Брат императоров

– Не-е! Не-е! – мол, никакого риска, все было под контролем.

– М-да? А если бы ваша веревка из лиан оборвалась? А то и две? Если бы в верхнем месте крепления, пока вы где-то бегали, таракуши или кузнечики перегрызли бы лианы?

– Ма! Ну что ты? – не выдержал Дим. – Не было там никаких таракуш…

– А вдруг их принесло бы перламутровым туманом? Вы хоть догадались место крепления обильно посыпать толченым ядом?

– Ну-у… – скривился сын. Соврать он и не пытался.

– У-у-у, – в тон ему протянул его приятель.

– Понятно! – тон Люссии стал грозным, если не сказать – крайне угрожающим. – Вы ведете себя как малые дети, которых за порог выпускать нельзя! За подобную безалаберность и разгильдяйство вас надо оставлять под присмотром сестер, используя только на домашних работах и загружая учебой с головой! Не удивлюсь, если вы, прыгая по сукропадам, забыли таблицу умножения и правила хорошего тона!

– При чем здесь это? – досадовал Дмитрий. Ведущийся допрос вызывал у него крайнее раздражение, потому и вырвалось: – Мы старшие. Защитники. И сегодня поступили очень правильно, уничтожив на подходах к нашему дому опасных монстров. Только это и ценится. Так зачем вообще какие-то правила, если нам до скончания веков куковать в Эфире?

Сказал – и тут же пожалел об этом. Потому что подобные упоминания являлись в семье табу. Они невероятно сильно травмировали мать, продолжавшую жить верой, что выбраться отсюда все-таки можно.

Вот и сейчас ее словно заклинило. Тон ее стал совершенно сухим, приказным:

– Раз обезопасили подходы, займетесь благоустройством и безопасностью самого дома. Заложите вначале каменными стенами наружные выходы с пещер второго уровня. Затем прикроете щитами из бамбука все проемы третьего и четвертого уровней.

Отелло после прозвучавших наказов ухватился картинно лапами за голову и закачался всем телом, словно в страшном горе. И было отчего горевать: работы намечалось на добрые две недели, что для молодых сущностей выглядело убийственным. Прущие из них энергия, сила и жажда приключений не могли сочетаться с нудным, монотонным трудом.

Но если мохнатик и не подумал открыто противиться распоряжениям матери, то лохматик не собирался сдаваться так просто:

– Мама, потом будем решать, что и как делать по дому. Мне сейчас надо к отцу. Имеются странности, которые надо срочно оговорить именно с ним.

– А почему не со мной? – нахмурилась Люссия.

– Но ты же меня не захотела слушать. Тебе ведь были интересны картинки, передаваемые Чернем. Вот с ним и оговаривай…

Эти слова Дим произносил, уже покидая пещеру, считавшуюся вторым двором. Но в жилые помещения он не пошел, а сразу стал спускаться в мастерские, где в это время отец обычно работал со своими устройствами, станками, приспособлениями и артефактами.

Такое непослушание сына не столь разозлило мать, сколь озадачило. Она растерянно оглянулась по сторонам, заметила Кэрри и приказала ей:

– Найди Булата с Аллой и присматривай за ними! – Потом погладила по плечу Отелло и совсем тихо попросила: – А ты присмотри за младшими. Только не так, как сегодня за Димом. А я скоро вернусь…

И умчалась в мастерские.

Вообще-то считалось, что Семена во время его творческой работы беспокоить нельзя. Если надо кого в помощь, то он и сам позовет. И эти правила поддерживались всеми без исключения. Если было нечто срочное, то вниз спускалась обычно сама Люссия, умевшая успокоить супруга всего несколькими ласковыми словами. Остальным нарушителям обычно изрядно доставалось на орехи.

Ну а крайние, можно сказать, катастрофические случаи происходили довольно редко. Их можно пересчитать на пальцах двух рук. К примеру, прорывался к порогу дома опасный монстр. Или вдруг на массив пещеры устремлялся ядовитый поток тумана. Бывало, что и угрозы грядущего столкновения и впоследствии слипание массивов держали всю семью в напряжении целыми неделями.

Ну и самое страшное – это аварийные переезды. Они считались истинными трагедиями. Ибо нельзя было спасти все, накопленное и созданное невероятным трудом. В первые годы они случались довольно часто. Затем стали реже. В данной пещере проживали уже пять лет и нарадоваться не могли такому удачному выбору.

Да и опыт, сын ошибок трудных, сказывался. Например, от нежелательного столкновения или слипания массивов, пригодных для жилья не только семьи, но и обитающих внутри хищников, могли предохранить лишние потоки облаков из резиновой живицы. А те только и следовало нагнать в нужное место и в нужное время. Имелись и другие факторы, помогающие родному дому оставаться крайне обособленным от большинства опасностей Пятого.

Ну и сейчас Дим посчитал: наблюдения последней охоты того стоят, чтобы отвлечь отца от опытов, экспериментов или сотворения чего-либо.

– Эгей! Па! Ты где?! – начал он выкрикивать еще от прочной двери, сделанной из толстых бамбуковых стеблей. – Надо срочно поговорить!

– Здесь я! – понеслось в ответ из лаборатории с кучей ванн и небольших бассейнов. – Что там у вас стряслось?

Недовольным Семен в этот раз не выглядел, наоборот – был довольным. А это значило, что его затянувшиеся на года попытки вывести нормальную, по человеческим понятиям, рыбу близки к завершению. Потому что на досуге Загребной частенько мечтал: «Эх! Сейчас бы жареных карасиков! Или бычков в сметане!»

И встретил он сына восклицанием, полным восторженного оптимизма:

– Смотри! Эти ужи получаются по вкусу как настоящие угри. Вот попробуй кусочек копченого… А? Как оно?..

Дмитрий попробовал с задумчивым видом, но восторги отца разделять не спешил:

– Странный какой-то вкус… Никогда такого не ел…

– Точно! Ты, наверное, и от хлеба с маслом да с красной икорочкой плевался бы! – отец осуждающе помотал головой. – Привык есть то, на что я смотреть не могу.

Вот тут он, наверное, просто завидовал. Потому что старший сын и его дружок Отелло ели такие вещи, плоды, сгустки и запивали такой дрянью, что родители чуть в обморок не падали поначалу. А друзьям хоть бы хны, то ли их никакие яды не брали, то ли на уровне инстинктов понимали, что можно есть, когда и как.

Иначе говоря, здесь родившимся и выросшим Эфир явно давал нечто большее, чем пришедшим извне. Разве что дочек да младшего сына рьяно пытались оградить от угощений старших братьев, но получалось это не всегда и не так часто, как хотелось бы. Только пару дней назад застали двойняшек и Булата с восторгом поедающими цветки желтого сочника, страшного ядовитого растения. И на поднятый матерью крик дети с недоумением отвечали:

– Их еще целые сутки есть можно, пока внутреннее молочко не почернеет. И мы специально просили нам нарвать это лакомство. Оно ж такое редкое, раз в полгода только съедобное. Да вы сами попробуйте.