Бранкалеоне
Шрифт:
Другие осудят во мне безумие еще большее, ибо я верю, что смогу убедить иных, что животные имеют дар речи и беседуют меж собой: этих я сам осужу как невежд, ибо они не знают, что природа дала всем животным свой инстинкт и свою речь, необходимую для сохранения их бытия. Что они беседуют друг с другом, не значит, что они образуют слова, подобно людям, хотя наш Бердинарно Менадичи [52] пишет, что как среди людей находятся такие, кто говорит по-звериному, так и среди зверей могут обретаться такие, что говорят по-человечески, как мы наблюдаем в сороках, попугаях и тому подобных. У зверей говорить – значит извещать доступным им способом, изъясняя свои понятия различными телодвижениями и звуками [53] . Отделенные разумения [54] , каковы, например, демоны, хотя и не могут образовывать слова за неимением языка, тем не менее понимают друг друга и изъясняют свои понятия, и если бы мы захотели описать их совет или разговор, по необходимости обратились бы к человеческим словам, так что, если в нижеследующей истории выведены звери, разговаривающие как люди, это не оттого, что они в самом деле так разговаривают, но ради того, чтобы изложить их понятия.
52
Ренцо
53
Различение между «словами», присущими людям, и «звуками», общими людям и зверям, восходит к Аристотелю (История животных IV 53бЬ 14 слл; О частях животных. II. 17. 660а 20 слл.). Далее см.: Bragantini 1992, 157–158.
54
Le intelligenze separate, термин средневековой латинской философии (intelligentia separata). Ср.: «…надлежит сказать, что имя „разумение“ (intelligentia) в собственном смысле обозначает сам акт разума, который есть мышление. Однако в некоторых книгах, переведенных с арабского, отделенные субстанции (substantiae separatae), которые мы называем ангелами, называются „интеллигенциями“; скорее всего, потому, что такого рода субстанции мыслят всегда актуально. Однако в книгах, переведенных с греческого, они называются „разумами“ или „умами“» (Фома Аквинский. Сумма теологии. Часть I. Вопрос 79. Раздел 10. Пер. А. В. Апполонова: Фома Аквинский 2007, 200).
Я ничуть не сомневаюсь, что найдутся и еще другие – к несчастью, взыскательные, – которые станут поносить меня за то, что я-де пожелал поставить зверей в пример людям, словно у нас нет несметных книг, полных примерами славнейших особ, из которых можно выбрать превосходные наставления. Таким я отвечу, что в этом ничуть не погрешил, ибо даже мудрейший Соломон в своих «Притчах» ставит в пример муравья (как написано в главе шестой), говоря так: «Пойди к муравью, о нерадивый и никчемный, и хорошо рассмотри пути его», то есть его образ действия, «и научись от него мудрости» [55] . А в последней главе он ставит в пример других крохотных животных, говоря, что хотя они малейшие на земле, но мудрее мудрых, и перечисляет муравья, зайца, саранчу и тарантула. К этим он прибавляет еще трех, что ходят благопоспешно, и называет льва, петуха и барана [56] .
55
Притч 6:6.
56
Притч 30:24–31.
Многие сетуют, что люди в сем свете подвержены множеству опасностей от разных зверей, обыкновенно им вредящих; таким я скажу, что сетованья их неосновательны. Прежде всего, они должны знать, что таким образом пожелал Господь Бог напомнить нам о гнусности греха, из-за которого человек приходит в такое состояние, что против него ополчаются даже звери, чего не случилось бы, не будь допущен грех. Далее, пусть примут в рассуждение, что звери могут приносить им больше пользы, чем вреда, ибо могут служить для них примером многочисленных достоинств (если только те захотят ему внять). Разве не научаемся мы мудрости от змеи [57] , животного столь вредоносного и ядовитого? Надо уметь извлекать пользу из вещей и знать несомнительно, что все животные сотворены на службу человеку, так или иначе, для тела или души. Думаю, достаточно сказано этим Момам в ответ, если только он нужен.
57
Отсылка к Мф 10:16.
Пусть же, если эта история когда-нибудь выйдет в свет, никто не уклоняется прочесть ее, хотя она и кажется басней, ибо даже из басен научаются доброй жизни, и первые мудрецы учили философии, в особенности нравственной, под покровом басни. Многие сделались бы счастливы, читай они скорее Эзопа, чем некоторые книги. Кроме того, предупредим их, чтобы читали эту историю внимательно, примечая мораль, в ней заключенную, а не занимались ею для препровождения времени, как делают многие, впустую тратя время и труды. Как врачи, желая исцелить недуг, изучают книги древних, откуда почерпают способы его лечения, так и тот, кто желает исцелить недуг души, должен изучать истории и почерпать в них лекарства, сообразные его нуждам. И с тем же расположением духа он должен читать эту историю, в которой, несомненно, обретет много важных наставлений.
