Брачный контракт с мадонной

— Вань, — потянул Гранкин профессора за рукав, — Вань, тебе ничего не говорят имена Анель и Геральд? В окружении четы Крыловых не было таких людей?

— Понятия не имею, — торопливо ответил Иван Терентьевич, — тебе лучше об этом у Эльзы спросить. Откуда ты их выцепил? Такие имена обычно бывают у героев дамских романов.

— Для вас поёт ансамбль «Алая зорька»! — выкрикнул лектор, с удовольствием выполнявший обязанности конферансье. — Приветствуем!

Зал зааплодировал, профессор засвистел. Гранкин вскочил как ошпаренный и ринулся к выходу. Такого поворота событий он не ожидал.

— Стой! — профессор железной рукой схватил Виталю за полу пиджака и усадил в кресло.

На сцену высыпало штук тридцать бабушек. Все они были ярко накрашены, замысловато причёсаны и широко улыбались. На них красовались длинные юбки из джинсовой ткани и белые футболочки с надписью “I’m Badgirl”. [6] Виталя снова рванулся из кресла, но профессор опять поймал его за пиджак.

— Стой! Ты куда? Смотри, какие бабульки!

До сцены было метров пять, бабки наверняка страдают старческой дальнозоркостью, поэтому шансы, что одна из бойких старушек признает в Витале грабителя, мчавшегося по коридорам типографии, были очень и очень велики. Виталя попытался вывернуться из рук профессора, но Иван Терентьевич оказался неожиданно сильным. Он усадил Гранкина в кресло и прижал к жёсткой спинке.

6

(англ) — Я плохая девочка.

— Как вы думаете, почему среди нас нет ни одного старичка? — звонко крикнула в микрофон одна из бабушек.

— Запилили вы их до смерти!

— И на кладбище отволокли! — послышались варианты из зала.

— А потому среди нас старичков нет, что не поют они, оттого и перемёрли! — крикнула бабка. — Вы думаете, мы вам сейчас частушки исполнять будем?

Виталя низко нагнулся, делая вид, что рассматривает свои ботинки.

— Вань, — зашептал он панически, — мне срочно свинтить надо отсюда!

— Так счас самое интересное начнётся! — профессор положил на спину Витали тяжёлую руку.

— Нет, мы частушки петь не будем! — выкрикнула бабка и вернулась в строй.

— Свободу Анжеле Дэвис, от Анжелы Дэвис руки! [7] — напористо заголосили бабки звонкими детскими голосами.

Зал зашёлся хохотом и аплодисментами, профессор сунул два пальца в рот и засвистел. Воспользовавшись этим, Виталя ринулся к выходу. Он успел выскочить за дверь и оказался в просторном холле.

7

«Свободу Анжеле Дэвис» — песня Г. Сукачева.

— Дайте свободу нашей Анжеле, дайте свободу, су-уки! — донеслось до Витали из зала.

Слышать он не мог эту «Алую зорьку»!

— Вить! — слегка прихрамывая, в холл выбежал профессор. — Ну, ты чего, Вить! Такие распрекрасные бабушки! А песни поют какие! Я к ним Маргариту свою направлю, а то всё дома сидит и жужжит, и жужжит!

— Вань, ну не люблю я этого! Песни всякие, хор, старушки. Не люблю! — Гранкин почти бегом направился к двери.

— Вить, ну прикольно же! — профессор бежал за ним.

— Я не хочу слушать бабушек! — крикнул Гранкин и выскочил на улицу. Там, оказывается, уже стемнело, и город приукрасился вечерними, разноцветными огнями. — Не хочу! У меня эта… фобия!

— Что?!

— Страх старушек!

— Очень интересная фобия! — Профессор бежал рядом, не отставая ни на шаг. — Могу порекомендовать специалиста!

— Не надо мне специалиста. — Виталя резко остановился. — Шут с ней, с этой фобией, пусть будет.

— Ты прав, Вить. У всех сыщиков обязательно должен быть маленький прибамбас.

Они уселись в машину.

