Браки между Зонами Три, Четыре и Пять
Шрифт:
Высокий мелодичный голос женщины парил над их брачным ложем, и эти слова теперь всегда будут напоминать им друг о друге.
Конечно, Эл-Ит знала, что если эту песню услышит случайныйслушатель, солдат или его непосвященная жена, они эти слова поймут по-другому, — их истинный смысл угадают только посвященные женщины, она же слушала их вместе с Бен Ата, — но понял ли он? Надо не забыть спросить его при следующей встрече!
Эл-Ит снова пустилась в путь, и теперь на всех дорогах ее окликали группы людей, приветствовавших свою королеву. И она останавливалась поговорить, выслушать их новости, рассказать, что она беременна от Бен Ата. Новость летела по всей степи, дошла до плато, ее передавали друг другу, так что когда Эл-Ит въехала в свою столицу, повсюду на тротуарах толпились люди, они пели и радостно приветствовали ожидавшую наследника
На широких ступенях Эл-Ит поджидали сестра по имени Мурти и все дети, которые звали ее мамой. Они окружили Эл-Ит, источая любовь и приветствия, она провела с ними весь день и ночь, выслушала их рассказы о том, что случилось за время ее отсутствия. И все это время звонил колокол на нашей Башне, дабы оповестить всех жителей Зоны Три: Эл-Ит благополучно вернулась и у нее скоро будет очередной ребенок.
Потом они с сестрой удалились, предоставив детей их отцам-воспитателям. Начались занятия — уроки и игры, а обе женщины направились на самый верхний этаж дворца, там крыши простирались во все стороны на разных уровнях, оттуда можно было взобраться еще выше, на шпиль, и оказаться выше всех в столице. Оказавшись на самом верху этой башни, Эл-Ит сказала удивленной Мурти (что это королеве взбрело в голову забираться на такую высоту): «Посмотри-ка вон туда…» — и указала на глубокую расселину в горах, высящихся на северо-западе. Там сверкала сапфировая синева Зоны Два. Вначале Мурти видела только расселину между гор и в ней дымку.
А Эл-Ит все всматривалась, глаза ее тонули в синеве, она с любовью вспомнила Бен Ата и его слова: «Глазеть туда — только время терять», и улыбнулась. Мурти же, глядя на нее, догадалась, что сестра вспомнила о муже, эта улыбка не могла означать ничего другого. Она засмеялась, полуобернулась к сестре, собираясь подразнить ее и расспросить об этом знаменитом Бен Ата, великом солдате, но Эл-Ит попросила:
— Нет, не отворачивайся, просто постой и посмотри…
Ведь всю жизнь у нее, Эл-Ит, была возможность забраться на эту высоту и отыскать взглядом Зону Два. Никто ей не запрещал! Просто они никогда не вспоминали о Зоне Два! И теперь Эл-Ит вдруг вспомнила — да, давным-давно она сюда забиралась, когда была совсем юной девушкой, почти подростком. Тогда, много лет назад, что-то подстегнуло ее — и захотелось взбираться все выше и выше, вначале на беспредельную высоту крыши королевского дворца, который возвышался над всеми дворцами города, оттуда при желании она могла бы, перепрыгивая с одной крыши на другую, неделями бегать над городом. Но тут Эл-Ит увидела высокий шпиль и ведущую в него дверцу, подкралась и полезла вверх по невозможно крутой винтовой лестнице. Все выше и выше. И, наконец, оказалась на самом верху и встала, затаив дыхание, испытывая головокружение, на небольшой платформе, на которой они с сестрой и стояли сейчас в лучах заходящего солнца. Их окликали мелькавшие мимо птицы. Высоко над горами парили орлы. В тот далекий день Эл-Ит, вцепившись в ограждение, смотрела вверх и в сторону северо-западной границы и чувствовала в душе одно, всепоглощающее желание — улететь отсюда, утонуть в этой бесконечной синеве — оказаться там, где одна бесконечная синева! И только спустя много часов она прокралась назад вниз, душа ее была полна ощущением синего воздуха… — а что было потом? Она не помнила! Может, рассказала кому-нибудь и ей запретили туда лазать? Или никому не говорила, просто позабыла?
Какое это теперь имеет значение? Главное — у нее всю жизнь была эта возможность, стоило лишь вскарабкаться по пролетам довольно крутой лестницы. Но ей все-таки казалось, что она сама, сознательно устранила эту возможность. А не должна бы… Давно следовало бы это сделать…
Сестра обеими руками ухватилась за ограждение, с сияющими глазами подняла кверху свой тонкий чистый профиль. Казалось, Мурти вся сияет: в ярком свете вечернего солнца блестели мягкие золотистые волосы, сверкала вышивка желтого платья. Наконец-то увидела!
Обернувшись к Эл-Ит, она спросила:
— Почему мы про это забыли?
И Эл-Ит не нашлась, что ответить.
