Брачные игры каннибалов
Шрифт:
Вбежав в дом, я еле дышал. Сердце билось как бешеное. Ловя ртом воздух, я рассказал о своем приключении Тьябо.
– Там была акула. уффф. уфф… никогда раньше не видел акулу! Оооо.
– Боитесь акулу? – спросила Тьябо, насмешливо вздернув брови.
– Конечно боюсь!
– Ха-ха, – расхохоталась Тьябо. – Ай-матанг боится акулу! Ай-кирибати акул не боятся.
– Это потому, что ай-кирибати – психи!
Она хохотала от души. Будет что рассказать подружкам сегодня вечером.
Шли месяцы, «Макарена» все глубже и глубже вгрызалась мне в мозг, и в душе поселилось отчаяние. Я стал думать, что наши диски не приедут никогда. Каждый раз, когда на Тараве садился самолет, я брал велосипед и ехал в аэропорт, все еще надеясь, что на борту будет
На Науру, острове с населением восемь тысяч человек, когда-то было шесть «Боингов-737». Многовато, конечно. Но поскольку деньги, полученные благодаря добыче фосфатов, им девать было тоже некуда, науру стали придумывать всякие интересные способы их потратить. Жители острова выступали спонсорами бродвейских шоу, финансировали всех мошенников от Тайваня до Коста-Рики, приобретали самую дорогую недвижимость в мире и содержали парк из шести самолетов. На Науру никто не работал. На приисках трудились ай-кирибати под австралийским руководством. А жители Науру тратили все свое время на то, чтобы разжиреть как можно сильнее, и весьма в этом преуспели, став официально самым толстым народом на земле. Когда жены министров не использовали «боинги» для международного шопинга, на них перевозили обитателей Науру в Австралию, лечиться от диабета, вызванного ожирением.
Однако все хорошее когда-нибудь кончается. В настоящее время природные запасы фосфатов почти закончились. От острова ничего не осталось. Фактически он превратился в поверхность Луны. И его жители ничего с этого не поимели. Они уничтожили свою страну и растратили свое богатство. Самолеты продали, остался лишь один, который сдается в аренду. Бродвейские шоу разъехались по домам. Накупленная недвижимость гниет по всему миру. Полдюжины городов застроены пустующими зданиями, принадлежащими науру. Правительства сменяют друг друга примерно каждые четыре месяца, и за короткий срок правления им удается лишь потратить то немногое, что еще осталось от активов Науру. Страна превратилась в международную нищенку. Русская мафия, колумбийские наркоторговцы, африканские диктаторы, ближневосточные террористы – Науру приютил их всех. Можно подумать, что за это острову отстегивается немалый процент, но это не так. Пара тысяч долларов за регистрацию фиктивных компаний, какие-то копейки за отмывание денег, и все. Очевидно, у местных жителей уже и мозги не работают. Науру – самая убогая страна в мире. Как бы ни хотелось мне их пожалеть, я чувствую лишь презрение. И главная трагедия в том, что, ожидая избавления от «Макарены», мне пришлось полагаться именно на Науру.
Прошло семь долгих месяцев. Раз или два в месяц, в зависимости от того, не отменили ли рейс «Эйр Науру», я приезжал в аэропорт и искал среди посылок наши драгоценные диски. Поездка неизменно заканчивалась разочарованием. Мало того что дисков не было, я часто находил в багаже коробки из Австралии, оклеенные ярко-красным скотчем с надписью: «Срочно. Лекарства. Хранить в холодильнике. Немедленно доставить в клинику». Три недели спустя коробки все еще лежали там и пеклись на удушающей жаре. Увы, обычное дело. Благотворители с Запада посылают очень нужные лекарства, однако правительства нуждающихся стран просто забывают их забрать. Я даже предложил доставить лекарства сам, но мне их не отдали. В результате все выбросили на помойку.
И вот в один прекрасный день звезды выстроились нужным образом, боги улыбнулись мне, и среди коробок, к своей неописуемой радости, я увидел знакомый мамин почерк. О счастье! Я схватил посылку, сунул ее в рюкзак и помчался домой.
– Тьябо, – радостно провозгласил я с порога, – нужна твоя помощь.
Она подозрительно взглянула на меня. Я рылся в коробке с дисками.
– Скажи мне, какая песня тебе покажется самой отвратительной.
– Не поняла, – устало ответила она.
– Какая песня покажется тебе настолько кошмарной, что все ай-кирибати зажмут уши и будут молить меня выключить ее поскорее?