Глава I
О том, что Сардиния производит красивейших, смышленых и сильных ослов
Сардиния – остров с титулом королевства, расположенный в Средиземном море в том заливе, что зовется Львиным морем [58] ; она прилегает к Италии против Тосканы и не очень далеко от Африки; имеет 570 миль в окружности и заключает в себе многие города, замки и виллы; по праву наследования она, как и Сицилия, находится под властью могущественнейшего короля Испании. У южной ее части, напротив Кастелло Арагонезе [59] и Вилла ди Кьеза [60] , где пизанцы, покуда были там господами [61] , разрабатывали богатые серебряные рудники, лежит островок, в древности звавшийся Дибутой, а теперь называющийся Ослиным [62] , из-за породы ослов, которая здесь встречается: эти ослы – лучшие в мире, как по крепости, так и по послушности.
58
Mar Leone, Лионский залив, в западной части Средиземного моря, у южного побережья Франции.
59
Ныне Кастельсардо, на северо-западном берегу острова. Название Кастелло Арагонезе (Арагонский Замок) было получено после арагонского завоевания в 1448 г. и сохранялось до 1767 или 1769 г.
60
Город Иглезиас, в средневековых хрониках называемый Villa Ecclesiarum (Церковная Усадьба); находится на юго-западе Сардинии, довольно далеко от Кастельсардо.
61
Владычество пизанцев на Сардинии относится к XIII – началу XIV в.
62
Остров Азинара у северо-западного побережья Сардинии. Античное его название – не Dibuta, a Diabate, как сообщается у Птолемея (География. III. 3.8) и Стефана Византийского.
Римляне его называли Insula Sinuaria, то есть «остров, обильный заливами», из-за его извилистой береговой линии. Нынешнее название Asinara – исказившееся с течением времени латинское название. Однако в позднейшие времена на острове появились ослы, ставшие его символом.Эти животные роста среднего, хорошо сложены, и многие из них обнаруживают благороднейшую красоту, имея масть, похожую на черный бархат, с волосом довольно длинным, тонким и вьющимся, что придает им великую прелесть. И хотя ослы вообще по душевной природе трусливы, смирны и грубы, что происходит оттого, что сердце у них большое и толстое, а желчи нет [63] , эти, однако же, храбры и сообразительны, что происходит как от свойства воздуха, сохраняющего тепло, так и оттого, что они кормятся травой, что зовется лютик, для человека ядовитой: кто ее поест, умирает смеясь. Отсюда выражение risus sardonicus [64] , употребляемое, когда хотят указать на смех притворный. Но ослам лютик ничуть не вредит и даже, нагревая кровь, рождает в них благородный дух, так что они весьма резвы и смышлены и кажутся наделёнными разумом. Потому сих ослов, ввиду такой доброй породы, подыскивают и развозят едва не по всему свету, и являются в эти края разные купцы, прикладывающие величайшее усердие, чтобы их добыть.
63
Аристотель. О частях животных. IV. 2: «Некоторые животные ведь совсем не имеют желчи, как лошадь, мул, осел, олень, лань; верблюд также не имеет ее в отдельности, а скорее – желчные жилки. Нет желчи и у тюленя, и из морских животных – у дельфина» (пер. В. П. Карпова).
64
«Сардонический смех». См. об этом выражении в «Адагиях» Эразма: Adagia 1575, 882–886. Пассаж о связи лютика (ranunculus) с этой гримасой, возможно, восходит к трудам выдающегося ботаника и врача Пьетро Андреа Маттиоли (1501–1578): «Сардония – род лютика, который отнимает разум у тех, кто его ест, и неким растяжением жил ? онуждает растягивать рот в оскале, придавая им вид смеющихся. Поэтому „сардонический смех“ вошел в пословицу» (Mattioli 1558, 331).
Прибыл на Сардинию по своим делам один флорентинский купец, имевший поручение от приятеля, знатной особы зрелого возраста и мирного нрава, купить одного из местных ослов, какой покрасивее, для службы по его надобностям, ибо тому приходилось часто ездить на свою виллу. Купец прибыл на островок выбрать одного на свой вкус; он выказал в этом должное усердие и, много торговавшись, наконец уговорился с одним посредником, который обещал потрафить, да еще и за небольшую цену, если прибавит ему от своих щедрот, а без сего не достичь ему желанной цели. Этот человек пошел к своему знакомцу, у которого был осел, хороший и красивый, хотя еще не вошедший в возраст, и убеждал его продать осла флорентинцу; тот согласился, и они пошли на выгон поглядеть на осла; купец был весьма им доволен и согласился в цене, с тем чтобы заутра тот привел ему осла в Кастелло Арагонезе.
