Брак по расчету
Шрифт:
У меня падает челюсть, и я не знаю, что сказать. Вмешивается разглядывающая меня Шоана:
– Как по мне, она может и остаться, очень миленькая. Мне нравится.
Алехандро, похоже, идея нравится.
– Да, можешь присоединиться к нам, если хочешь, раз уж ты здесь…
– А-а, какая гадость! – восклицаю я, как можно скорее застегивая пуговицы до самой шеи. – Алехандро, ты мерзавец! – только это я и успеваю сказать, а потом бегу вниз по лестницам, торопясь поскорее оставить позади эту леденящую душу сцену.
Вот тебе и с праздником, Джемма! Нравится делать сюрпризы? Так мне и надо!
Холод поднимается по ногам, а я чувствую себя
Мне кажется, что меня все разглядывают и что все люди вокруг могут видеть мое белье под плащом. Как же мне себя жалко!
Пока я радостно готовилась к сюрпризу, думая о страстной ночи, которую мы проведем, Алехандро разучивал Камасутру с Шоаной!
Захожу в дом и яростно топаю по ступенькам, пока не добираюсь до квартиры родителей.
– Я просто тупица! – заявляю я без приветствий, плюхнувшись на одну из разбросанных по ковру подушек.
Из кухни выглядывает мама:
– Что ты сказала, золотце?
– Что я полная дура, – бормочу я.
– Ты же знаешь, мне не нравится, когда ты излучаешь негативные вибрации на закате. Уже почти пора медитировать!
У меня по щекам начинают катиться крупные слезы.
– А позже помедитировать нельзя?
– Могу синхронизироваться с часовым поясом Азорских островов. Но почему ты плачешь?
– Алехандро женат! – Мои рыдания становятся все более отчаянными.
– Женат?
– Я поехала к нему домой, хотела сделать сюрприз, сегодня месяц, как мы встречаемся, и обнаружила его в постели с другой! И это была его жена! – Мама наконец выходит из кухни обнять меня, но я отшатываюсь: – Мама! Прошу тебя, оденься! Мне на сегодня голых людей уже хватило!
Кроме цветного шарфа в длинных каштановых волосах с несколькими седеющими прядками на ней ничего нет. Примечание: мои родители – нудисты, или сторонники натуризма [6] , как они себя называют.
6
Натуризм – образ жизни в гармонии с природой, который также включает в себя демонстрацию наготы в сообществе с целью развития уважения к себе, другим людям и природе.
Сейчас можно было бы рассказать о родителях подробнее, но у меня просто нет сил.
– Кстати, мам, а мне можешь что-нибудь одолжить? – Я расстегиваю несколько пуговиц, показать, что на мне тоже больше ничего не надето.
Мама выходит и вскоре возвращается из комнаты с двумя расшитыми платьями-балахонами. Я надеваю кислотно-зеленый, сильно пахнущий пачули.
Мама садится рядом в позу лотоса.
– А теперь напомни мне, Алехандро – это…
– Танцор сальсы.
– Разве его зовут не Роберто? – озадаченно уточняет мама.
– Вовсе нет. Роберто танцевал меренге [7] .
– Меренге? Я была уверена, что это был Фернандо…
– Нет, мама. Фернандо танцевал пасодобль [8] на празднике в канун Рождества.
– Они все будто на одно лицо… Ну что ж! Это все возраст, – пожимает плечами мама, явно смирившись. – Итак, Алехандро женат?
– Вот… – Я не знаю, что еще сказать, но потом взрываюсь: – Да что со мной не так? Я
мужчин что, сама отпугиваю?7
Меренге (исп. merengue) – музыкальный стиль и танец Доминиканской Республики.
8
Пасодобль (исп. paso doble – «двойной шаг», «два шага») – испанский танец, имитирующий корриду.
– Джемма, ты идеальна! – говорит мой отец, только что вернувшийся с радио. – Я еще с лестницы слышал, как ты кричишь, – поясняет он и подходит поцеловать маму. – Что случилось?
– Алехандро женат, – серьезным тоном сообщает она.
– Разве его звали не Роберто? – удивляется папа.
– Нет, тот ей изменил с фигуристкой.
– Фигуристкой? Разве это не с ней ты застукала Фернандо?
– Нет, Фернандо завел интрижку с собственной сестрой, – поправляет его мама.
Папа хлопает себя ладонью по лбу:
– Точно, как я мог забыть!
– Не важно, кто или как. Всегда одно и то же: сохранить отношения я не могу, мне всегда изменяют с кем-то еще!
Мама заплетает мне волосы в косу, как делает всегда, когда хочет поговорить о каких-то важных жизненных вопросах.
– Ну, Джемма, сначала тебе стоило бы задуматься, можно ли назвать отношениями десятидневное знакомство.
– Мы знакомы месяц! – поправляю ее я. – И потом, вы с папой тоже поженились, еще толком не зная друг друга, – добавляю обвинительным тоном.
– Тогда было другое время, мы были духовными партнерами и сразу это почувствовали.
Ее замечания на меня не действуют.
– Мы с Алехандро тоже могли бы быть духовными партнерами! Вот только у него есть жена! И она предложила устроить тройничок! – возмущаюсь я.
Но мама с папой только заговорщицки переглядываются.
– Вы это чего? – Досаду в голосе скрыть не удается.
– Джемма, – пытается объяснить мама, – ты слишком зациклена на материальном обладании. Ты воспринимаешь любовь и отношения как физические ограничения своего спутника.
Я смотрю на них, запутавшись еще больше.
– Да, Джемма, – вставляет папа, – твоя мама хочет сказать, что в семидесятых годах любовь была свободной. У тебя могло быть даже пять или шесть партнеров.
– Групповая любовь, – продолжает она.
Папа ей улыбается:
– Телесное наслаждение может подарить кто угодно, но только твоя мать дарит мне наслаждение духовное…
– А мне – твой отец. Моногамия в твоем понимании полна ограничений.
– Бога ради! Прошу, нет! – Я пытаюсь избавиться от мысленной картинки своих двадцатилетних родителей, участвующих в оргии в семидесятых годах.
– Карли, возможно, нам всем надо чуточку успокоиться.
– Ты прав, Ванс, пойду поставлю чайник.
Отец ставит в проигрыватель диск Imagine Джона Леннона, а мама уже возвращается с кухни с подносом и тремя чашками исходящего паром чая.
Но только я делаю глоток, как тут же выплевываю его обратно.
– Джемма, милая, ошпаришься! Немного терпения, – укоряет меня отец.
– Мама, ты что туда положила? Свою специальную настойку, что ли?
Она пожимает плечами и делает знак рукой, почти соединив большой и указательный пальцы: