Брачный сезон, или Эксперименты с женой

– Если не ошибаюсь, мой друг Арсений, - произнес он, не дожидаясь, пока я что-то скажу. Такая уж у него была манера подходить к телефону. Психолог!

– Игорь, я в преддверии ада, можно сказать.

– Хочешь, чтобы я стал твоим Вергилием?

– Ну... да. Кстати. Спасибо тебе за Катьку.

– Не скажи, мне было приятно с ней пообщаться.

– Так как насчет второго перемирия?
– спросил я.
– Осилишь?

– А когда, по-твоему, я спать должен?

– Без тебя я погибну.

– Нет, старик, тут я пас, - Хренов зевнул.
– С одинокими женщинами я еще могу справиться, но вот с разъяренными замужними фуриями - уволь.

Понятно. Он просто не хочет, чтобы Маша подумала, что я провел эти сутки с ним. Что за человек! Лишь бы не потерять свой имидж джентльмена!

– Ну и черт с тобой!
– вспылил я.

– Неблагодарный! Если хочешь, дам тебе совет: не препирайся, но и не соглашайся ни с чем. Стой на чем-нибудь одном, и баста!

Это я уже где-то слышал.

– Благодарствую, батюшка, - ответил я.
– Вам бы мои проблемы!

– Нет уж, увольте, я имел удовольствие продегустировать это в свое время...

С каждым шагом я приближался к развязке. Однако страха больше не чувствовал, я вообще ничего не чувствовал. К подъезду тащился живой труп. Ноги в тапочках преодолели лестницу и остановились перед дверью.

Что может облегчить мои страдания? Только если я открою дверь сам, а не буду звонить. Какое счастье, что ключ у меня на резинке (эту привычку я позаимствовал у школьников и банщиков). Вон он, болтается на щиколотке под тренировочными штанами. Нагнувшись, я разорвал резинку - продевать сквозь нее ногу сил уже не было. Легкий поворот, щелчок, и дверь тихо подалась.

– Уже одиннадцать, а его все нет! Целые сутки!
– услышал я визгливый голос мадам Еписеевой.
– Может, он любовницу завел? Ушел-то с деньгами!

– Успокойся, доченька, зачем сразу думать о худшем? Наверняка целы твои деньги. Он ведь мог и под машину попасть. Или в больницу... Знаешь ведь, как бывает, вот, например, я...

Господи, это, наверное, моя теща! Феодулия Ивановна! Вот ведь имечко-то гоголевское! Я ни разу ее не видел, как, впрочем, и она меня. Со слов Маши я знал, что Феодулия Ивановна просто обожала лечиться, несмотря на то что сама работала медсестрой в детском саду. По-видимому, ее бедный организм разваливался на части в самом буквальном смысле. От пяточного нерва до мозжечка. Даже на свадьбу любимой доченьки она не смогла прибыть, поскольку лежала в больнице с какими-то "перверзиями". Значит, судьба приготовила мне сегодня еще и встречу с таинственной тещей. В самый раз!

– Поразительно!
– продолжала трубить Феодулия Ивановна.
– Наша медицина за последние полсотни лет шагнула далеко вперед. Когда я была совсем молоденькой, как ты сейчас, Машенька, перед врачами нужно было постоянно раздеваться, а теперь...
– Она громко хмыкнула, словно не одобряя прогресса.
– А теперь им достаточно просто показать язык!

– Да хватит тебе, мама!
– оборвала ее Мария и, подумав, добавила: - А может, мне развестись?

Ах вот как!

– Это ты всегда успеешь. Дай сначала я на него взгляну...

Я вжал голову в плечи и на цыпочках направился в комнату. Зачем неизвестно, ведь все равно рано или поздно меня обнаружат.

– Представляешь, Машенька, криминализация-то до чего дошла. Везде ведь воруют.
– Теща-незнакомка, похоже, обожала обобщать.
– Вот недавно собрала я анализ кала в садике. Думаю, как бы мне его до лаборатории донести? Там ведь почти сотня спичечных коробков! Ну и додумалась: уложила их аккуратненько в картонку от торта. И что ты думаешь?! Не успела я зайти в булочную и поставить эту коробку на прилавок, как ее свистнули! Просто безобразие! Что ж мне теперь - по второму разу?!

Я не удержался и хихикнул, представив, как незадачливый воришка открывает коробку с добычей. Но на кухне было тихо. Никто не смеялся. Внезапно тяжело скрипнул табурет. Из коридора донеслись чеканные шаги. Я с ногами запрыгнул на диван и судорожно включил телевизор. Там шел один из многочисленных сериалов. Пришлось внимательно уставиться в экран.

– А это еще что за чучело?
– раздался громовой голос.

Краем глаза я увидел костлявую маленькую старушку. Неужели это она так топотала?!

– Маша!
– позвала она.
– Это твой первый, что ли? Уж больно похож!

В комнату влетела мадам Еписеева. Я не поворачивал головы.

– А-а!
– завопила она.
– А-а! Явился! Телевизор смотрит!

На экране возник долгий латиноамериканский поцелуй крупным планом.

– Ой, - всполошилась старушка.
– Тут же "Порочная страсть"! А я там на кухне...
– И она уселась рядом со мной.

Поцелуй все длился и длился. Жена затараторила:

– Где деньги, что я тебе на кулинарию давала, губитель? Где они, я тебя спрашиваю?

– Маш, ну зачем же сразу о деньгах?
– сказал я, стараясь не слишком съеживаться. На легенду сил у меня не было.
– А обо мне ты не волновалась?

– Да больно ты нужен! А костюм...
– опешила мадам Еписеева, костюм... пропил, что ли? И где твои очки?!

Феодулия Ивановна не знала, куда смотреть. Рядом с ней разворачивалось не менее горячее действо, чем на экране. Видимо, наш спектакль оказался интереснее "Порочной страсти".

– Ты зять?
– бесцеремонно спросила она и уставилась на оттянутые коленки моих тренировочных штанов.

– В доме ни копейки, а он где-то шастает! Да еще в лучшем костюме, надрывалась Мария. Это она майку имеет в виду?

– Ты бы меня с родственниками познакомила!

– Моя мать тебе больше не родственник! Выметайся!

Господи, какая глупость! Зачем мне все это? Может, и правда выместись к чертям собачьим? Жаль только, некуда...

Меня чесали, пилили и строгали до самого вечера. В два смычка - мать и дочь. "Выметайся!" - все время предлагала Мария, но я держался как скала. Под конец я решил попугать жену. Стараясь не слушать ее пронзительные вопли и тещин бас, подошел к шкафу и принялся методично выгребать из него свои вещи и укладывать в узел.

– Давай, давай!
– подбадривали меня дамы Еписеевы.

Наконец я решил, что хватит, и, взвалив узел на плечи, двинулся к выходу.

– Грабитель!
– донеслось до меня.

Я открыл дверь и начал спускаться по темной лестнице.

– Сеня-а-а!

Интересно, кто это? Феодулия? Я продолжал опускаться все ниже.

– Сенечка-а, вернись! Люби-и-имый!

"Нет уж, так легко я не сдамся!
– подумал я злорадно.
– Пусть поупрашивает!"

Но упрашивать меня не стали.