Брак по расчету

– Так же как и для меня. Эшфорд, слушай внимательно: меня не надо ничему учить, и тем более я этого не хочу! – возмущаюсь я, скрестив руки на груди.

Эшфорд вновь поднимает бровь в этой своей отвратительной манере.

– По поводу твоих желаний я и не сомневался, что касается необходимости, если позволишь, у меня есть некоторые сомнения.

Ланс, видя, что напряжение между нами только нарастает, считает нужным вмешаться:

– Могу я предложить герцогам, возможно, уставшим с дороги, немного отдохнуть – и, быть может, принять горячую ванну?

Эшфорд шумно вздыхает:

– Спасибо, Ланс.

Ланс кивает и знаком приглашает нас следовать за ним по лестнице.

Ладно, лестницы у меня дома настолько узкие, что ходить по ним можно только по одному, ступеньки там все щербатые, перила шатаются – из четырех столбиков отсутствуют три. Эта же лестница будто из торгового центра: широкие повороты, красный ковер и скульптуры на перилах. По сути, она сама по себе памятник.

– Я позволил себе подготовить хозяйские апартаменты в восточном крыле, – произносит Ланс с ноткой гордости.

Поднявшись на этаж, мы идем по длинному коридору: пол здесь вымощен мрамором в шахматном порядке, с черными и белыми квадратами. По бокам тянутся ряды тяжелых резных дверей. Не могу избавиться от мысли о замке из «Красавицы и чудовища». Смотрю на Эшфорда, который идет на шаг позади меня, мрачный и нелюдимый. Чудовище у нас есть.

Театральным жестом Ланс распахивает одну из дверей и ведет нас в комнату.

– Это апартаменты леди Джеммы.

– Достаточно просто Джеммы, – говорю я, чтобы растопить лед.

Но Ланс не смущается:

– Я вынужден настаивать, леди Джемма.

– Не пытайся подорвать устои, которые старше тебя, – вмешивается Эшфорд до того, как я успеваю возразить. – Никто из домашних слуг не станет звать тебя Джеммой, даже если ты это на стенах напишешь.

Ланс тихонько кашляет, привлекая внимание, и отдергивает тяжелые гардины.

Я стою остолбенев и с открытым ртом. Это и в самом деле замок из «Красавицы и чудовища»!

Комната просторная, полы укрыты коврами с ворсом в ладонь толщиной, с двумя громадными арочными окнами и мягкими подоконниками. Справа от меня кровать с балдахином – трехместная, не иначе! К дьяволу Эшфорда! Я могу месяцами жить в этой комнате и умереть счастливой.

– Вам нравится комната?

– Черт побери, Ланс, ты серьезно спрашиваешь? Ты бы видел, где я жила раньше! У меня было окно размером с поднос из кафе быстрого питания, и к тому же на него постоянно писали собаки!

Ланс озадаченно поворачивается к Эшфорду, но тот безразлично машет рукой.

Я начинаю открывать двери: та, что справа от кровати, ведет в комнатку со множеством полок.

– Это ваша гардеробная, миледи.

– Не верю своим глазам! Эй, Ланс, вот это больше похоже на мою старую квартиру, можешь мне поверить! – заявляю я, бросив сумку с вещами прямо в центр огромной пустой гардеробной.

– А здесь ванная комната, – объявляет Ланс, указывая на дверь слева от широченной кровати.

Ванная? Это же просто спа-салон! Ванна олимпийских размеров, душ, в котором можно жить, и туалетный столик в точности как у кинодивы.

– Думаю, я начну с этой комнаты, – объявляю я, разглядывая бутылочки и пузырьки разного назначения, собираясь как можно скорее плюхнуться в ванну и отмокать.

– Хорошо, вижу, ты всем довольна. Могу оставить тебя обустраиваться. Увидимся за ужином, мне надо заняться делами, – говорит Эшфорд, выходя из комнаты. Ланс идет следом.

– Погодите, а это? – спрашиваю я, указывая на двустворчатую дверь в стене напротив кровати.

Ланс, невозмутимо повернувшись ко мне, отвечает:

– Она ведет в спальню его светлости герцога.

Эшфорд выглядит так, будто на него вылили ведро ледяной воды.

– Прости, Ланс, а как же моя комната в западном крыле?

– Ваша мать герцогиня распорядилась приготовить хозяйские апартаменты для вас и вашей супруги. Разумеется, решать, кхм, какой комнатой пользоваться, только вам. – И Ланс меняет тему на менее щекотливую. – Нам также дали распоряжение приготовить все гостевые комнаты в западном крыле в преддверии… – Ланс понижает голос и почти шепотом продолжает: – королевского визита.

Эшфорд начинает крутиться на месте, точно кот без усов.

– В этом доме все с ума посходили! Я никогда не говорил о том, что перееду в другую комнату! Я вообще хоть что-то здесь еще решаю?

Ланс не уступает:

– Распоряжение звучало достаточно разумно.

Эшфорд широким шагом пересекает мою комнату и резко дергает на себя створки дверей, ведущих в смежную комнату. За ними оказывается еще одна такая же двустворчатая дверь, которую он столь же яростно распахивает.

– Они это взаправду, – раздраженно бормочет он про себя, видя, что все его вещи перенесли в эту комнату.

И я тоже с ужасом осознаю, что Эшфорд, который должен был находиться в километрах от меня, будет спать в соседней комнате.

Эшфорд с силой хлопает дверью и в ярости выходит в коридор.

Мы с Лансом остаемся стоять, обмениваясь изумленными взглядами.

– Если леди Джемма позволит, я откланяюсь. Герцогиня-мать ждет вас в своем кабинете для краткой беседы.

– А у Смирительной Рубашки имя-то есть?

– Что, простите?

– У Смирительной Рубашки, матери Эшфорда, есть имя?

По напряженному выражению Ланса я понимаю, что он с трудом сдерживает смех.

– Леди Дельфина.

Уверена, выходя, Ланс шептал себе под нос: «Смирительная Рубашка», – и посмеивался.

Позвонив родителям и сообщив о своем переезде, я заверяю их, что вернусь проведать их при первой возможности, а потом собираюсь с духом перед встречей со Смирительной Рубашкой.

Ее кабинет я искала сорок пять минут!

Обнаружила, что лестница здесь не одна, а по одной на каждые двадцать шагов, и готова поклясться, что, когда я приехала, их тут не было.

А коридоры? Их тут больше, чем на вокзале Кингс-Кросс!

Снова натыкаюсь на Ланса, который, поняв мои затруднения, показывает мне дорогу к пресловутому кабинету Смирительной Рубашки.

Он объявляет о моем прибытии, а потом бросает меня на растерзание леди Дельфине.

Она сидит в кресле у окна, а за ее спиной стоит великанша с тугим пучком на голове.

Лицо Дельфины не выражает ничего: кожа подтянутая (подозреваю, из-за пластической операции), пепельно-русое каре (свежеокрашенное) неподвижно, затвердевшее от лака для волос, а из белого костюма, на котором нет и тени складки, словно он вылеплен из гипса, торчат две худые ноги с острыми коленями (она вообще ест?).