— Мне теперь срочно купить нужно изюм, апельсины, лимон и винные дрожжи, — озабоченно пробормотал Иван Терентьевич, заводя мотор.

— Вань, как там у соседа твоего, Крылова, тихо? Он не появлялся? Разгром в гостиной не видел? Милицию не вызывал?

— Нет, не появлялся. Я с утреца на чердак залез, вход с чердака на половину Крылова крышкой закрыл и для верности гвоздями заколотил, чтобы в мою сторону никаких подозрений. Ты уж, Вить, разберись поскорей, что там у соседа происходит! И тогда мы с тобой задружим без всякой корысти и деловых бесед. Как ты думаешь, Вить, где лучше изюм брать, на рынке или в магазине?

— Я, Вань, без корысти с тобой общаюсь, — грустно сказал Виталя. — Рынок сейчас уже не работает, так что остаётся только магазин. Галка для булочек всегда в магазине изюм берёт, без косточек. В магазине дешевле.

— Галка у нас кто? — поинтересовался профессор. На «мерсе» он ехал чинно и благородно — соблюдая все правила и скоростной режим.

— Галка у нас замечательная жена. — Виталя отвернулся и засвистел. Его опять одолело желание всё рассказать о своём несчастье и, пожалуй, профессор был бы лучшей «жилеткой», чем Эльза. — Слушай, а в какой гостинице живёт этот Крылов? Мне бы поговорить с ним.

— Понятия не имею. Но если хочешь, могу узнать.

— Узнай, Вань, мне очень надо.

Профессор кивнул и затормозил у Виталиного подъезда. Гранкин вздохнул и вышел из «Мерседеса». Эх, жалко его сейчас «барин» не видит.

— Вань, а зачем тебе апельсины, лимон, изюм и винные дрожжи?

— Так вино делать! Из одуванчиков! Культовый напиток! Брэдбэри, слыхал?! Одуванчиков у меня во дворе пруд пруди, а вот апельсины не растут…

— Тебя надули, Вань, — перебил его Виталя задумчиво. — Ну, сам подумай, если ты используешь апельсины, изюм и лимоны, то какое к чёрту это вино из одуванчиков?

— А вот тебе бы всё взять, да с небес на землю и шваркнуть! — заорал Иван Терентьевич. — Я понимаю, у тебя работа такая… приземлённая, но виноделие ты не трожь! Ты мне, кстати, катетер принёс?

— Нет, Вань, забыл.

— За-бы-ыл! — передразнил профессор. — Завтра в восемь утра встречаемся на моей летней кухне. Я тебе, где Крылова найти, ты мне катетер. А после этого никакой корысти и деловых бесед. Идёт?! — Профессор вытянул в окно руку ладонью вверх.

— Идёт! — хлопнул Гранкин профессорскую ладонь.

— Свободу Анжеле Дэвис! От Анжелы Дэвис Руки! — громко пропел Иван Терентьевич и плавно тронулся с места.

Портрет обнажённой

«Москва нас встретила хмурым небом, моросящим дождём, и таким порывистым ветром, словно природа забыла, что по расписанию середина лета.

В другое время я бы впала в депрессию, но сейчас со мною был Геральд, и погода не имела значения.

Я даже не заикнулась о том, что мне надо бы побывать на своей квартире. Он повёз меня в «нашу» квартиру. Райончик был замечательный — «тихий центр», если такое определение ещё применимо к Москве. Квартирка была однокомнатная, но большая, и вполне тянула на «любовное гнёздышко»: большая кровать, барная стойка, комод. Да, комод, о котором я только могла мечтать — старый, большой, «бабушкин», с выдвижными ящиками. И как он мог затесаться в такой современный интерьер? Ещё там стоял туалетный столик с огромным зеркалом, весь заваленный косметикой. Такую косметику могла выбрать только я сама. Но в самое сердце меня поразил огромный зеркальный шкаф, весь забитый одеждой. Чтобы купить подобные тряпки, мне пришлось бы спустить все доставшиеся мне в наследство родительские накопления и забыть о платном обучении в институте. Тем не менее, вещи были моего размера и пахли моими духами.