Брак по завещанию

Неужели снова есть повод для надежд? Он ведь и раньше надеялся на чудо. Неотступно наблюдал за ней, пытаясь уловить хотя бы намек на ее истинные чувства. Выжидал, когда она выдаст себя словом, жестом или улыбкой.

Но как ни старался, так ничего и не заметил.

Может, именно этого он больше всего и боится? Но с другой стороны, что может быть хуже того, с чем он остался сейчас? А остался он просто-напросто ни с чем.

Он боялся, что Жози может навсегда разбить его сердце.

Возможно, его страх был таким сильным из-за того, что однажды его уже отвергли. Об этом он Иззи, разумеется, не мог сказать. Их чувство не выдержало испытания, когда между ними встал Финн. Хотя он отпустил ее с улыбкой, мило помахав на прощание, в действительности он был глубоко уязвлен. Но эта боль ничто в сравнении с той, которую ему может причинить категорический ответ Жози, что она не любит и никогда не сможет его полюбить.

Пока он не поехал к ней, пока между ними не произошло решительного объяснения, он мог притворяться, обманывать и убеждать себя, что все-таки он не совсем ей безразличен, что когда-нибудь — если дать ей время, если не мозолить ей глаза, если проявлять по отношению к ней дружескую заботу, хотя бы и на расстоянии, — он сумеет приучить ее к себе. Не важно, что на это могут потребоваться годы.

Сэм всегда считал себя терпеливым человеком.

Все же поехать к ней он так и не решился. Он звонил ей. Звонил каждый вечер.

— Как Джейк? — спрашивал он вслух, а про себя добавлял: «Ты меня любишь?» — Он, наверное, быстро растет? — продолжал он разговор, а мысленно ждал ответа на вопрос: «Ты по мне скучаешь?» — Он уже улыбается? — звучал его заключительный вопрос, а с губ так и рвалось: «Если я скажу тебе, что люблю, как ты на это отреагируешь?»

И каждый вечер она терпеливо отвечала на его вопросы. На те, которые он задавал вслух. И каждый вечер, вешая трубку, он чувствовал себя еще более одиноким и несчастным, чем накануне.

— Не понимаю, почему Жози все еще в Дюбуке? — чуть ли не ежедневно слышал он от матери, с трудом выдерживая ее хмурый взгляд. — Почему ты ей это позволяешь?

— У нее была своя жизнь до того, как она вышла за меня замуж, — отвечал Сэм.

— Знаешь что, — однажды к концу рабочего дня заявила ему по-дружески Элинор, его помощница, сгребая в кучу гору телефонных сообщений, на которые он так и не удосужился ответить, — будь я уверена, что в Дюбуке клонирование людей поставлено на коммерческую основу, я бы поклялась, что они клонировали еще одного Сэма Флетчера и послали в Нью-Йорк абсолютно некомпетентную особь.

Сэм был ошарашен ее замечанием.

— Ты это о чем?

— Ну, скажем так. Ты работал гораздо эффективнее, когда одной рукой клеил обои, а другой держал телефонную трубку и по линии междугородной связи руководил компанией! Возвращайся обратно в Дюбук. Поезжай домой к жене и сыну!

Сэм небрежно бросил почту на кухонный стол. Из своего пентхауза он мог обозревать весь Нью-Йорк. Но он лишь вздохнул, бездумно разложил конверты, сразу же выбросив в корзину для мусора все рекламные проспекты вместе с прочими ненужными бумагами. В результате остались только счета. И еще — письмо. Сэм нахмурился, увидев почерк на конверте.

Он взял его в руки и вскрыл. Из конверта выпала фотография. И записка. От Иззи. В ней была всего одна фраза: «Финн велел сказать тебе, что этот снимок стоит тысячи слов».

Он выпустил из рук записку. Впился взглядом в фотографию, которую держал перед собой. Одну из тех, которые Финн сделал в тот вечер, когда Сэм привез Жози и Джейка домой из больницы. Молодая мать сидела на веранде в качалке, прижимая к себе младенца, но смотрела не на него. Ее взгляд был устремлен вверх, на стоявшего около нее мужчину, одетого в брюки цвета хаки. На отца ребенка.

Сэм помнил этот момент. Тогда он смотрел на сына, не осмеливаясь взглянуть на Жози, а тем более признаться ей, как горячо он ее любит. Ему так хотелось это сказать, но он промолчал.

И вот теперь он знает, как она на него смотрела.

Нет, в такое поверить невозможно.

Он ни разу не замечал в ее глазах этого нежного призыва, даже в самых смелых своих мечтах не надеялся увидеть на ее лице выражение страстного желания.

Неужели это все не сон? Или просто Финн классный фотограф?

Руки у Жози были по локоть в смеси из сливочного сыра, яблок, корицы и изюма, и оставалось только надеяться, что Джейк не проснется, пока она не закончит готовить начинку для тонких блинчиков, которые собиралась подать утром на завтрак. Весь день Джейк вел себя очень беспокойно.

— Зубки режутся, — высказал предположение Бенджамин.

— Ему только полтора месяца, — напомнила Жози.

Но Бенджамин твердо придерживался своего мнения. Они с Клитусом души не чаяли в своем «законном внуке». По их мнению, он далеко опережал детей своего возраста, даже когда доводил мать до изнеможения богатырским ревом.

Наконец-то в начале десятого он заснул. Жози вздохнула с облегчением. Слава Богу, Сэм не услышит его плача, когда будет ей звонить. Он звонил каждый вечер, как правило, не позже десяти. Вынув сотовый телефон из кармана, Жози поставила его посреди стола и начала раскладывать карточки с именами пятнадцати постояльцев, дабы завтра все они быстро нашли свое место. Телефон она таскала с собой повсюду — и когда поднималась на третий этаж, чтобы передать столь поздно доставленный букет цветов, и когда разыскивала Клитуса, чтобы отправить его на выручку гостей — их машина заглохла на стоянке около прибрежного казино.

К тому времени, когда она снова вернулась к сливочному сыру и яблокам, ее охватило беспокойство, что Джейк может вот-вот проснуться и снова поднять рев. Она быстро прошла в буфетную, чтобы проведать его. Благодарение Богу, он продолжал посапывать в своей коляске. Поэтому она снова принялась усердно месить тесто, тереть яблоки, добавляя в сливочный сыр корицу и изюм, заклиная Джейка не просыпаться, а Сэма не звонить, пока у нее все не будет готово.

Первое похныкивание она услышала, когда все руки у нее были в сливочном сыре. Затем послышалось шумное сопение. Всхлип. И оглушительный рев — Джейк явно проголодался.

— Иду, солнышко! — нараспев успокаивала она малыша, безуспешно пытаясь соскоблить тесто с рук. Охватив обеими руками миску, она пошла прямо с ней в буфетную.

Джейк захлебывался от крика.

— Мамочка уже идет. Потерпи совсем немножко.

Жози повернулась, чтобы поставить миску, и уперлась прямо в чью-то мускулистую грудь.

— Что с ним такое?

От неожиданности она раскрыла рот, да так и осталась стоять, совершенно вне себя от изумления. Сэм? Здесь?