Брачные узы

Мэдди, понимая, что нарушает все приличия, пялилась на незнакомца во все глаза.

Ее можно понять: горец представлял собой весьма колоритное зрелище. Олицетворение необузданной мужской силы.

– Добрый день, – неловко присев в реверансе, произнесла Мэдди.

Незнакомец не ответил ни словом, ни поклоном. Он молча подошел к ней так близко, как не позволил бы себе подойти ни один джентльмен, знакомый с нормами приличия.

Мэдди нервно переминалась с ноги на ногу. По крайней мере, теперь она уже не могла упрекнуть себя за то, что пялится на него во все глаза. Со столь близкого расстояния рассмотреть его целиком не представлялось возможным. От него слегка пахло виски и костром. Она глядела на его растянувшиеся в усмешке губы и не сразу решилась посмотреть ему в глаза.

Глаза его были того небесно-голубого цвета, от которого захватывает дух. И не от умиления. Отнюдь нет. Они рождали ощущение, словно тебя со всего размаху запустили в небо или швырнули в ледяную воду. Словно ты летишь в бездну, откуда нет возврата. Не слишком приятное ощущение.

– Мисс Мэдлин Грейсчерч?

И в довершение ко всему этот голос. Низкий, с раскатистым шотландским рыком, который словно придавал знакомым словам дополнительное незнакомое значение.

Мэдди кивнула.

– Я пришел домой. К вам, – сказал он.

– Домой? Ко мне?

– Я так и знала, – сказала тетя Тея. – Это он.

Странный мужчина кивнул.

– Это я.

– Кто такой – я? – не думая, выпалила Мэдди.

Ей не хотелось никому грубить, но она действительно никогда в жизни не видела этого мужчину. Если бы она его хоть раз в жизни увидела, то никогда бы не забыла. Такого невозможно забыть.

– Так вы не узнаете меня, сердце мое? – «Сердце мое» он произнес на гаэльском языке. Так уж случилось, что за время проживания в Хайленде она успела выучить некоторые слова и выражения на местном наречии.

Мэдди покачала головой. С нее было довольно. Хватит морочить ей голову.

Горец криво усмехнулся.

– Капитан Логан Маккензи к вашим услугам.

«Нет, только не это!»

Голова ее закружилась, и перед глазами все поплыло.

– Вы… – Мэдди с трудом шевелила губами. – Не может быть. Вы сказали, что вы капитан…

У нее пропал дар речи. И колени подкашивались. Но Мэдди не упала без чувств и даже не покачнулась. Она буднично опустилась на кушетку.

Шотландец наблюдал за ней, и, кажется, ее реакция его немного развеселила.

– Вы нормально себя чувствуете? – не без легкой иронии поинтересовался капитан Маккензи.

– Нет, я не чувствую себя нормально, – не стала кривить душой Мэдди. – У меня галлюцинации. Я вижу то, чего нет. Не может быть.

Капитана Логана Маккензи не существует. Его нет, и не может быть в живых. И среди мертвых его тоже быть не может.

Почти десять лет она водила всех за нос, заставив окружающих вначале поверить в то, что она не мыслит жизни без своего капитана, а потом в то, что она безутешно скорбит по своему покойному нареченному. И все это время капитан Маккензи был и оставался лишь плодом ее воображения.

Сколько вечеров она провела, строча письма своему капитану! И что же было в этих посланиях? Всякий вздор и наброски бабочек и улиток. Мэдди отказалась посещать балы и праздники, оправдываясь тем, что не может веселиться, когда мужчина, которого она так любит, сражается с врагом. Она всех убедила в своей преданности храброму сыну Шотландского нагорья, мужчине своей мечты, лишь для того, чтобы ее оставили в покое и дали возможность проводить вечера дома за чтением книг.

Крестный отец Мэдди, граф Линфорт, даже отписал ей замок Ленер, чтобы она могла жить поближе к тем местам, где родился и вырос ее возлюбленный. Какой чуткий старичок!

И когда обман стал слишком обременительным для ее совести, Мэдди устроила для своего придуманного шотландского офицера смерть. И весь год после его смерти она носила черное, а затем перешла на серое. Все вокруг считали ее безутешной, а на самом деле ее просто более чем устраивали черный и серый цвета. На них не так видны чернильные пятна и пятна от рисовального угля – непременных атрибутов ее рабочих будней.

Благодаря капитану Маккензи у нее были дом, доход, работа, которая доставляет удовольствие, и никакого давления со стороны лондонского общества. Мэдди никогда не планировала так долго обманывать свою семью, но как вышло, так вышло. Но ведь никто в итоге не оказался в минусе, ничьи чувства не были задеты. Все получилось как нельзя лучше.

Мэдди так казалось. Вплоть до сегодняшнего дня.

Она медленно повернула голову, принуждая себя посмотреть в лицо горцу, который сел на кушетку рядом с ней. Сердце билось так, что Мэдди боялась, как бы оно не выпрыгнуло из груди.

Если ее капитана никогда не существовало, то кем же был этот мужчина? И чего он от нее хочет?

– Вы не настоящий, – сказала Мэдди и, зажмурившись, ущипнула себя за руку, надеясь очнуться от кошмара. – Вы не настоящий, – с расстановкой повторила она.

Тетя Тея театрально схватилась за горло одной рукой, а другой принялась энергично обмахиваться, словно веером.

– Это чудо, чудо! Только подумать, ведь нам сообщили, что вы…

– Что я мертв? – с сарказмом подсказал горец. – Можете сами меня потрогать и убедиться в обратном.

Вот уж, нет. Трогать его она точно не станет.

Никаких прикосновений!

Но не успела Мэдди понять, что происходит, как капитан схватил ее за руку и засунул себе под китель.

Не удалось обойтись без прикосновений. Очень даже интимных прикосновений.

Мэдди пробила дрожь. Глупый инстинкт! Ей так хотелось быть выше этого. Мэдди никогда не держалась за руки с мужчиной. Каково это? Любопытство оказалось сильнее доводов разума.

У него была широкая крупная ладонь. Сильная. Мозолистая. Покрытая шрамами и следами пороховых ожогов. По этой руке так же ясно читалось его ремесло, как и по ее бледной руке с длинными пальцами со следами въевшихся чернил. Пальцы иллюстратора. Пальцы воина. Его жизнь полнилась приключениями, тогда как в ее жизни не было ни одного.

Капитан прижал ее ладонь к мягкой от многочисленных стирок льняной рубашке. Под тканью оказалась впечатляющая твердь. Стальная стена из мышц. Только не холодная, как сталь, а теплая.

Живая.

Настоящая.

– Я не привидение, сердце мое. Я обычный человек. Мужчина из плоти и крови.

Сердце мое.

Капитан часто повторял это выражение. Но два этих слова – нежные слова любви – в его устах звучали совсем не ласково. Его будто переполнял гнев. Так мог говорить лишь тот, кто вырвал из груди собственное сердце и похоронил его в холодной сырой земле. И сделал это давно. Так давно, что и забыл, что у него когда-то было сердце.