Когда они условились, продавец пошел на выгон и привел осленка в дом, где почистил его пучком соломы и дал ему немного отрубей на ужин, чтобы назавтра он глядел красавцем. Мать его приметила эту необычную ласковость и догадалась, что предстоит ей разлучиться с любимым сыном: это причинило ей немалую горесть, как обыкновенно случается с нежно любящими, и в особенности с ослами. Однако, принимая в рассуждение, что избежать этого нет никакого средства и что, возможно, для сына ее готовится некая добрая участь, она утешалась сколько могла. Уняв горестный плач, она предупредила его о сей жестокой разлуке, уверив, что поутру сведут его на рынок для заключения сделки. Удрученный дурной вестью, он досадовал, от негодования не хотел кончить ужин и принялся сетовать, ревя вполголоса. Тогда мать выбранила его, говоря, что от этого будет только хуже и что он ума лишился, коли хочет потерять нынешнее благо от страха перед грядущим злом, и прибавляя, чтобы живо отужинал – он-де выгадает от этих отрубей, ибо будет лучше выглядеть перед покупателем, который, видя его пригожество, выше его оценит.
– По этой причине, – сказала она, – я хочу, сын мой, оказать тебе любезность, которая тебе полюбится.
В ту пору она вскармливала ослицу, свою дочь, и была полна молока. Потому она приложилась ртом к своим сосцам и потянула из них, а потом, прыснув молоком на сына, несколько раз смочила ему все тело и принялась его всего вылизывать, так что он залоснился, как ясное зеркало. Таково свойство ослиного молока, которое очищает и красит тело, как ничто другое; поэтому Поппея, столь любезная Нерону, обыкновенно принимала ванны из этого молока, так как не нашла ничего другого, что придавало бы такую нежность и красу ее плоти [65] .
65
Об этом говорит Плиний (Естественная история. XI. 96.238; XXVIII. 50.183); Джуссани мог знать об этом из многочисленных позднейших упоминаний (Lando 1548,3v; Textor 1558,104; Textor 1566,151; Banchieri 1593,42 и пр.).
Дочь ее, сосунок, узрела такую забаву, и та совсем не пришлась ей по нраву, ибо у нее на глазах убывала обычная ее пища. Посему она принялась безудержно плакать, безмерно пеняя матери и называя ее жестокой и даже безумной, затем что она распускала молоко подобным образом, мать же унимала ее, говоря так:
– Дочь моя, не сердись, ибо я поступаю так во благо твоему брату, которому я по природе обязана пособлять в его нуждах даже во вред тебе. Это я творю не от безумия, но оттого, что предстоит ему отправиться на рынок за своей судьбою, вот я и решила его приукрасить на такой лад, дабы он приглянулся какому-нибудь купцу, который, видя, как он чистенек и мил, им бы пленился, купил его и содержал с любовью; ибо весьма часто люди, а тем паче важные, смотрят больше на красоту животных, которые должны им служить, чем на их добрые свойства. Потому, так как это последняя ласка, какую я окажу твоему брату и моему сыну, я хочу проделать это с отменным тщанием, а ты должна быть сим довольна, ибо требует этого честь нашего дома.
Затем, оборотясь к сыну, она сказала, что недовольна сделанным, ибо этого мало, но хочет еще дать ему кое-какие наставления для его блага, и просила слушать внимательно.
Глава II
Наставления, данные матерью-ослицей своему сыну
Милый мой сын, печаль, которую я чувствую из-за предстоящей нам разлуки, происходит не только оттого, что я лишусь любезного твоего присутствия, но преимущественно от моего великого опасения, как бы тебе, покидающему родной дом таким юным, без учености и без всякой опытности в мирских делах, не выпала какая-нибудь злая доля. Будь я уверена, что ты окажешься удачлив, нимало бы не огорчалась, ибо мы, ослиная порода, не для того вскармливаем сыновей, чтоб держать их при себе, твердо зная, что рождаем их на службу людям. Поэтому материнская любовь обязывает меня дать тебе, прежде чем отправишься в путь, некоторые наставления для твоего благополучия: с ними ты сумеешь вести себя так, чтобы это приносило тебе пользу, а твоему роду – честь, так что прошу, выслушай меня внимательно и накрепко запечатлей в скудном твоем мозгу все, что я скажу.