Брат, Брат-2 и другие фильмы

В хижине на подстилке из мха, кутаясь в теплую куртку, неподвижно лежал Глан. Глаза его были открыты. Изо рта едва заметно поднимался и таял пар.

Глан смотрел, как солнце ушло в море. Опускалась ночь. Глухо всплеснуло весло одинокой лодки. Девушка медленно гребла вдоль берега.

— Где ты была, красавица? — спросил Глан. Звук его голоса далеко разлетелся в прозрачном воздухе.

Она ответила что-то по-фински.

— А я знаю тебя. Ты — Сирпа, пастушка. Ты приходила ко мне однажды ночью.

Она легко засмеялась.

— Иди ко мне, красавица, я погляжу на тебя.

Она снова засмеялась, а лодка уплывала дальше и дальше.

Первый снег стаял и лежал пятнами. У пристани разгружался пароход.

Лейтенант Глан в новом мундире шел по поселку. На пристань, навстречу ему, спешил господин Мак. Он стал какой-то маленький. От былого великолепия не осталось и следа.

— А, господин лейтенант…

Глан сухо поклонился и презрительно посмотрел на него. Он уже готов был сказать заготовленную колкость…

— Вы знаете, вам к лицу мундир. — Господин Мак улыбнулся.

И тут Глан заметил, как он сдал: глаза ввалились, лицо стало совсем серое.

— Я все хотел спросить, господин Мак, сколько я должен вам за лодку, кисть и ведро с дегтем?

— Ну что вы, господин лейтенант, вы мне ничего не должны. Это ведь был обвал, несчастный случай. Вашей вины тут нет, — серьезно сказал господин Мак и посмотрел Глану в глаза.

— Вы в самом деле не желаете брать денег? — притворно удивился Глан, но осекся. Он был слегка обескуражен тоном собеседника и его странным взглядом: он смотрел и не видел.

Повисла неловкая для Глана пауза. А господин Мак все смотрел.

— Да… вам напоследок не очень-то сладко пришлось. Вот и сторожка у вас сгорела. — Господин Мак печально улыбнулся и пошел к пристани.

Глан озадаченно посмотрел ему вслед.

Эдварда читала в гостиной. Когда вошел Глан, она на мгновение оторопела при виде мундира. Она смотрела на него, склонив голову, как птица.

— Я пришел проститься, — сказал Глан.

Она тотчас встала:

— Вы едете?

— Вечером пароход.

Они смотрели друг другу в глаза. Рот ее приоткрылся…

— Эдварда… — прошептал Глан и весь подался вперед.

Она спохватилась и чуть отстранилась.

— Значит, вы едете? — повторила она.

Глан опустил голову. Повисла пауза.

— На следующий год приедет другой, — сказал он наконец. — Сторожку-то отстроят. — Он поднял глаза.

— Да, вы уж извините, что отца нет дома. Но я передам ему, что вы заходили проститься. — Она снова села и склонилась над книгой.

А Глан все стоял и смотрел.

Она перелистнула страницу.

— Как, вы еще не ушли? А я думала, что вы ушли! — Она преувеличенно удивилась. В глазах блеснули слезы.

Глан повернулся и пошел к выходу.

— Знаете… — сказала она, не поднимая глаз.

Глан остановился.

— …я хотела бы вас кое о чем попросить, да боюсь, это будет слишком. Не могли бы вы оставить мне Эзопа?

— Да, — не раздумывая, ответил Глан.

Глан подошел к хижине в сопровождении невысокого крепкого крестьянина с мешком.

— Подожди здесь, — сказал Глан.

Крестьянин поклонился ему в спину.

Глан вошел в хижину, закрыл дверь, прошел в угол, где стояли ружья, взял одно и проверил, заряжено ли.

Эзоп радостно взвизгнул и забил хвостом.

— Нет, Эзоп, на охоту мы не пойдем. — Глан ласково потрепал пса по загривку и прижал его голову к своей.

Сухо и совсем негромко треснул выстрел. Крестьянин поднял голову.

Глан вышел, оставив дверь открытой.

— Отнесешь собаку госпоже Мак, — сказал он и пошел в лес.

Крестьянин поклонился ему в спину.

Дул холодный обжигающий ветер. Машина парохода уже работала.

Глан стоял на палубе, держась за поручень, и молчал.

— Ну, вот и все… — улыбнулся доктор. Он стоял на причале рядом с раскачивающимися сходнями, по которым сновали люди.

— Спасибо, доктор, — сказал Глан. — Спасибо вам за все.

— Ну что вы…

Они помолчали. Раздавались команды.

— Да, Эдварда просила передать дословно: «Я благодарю вашу милость за собаку». — Доктор пожал плечами в знак того, что не совсем понимает смысл.

Швартовый канат упал на палубу, убрали сходни, и пароход, приподнявшись на волне, как-то сразу отдалился.

— Прощайте! — крикнул доктор. — Возвращайтесь весной!

Стремительно удалялась пристань, в последний раз мелькнула черная вывеска «Торговля солью и бочонками», уменьшался и таял поселок.

А Глан все стоял на палубе. Дул холодный обжигающий ветер. Мокрый снег хлестал по лицу.

К вечеру жара спала.

Александр выглядел прекрасно: свежевыглаженный мундир отлично сидел на нем, он был гладко выбрит и причесан.

Вошла Диана со связкой бананов.

Глядя в зеркало, Александр последний раз провел рукой по волосам и обернулся:

— Я же сказал, не надо бананов, меня от них тошнит! Вы когда-нибудь ели черешню, Диана?

— Вы меня спрашивали. — Диана обиженно повернулась и вышла.

— Постойте, Диана! Где же ваше хваленое французское вино? — широко улыбаясь, крикнул вдогонку Александр и подошел к окну.

Через поселок к гостинице, слегка покачиваясь, шел Глан. Он был небрит, и рубашка с темными разводами под мышками была плохо заправлена в брюки.

— Глан, — окликнул Александр, когда тот проходил мимо открытой двери комнаты, — вы не забыли о моей помолвке?

Глан на мгновение приостановился.

— А подите вы к черту со своей помолвкой, — сказал он, и лестница заскрипела под его шагами.

Александр опешил.

Вошла Диана с бутылкой третьесортного портвейна и далеко не изящными, но все же стеклянными фужерами.

— Что это с ним, Диана? — спросил Александр.

— Господин Глан опять много рисовой водки пил, — невозмутимо сказала она и поставила вино на стол.