Брак по-эмигрантски

— Смотри мне в глаза, Гарька, и говори только честно: ты зачем полы срочно клал? Уйти от меня задумал? Когда?

— Когда ты захочешь, дорогая!

— Ну, тогда ещё очень нескоро! — облегчённо засмеялась я.

Гарик, не мигая, продолжал смотреть на меня в упор.

— Я умный, я очень умный, я всё знаю! Всё! — Он тонким длинным пальцем постучал себе по лбу, потом надел очки и повернулся к телевизору.

— О чём ты? — удивлённо спросила я, но в этот момент зазвонил телефон. Это была Машка.

— Я стою на улице, под дождём! Мои родственники ушли, пока меня не было дома, и теперь мне некуда деться, ключей у меня нет! Могу я зайти переждать часок? — Машкин голос дрожал.

Ночью, в такой ливень, стоять одной на улице в чужом городе не самое приятное.

— Что за вопрос? Поднимайся!

— К нам гости, Машка осталась бездомной! Пойду, сделаю что-нибудь вкусненькое к чаю! — объявила я. Гарик недовольно поморщился, снял домашний халат и пошёл натягивать брюки.

Я бросилась на кухню. Через пару минут пришла Машка, мокрая, дрожащая и несчастная, с полными глазами слёз.

— Проходи! — крикнула я из кухни. — Сейчас будем пить чай!

Пока я кулинарничала, Машка обсохла, повеселела и начала кокетничать с Гариком.

— Когда у меня будет своя квартира в Нью-Йорке, я найму тебя, Гарик, чтобы ты сделал мне такие же чудесные полы!

— Боюсь, тебе это будет не по карману, — гордо усмехнулся Гарик. — Когда полы кладёт доктор, это стоит очень дорого!

— В таких случаях я плачу натурой! — нахально заявила Машка.

Я бросила недожаренную вафлю на тарелку и вышла из кухни.

— Маш, ты не боишься, что твоя натура сейчас окажется под дождём, на улице? — зло спросила я, глядя в упор на Машку. Она поперхнулась и осеклась. Гарик невозмутимо покуривал, глядя в окно.

Я вернулась к плите. Доделала вафли. Потом молча накрыла на стол. Попили чаю. Настроение было испорчено. К счастью, Машкины родственники пришли домой, и она ушла.

В спальне, раздеваясь, Гарик с торжеством посмотрел на меня и злорадно произнёс:

— Если захочу, твоя Машка хоть завтра меня заберёт!

— Так захоти! В чём дело? — взорвалась я. — К чему этот дурацкий разговор? Только не надо меня пугать!

Гарик тут же юркнул под одеяло, отвернулся и накрылся с головой.

На следующий день, субботним утром, Гарик, как всегда, ушёл на работу. Машка позвонила мне, голос у неё был виноватый.

— Прости меня. Я — идиотка! Хотелось сострить, а получилось неудачно. Не сердись, поедем, покажешь мне ваш знаменитый Брайтон-Бич!

Я уже остыла. Гарик должен был вернуться не раньше чем часа в два. Обычно он по субботам спит до четырёх. Я спокойно могла погулять с Машкой. Дочка тоже куда-то собралась. Уходя, я оставила на столе записку:

«Гарик, обед на плите — суп, котлеты. Если хочешь, перекуси. В холодильнике пельмени, салат, бутерброды. Я с Машкой поехала погулять. Скоро вернусь. Будем обедать. Целую.»

Мы все вместе вышли из дома. После дождя воздух был чистый и прозрачный. Светило солнце. Было по-весеннему тепло. Весело болтая, мы дошли до метро. Машка и я поехали в одну сторону, дочка — в другую.

Когда, нагулявшись, мы с Машкой вернулись обратно, я позвала её на обед. Открыв дверь в квартиру, я замерла на пороге.

Пустые книжные полки зияли чернотой. Вместо большого телевизора остались только пыльные полосы на тумбе. Шкафы открыты. Я прошла в спальню. Машка в ужасе брела за мной. Письменного стола и кресла около него не было. Мои вещи валялись как попало.

Я вернулась в гостиную. На обеденном столе лежала моя записка, перевернутая на другую сторону. На ней мелким закорючистым почерком Гарика было написано:

«Я ушёл. Через пару дней ты получишь письмо от моего адвоката.»

От Гарика остались только рюмочки с голубым рисунком и золотой каёмочкой, засунутые в буфет, и пепельница в виде старого железного башмака на ночном столике.

ДОЧКА

Я позвонила домой предупредить маму, что хочу поехать с ребятами за город. Трубку взяла мамина подруга Маша.

— Это ты? Слава Богу! — Голос у Маши срывался. — Срочно беги домой! Гарик ушёл!

— Что значит ушёл?

— Ушёл! Убежал! Всё забрал! Давай быстрее! — Маша бросила трубку.

Когда я влетела в квартиру, гостиная выглядела как после грабежа. Мама, с белым, спокойно-застывшим лицом, в пальто ходила по комнате и приговаривала:

— Господи, как у нас пыльно, убирала я, убирала, а всюду — пыль! — и руками стирала с полок пыль, оставшуюся от книжек.

Маша ходила за ней следом и испуганно приговаривала:

— Ну, перестань, это сейчас не важно, потом уберёшься! Пожалуйста, успокойся!

— Ничего, ничего, я сейчас! — Мама что-то откуда-то вынимала, обтирала руками и ставила на пустые полки.

— Мамочка! — я обняла её. — Перестань, расскажи, что случилось?

— Не знаю, он ушёл, у него есть адвокат, — ровным голосом говорила мама, продолжая возиться с полками.

Мы с Машей боялись шевельнуться, смотрели друг на друга, потом на маму, которая ходила по квартире, как заводная кукла. Наконец она села и посмотрела на нас осмысленно.

— Он всё-таки ушёл, — сказала она, — но почему тайком? И как он увёз всё? Один?

В этот момент в дверь позвонили. На пороге стоял наш сосед по площадке.

— Вы дома? А я уж беспокоился, решил, грабят вас! Какие-то чужие мужики, три человека, один такой огромный, по виду — чисто бандит, выносили вещи из квартиры. Я было кинулся, кто такие? Смотрю, муж ваш дома, помогает им. Ничего, говорит, я друзьям старые вещи отдаю. Ну, я и ушёл. Но на всякий случай решил вам сказать.

— Спасибо, — кивнула мама, закрыла за соседом дверь и опять опустилась на стул.

— Это был Паприков. Бандит — Паприков. Они вместе всё провернули.

— А твоё не пропало? — робко заикнулась Маша.

Мама медленно подняла голову, устало и равнодушно обвела глазами вокруг.

— На полке, между книгами, деньги лежали, триста долларов. Я спрятала их на чёрный день. Вот он и наступил.

Я смотрела на маму и думала: «Какая жестокость так с ней поступить! Какая подлость!» Записка Гарика привела меня в бешенство. Это же такое хамство — оставить гадкую безликую записку. Как он красиво начал, наш Гарик, и как он кончил! Как последний подонок!