Братцы-сестрицы

Для Флорина обычный вопрос «Что происходит?» не важен. Для него важен вопрос «Как происходит?» или даже скорее «Как чувствуется?». Так и построен его роман, то есть слово «роман» здесь, пожалуй, не вполне уместно. Как же это назвать: сказка? Аллегория? Сон наяву? Мистификация?

Книга начинается с движения, герой-рассказчик, безымянный десятый братец, проходит через помещения аптеки, с точностью описывая все мельчайшие детали: весы марки «Bunge, Metz & Sartorius», шкаф с ядами, препараторскую, доску для объявлений. Деталей становится все больше. Течет ручеек вполне реального описания, которое одновременно все же не совсем четкой, словно объективу в фотоаппарате не хватает резкости. Главным героем движет беспокойство, как бы не исчезли братцы-сестрицы. В начале повествования он ребенок, сын аптекаря, потом становится аптекарем, потом выбирает своим занятием юриспруденцию, а позже патентоведение. И всегда рядом с ним его загадочные братцы-сестрицы: исчезают, убегают и снова появляются, возвращаемые им на место. Может быть, и весь роман Флорина о легко переходимой границе между любовью и зависимостью?

Изображение вибрирует, меняется, пространные перечни предметов чередуются с предельно лаконичными фразами. Реальность так же призрачна, как и само существование героя.

Интонация Флорина — аллегорическая. Язык — фрагментарный, наполненный фактами. Описание же чувств практически отсутствует. Зато есть материальное отношение к языку. Флорин словно выясняет, как же создается литература, как слова прикрепляются одно к другому. Он показывает нам, как простое перечисление предметов может разбудить чувства и фантазию: «…я чувствую запахи кристаллов яри-медянки, уксусно-кислотного свинца, уксусной кислоты, танина, азотной кислоты, сахарной кислоты, ланолина, трута, очищенного свиного сала, белка, квасцов перистых, касторового масла и нашатырного спирта…».

Писатель словно долго вертит в руках каждое слово, внимательно осматривает его, решая, подходит ли оно к другим. Пробует на вкус. Нюхает. Словно пытается понять, съедобно ли оно.

Калиброванная сдержанность рассказа притягивает больше, чем километры иных стихов. Интрига и сосредоточенность на активном действии не интересуют писателя. Он работает медленно. Собирает формулировки. Потом вытягивает из собранных фрагментов место, действие и героев. У него не встретишь ни громких слов, ни развернутых формулировок. Он — археолог языка, алхимик. Из различных компонентов, из старых и новых слов варит он свой волшебный эликсир. Язык Флорина состоит из различных временных слоев. Одни — старые, другие — современные.

Магнус Флорин, подобно одному из героев Перека, спасает слова и связанные с ними чувства, использует их и тем самым возвращает к жизни. Его вполне можно назвать микрофеноменологом языка.

* * *

Магнус Флорин вообще человек неординарный. Он не только интересуется театром и художественной литературой, но и читает книги по истории культуры, эссе, научную и юридическую литературу. Плоды его чтения видны на страницах романа, они отражают его литературное кредо — хорошая книга должна быть не просто развлекательно-психологической. Она должна вмещать антропологию, археологию, социологию, экономику.

Сам он говорит так: Чтобы как следует рассмотреть человека, нужно отойти от него хотя бы на несколько шагов.

Елена Самуэльсон