– Вы очень странный ай-матанг.
Я поставил альбом «Бисти Бойз»
и включил песню «Благодарность» – рваные ритмы, крайне агрессивные вопли.– Ну как? – прокричал я.
– Нравится. Проклятие.
Тогда я включил «Нирвану». Мне почему-то казалось, что гранж-метал-панк вряд ли найдет кучу почитателей на тихоокеанском атолле.
– Очень нравится, – закивала головой Тьябо.
Я был в растерянности и прибегнул к другой тактике – поставил Рахманинова.
– Не нравится, – нахмурилась Тьябо. Ого, уже прогресс.
– Ну-ка, Тьябо, а как насчет вот этого?
Мы прослушали небольшой отрывок из «Богемы». При звуках оперы на Тараве даже мне стало как-то не по себе.
– О, это очень плохая музыка, – заволновалась Тьябо.
– Почему?
– Ай-кирибати любят быстрые песни. А эта медленная, и поют очень плохо.
– Отлично, отлично. А как насчет этой?
И я зарядил «Как-то мне сегодня взгрустнулось» Майлза Дэвиса.
– Какой кошмар! Выключите! Тьябо зажала уши.
Бинго.
Я подвинул колонки к открытой двери.
– Что вы делаете? – ужаснулась Тьябо.
Я врубил громкость на полную. Десять прекрасных минут по Тараве разносилось меланхоличное пение Майлза Дэвиса. Тьябо оцепенела. Она зажмурила глаза. Зажала пальцами уши. Я очень надеялся, что все мои соседи делали то же самое.
Наконец я выключил магнитофон. Где-то рядом шумели волны. Шуршали пальмы. Визжали свиньи. А вот «Макарены» больше не было слышно.
Я победил.
– Спасибо, Тьябо. Ты очень помогла.
– Вы очень странный ай-матанг.
Глава 10
В которой Автор вспоминает о прибытии на Кирибати первых Ай-матангов, принесших с собой Свободную Торговлю (одна бусина за трех женщин), Чудеса Цивилизации (табак, алкоголь и пушки), Христианские Заповеди (носи чепец даже в адскую жару) и Законы Современного Управления (королева Виктория знает, как лучше для всех), и рассуждает об оставленном ими Колониальном Наследии, в результате которого единицей измерения на Тараве до сих пор является морская сажень.
Первыми европейцами, узнавшими о существовании Кирибати, были испанские мятежники. В 1537 году, спустя несколько месяцев бесцельного плавания по тихоокеанским просторам, казавшимся бесконечными, они убили своего капитана Эрнандо де Грихальву. Их плавание было исследовательским, и, как и Магеллан в 1521 году, они проворонили все тихоокеанские острова на своем пути, кроме двух, которые назвали островами Несчастья. Можно представить их разочарование, когда, обогнув мыс Горн и вытерпев океанский шторм и пекло в штиль, они не обнаружили ничего, кроме двух убогих островков, о существовании которых на этом свете можно было только пожалеть.
После обнаружения этих островов де Грихальва решил направиться в Калифорнию, но, к несчастью для него, ветры отнесли корабль обратно, и, когда мольбы экипажа идти по ветру к Молуккским островам были встречены отказом, капитана прикончили. Мятежный экипаж поплыл вдоль экватора и, несмотря на цингу и голод, почему-то не причалил к двум встреченным по пути островам – Ачеа и Исла-де-лос-Пескадорес (Остров Рыбаков). Видимо, остров, названный испанцами Ачеа, был островом Киритимати, в то время еще необитаемым и поджидавшим капитана Кука, который открыл его два столетия спустя, а Исла-де-лос-Пескадорес – группой островов Ноноути, расположенных к югу от Таравы и тоже входящих в состав Кирибати. Очевидно, экипаж корабля был обеспокоен тем, удастся ли им причалить к коралловому атоллу, не нанесенному ни на одну карту. Однако я, как человек, который любит острова, все же не могу понять ход мыслей моряков. Ведь можно же было попытаться купить еды у рыбаков, которых они видели. Вылечить цингу кокосами. Они могли бы даже притвориться богами, хотя из опыта капитана Кука ясно, что это чревато последствиями. Но нет, испанцы плыли и плыли дальше, по одному умирая от лишений, пока наконец семеро выживших не прибыли к берегам Новой Гвинеи, где местные жители тут же продали их в рабство. В тот момент наверняка кто-нибудь их них сказал: «Эй, Пепе. а чем тебе тот остров-то не понравился?»