Потом королева приказала звонить в колокола — велев всем регионам прислать к ней своих представителей как можно быстрее. Ну а затем они с сестрой ужинали. Мурти хотела подробно узнать о новом муже сестры, и обычно Эл-Ит все рассказывала Мурти, не считая это нескромностью или предательством, но на этот раз она будто язык проглотила. Почему? Конечно, что ни расскажи о Зоне Четыре, все будет настолько чуждо Мурти, придется ей не раз
объяснять с самых разных точек зрения, чтобы сестра хоть немногое поняла, но Эл-Ит не хотелось говорить еще и потому, что она интуитивно чувствовала: Бен Ата сейчас думает о ней. Ей не нравилось это ощущение внутренней связи с ним. Насколько Эл-Ит помнила, до сих пор никогда она не чувствовала такого томления, тягостного, тревожного, когда расставалась с кем-то из своих мужчин, хоть с родителем своего ребенка, хоть с любовником. «Наверное, я заболела, — решила она. — Вот они, последствия пребывания в Зоне Четыре, там любое чувство переживаешь сильнее, или оно угнетает». Но все же это томление ощущалось, нечего притворяться, будто его нет. Мурти почувствовала нежелание Эл-Ит рассказывать, но не стала упрекать, поняла, что ей нет доступа в душу сестры, и рано ушла в свои комнаты, к своим детям.Наверное, неправильно, когда из-за отношений с одним человеком ограничиваешь отношения с другими? Разве не так?
Но Эл-Ит понимала, что ей теперь предстоит решить настоящие проблемы, более неотложные, чем волнения относительно ее мужа, к нему-то она неизбежно вернется в должный момент, согласно Приказу Надзирающих, — но она еще не знала, ненавистна ли ей эта мысль или же она тоскует по нему.
И Эл-Ит заставила себя заснуть, чтобы быть свежей наутро, надеясь, что завтрашний день принесет внезапные озарения, которые были ей сейчас так нужны.
Главный Зал Заседаний Совета нашей зоны не очень велик, да и зачем нам большой — за один раз собирается человек двадцать-тридцать представителей разных регионов; конечно, вызывают не всех сразу, а в зависимости от повестки дня. Зал представляет собой квадратную комнату, с не очень высоким потолком, в трех стенах окна, а из них видны небо, облака, горы. По полу разбросаны очень большие плоские подушки, на которых мы рассаживаемся, кто где захочет; Эл-Ит тоже занимает любое место: когда народу так мало, зачем ей садиться выше других.
В тот день она пришла в Зал Заседаний раньше всех и ходила от окна к окну, смотрела вниз, на улицы города, вверх, на горы, а потом надолго устремила взгляд куда-то на северо-запад. Меня тоже вызвали в тот день, я пришел вторым — после королевы. Меня сразу поразило ее возбужденное состояние, взволнованность. Это была не та сдержанная женщина, какую я знал с самого младенчества: ведь я один из отцов-воспитателей Эл-Ит.
Я встал рядом с королевой у окна, она смотрела на меня печально и даже отрешенно, потом положила голову мне на плечо и прижалась, как ребенок. Вспомнив, что Эл-Ит с самого раннего детства была девочкой очень независимой и рвалась к самостоятельности, я забеспокоился.
Оторвавшись от меня, она сказала:
— Лусик, я сама себя не узнаю.
— Это я уже понял.
Внизу, на главной площади, собралась толпа, и мы оба подались вперед и наблюдали, обрадовавшись поводу отвлечься от наших забот.
Это прибыли делегаты из регионов, все верхом: кто на коне, кто на ослике, даже дети верхом на козах. Всех животных поручили заботам нескольких молодых людей, те отвели их в тень деревьев, на южную сторону площади. Сам я прибыл на верблюде, — ведь я живу на крайнем юге нашего прекрасного королевства. Моему транспортному средству не часто выпадает шанс пообщаться с животными другой породы, у нас процветают только его сородичи, служащие средством перевозок, и тут я увидел своего верблюда — нос к носу с прекрасной вороной кобылой из стад восточного региона.
Зрелище было замечательно приятным и знакомым нам, мы оба развеселились, но Эл-Ит тут же посерьезнела.
— Лусик, у нас возникла непростая проблема, и что самое ужасное — я толком не представляю, в чем именно она заключается.
Комната понемногу заполнялась делегатами: мужчинами, женщинами, пришли даже две маленькие девочки, сестренки, уже проявившие организаторские способности и получившие возможность их развивать.
В тот день нас собралось двадцать пять человек. Эл-Ит сразу же уселась под западным окном, расправила свою широкую желтую юбку, — знала, как мы любим видеть ее во всей красе, и заговорила:
— Вы все в курсе ситуации, которая сложилась в стране. Я беру на себя полную ответственность. — И помолчала, обводя глазами собравшихся. Все кивали, не проявляя враждебности, только соглашаясь с услышанным. Она чуть улыбнулась бледной улыбкой.
— Нам надо выяснить, не было ли изменений в последние тридцать девять дней?
И снова замолчала, внимательно вглядываясь в лица окружающих, мимоходом улыбнувшись двум маленьким девочкам, которые, конечно, ответили своей королеве обожающими взглядами: у мальчишек на лбу было написано, что они хотят стать такими, как она, и даже лучше.