

— Нужно поехать к князю Долгорукому и спросить его, не знает ли он чего-нибудь о Васе.

— Да, правда, правда! — быстро подтвердил старый князь, — и мне это приходило в голову. Так ты тоже думаешь, Мишенька, что здесь не обошлось без Долгорукого?

— Надо так полагать. Больно уж он злобный парень…

— Так это мы, пожалуй, Васеньки-то и не найдём. Укокошил он его, бестия!..

— А вот вы поезжайте к нему, Иван Фёдорович, да и узнайте, коли что и впрямь он над ним сделал, так мы ему этого даром не спустим!

— И поеду, непременно поеду; только вот что, — спохватился старик, — нужно будет к Рудницким сначала заехать. Может, он к ним завернул.

— В такую рань-то! — воскликнул Вельяминов.

— Что ж за рань! Уж десять часов било. Для влюблённых, знаешь, указанных часов нет.

— Поезжайте, — согласился Вельяминов, — а я пока в казармы отправлюсь, может, что там узнаю.

Старый Барятинский застал Рудницких за чайным столом. Его встретили, по обыкновению, очень радостно, но сумрачный вид старика обратил на себя внимание и тотчас же вызвал тревожные расспросы.

— Что это с вами, Иван Фёдорович! — воскликнула княжна Анна. — Какая-нибудь неприятность, должно быть, случилась?

— Да-да, в самом деле, сват, — подхватил и сам Рудницкий, — что это ты как будто не в себе? Сказывай, что за напасть приключилась?

Иван Фёдорович растерянно обвёл глазами вокруг себя. Присутствие молодой княжны заставляло его быть сдержанным, а между тем накипали слёзы, голос дрожал и он с трудом выговорил:

— Да так, нездоровится мне что-то; стар становлюсь, вот хворость и нападает.

Но когда отпили чай, он увёл Василия Семёновича в кабинет и дрожащим голосом, в котором слышались слёзы, сказал ему:

— Горе случилось, сватушка, горе!

— Что такое? — испугался Рудницкий.

— А такое горе, что Васенька пропал.