Братство смерти

— Почему мы носим шпагу?

— Да пошел ты… Чтобы вонзить ее тебе в задницу, — ответил комиссар, выплевывая очередную порцию зловонной воды.

Убийца покачал головой.

— Нет, нет… В память о рыцарских орденах, наследниками которых мы являемся. Я даю тебе еще один шанс. Для чего ее используют?

— Для обряда посвящения. Это известно любому кретину, — выговорил, кашляя, Антуан, прижатый лицом к решетке.

Вода лилась ему в уши. Вскоре он не сможет говорить.

— Что такое пламенеющая шпага?Подумай хорошенько, прежде чем ответить. Специалисты по символике придерживаются разных мнений, — требовательно произнес человек в капюшоне.

В голове у Марка все смешалось. Пламенеющая шпага, пламенеющая шпага…Постигая масонство, об этом узнавали на одном из последних этапов.

— Это шпага досточтимого мастера, жезл Моисея… змея знания… Черт…

Марка едва мог дышать, прижавшись ртом к решетке. Ржавые края царапали ему губы. Силы покинули его. Вода лилась в рот. Он закричал:

— Символ света!

Уровень воды неожиданно стабилизировался.

— Браво, ты назубок выучил масонский катехизис. Знаешь, эту игру можно было бы запатентовать. Она тогда назвалась бы «Вопросы для братишки».

Антуан больше не слышал, что говорил палач. Голова убийцы плясала у него перед глазами. Вода не спадала. Он хотел закричать, но было слишком поздно. Воздух не поступал в его легкие. Жизнь оборвалась, он выпустил из рук решетку и почувствовал, что падает в бездонный колодец.

Все стало черным.

26

Париж, остров Сите, 14 марта 1355 года

Кто-то постучал кулаком в дверь. Показалась голова в шлеме.

— Мессир палач, сеньор, который как-то раз навещал вас, ждет в караульной. Он хочет с вами поговорить. Немедленно.

Жеан Артус опустил веревку, которую собирался продеть через крюк, вбитый в самую высокую точку свода. Никола знал об этой пытке.

Обвиняемого подвешивали за запястья и предоставляли телу возможность доделать оставшуюся работу. Первыми не выдерживали сухожилия, затем разрывались мышцы. За несколько часов мученик превращался в манекен, бесформенный, но по-прежнему живой, болтающийся в пустоте.

— Оставайтесь здесь, Фламель, я ненадолго. Этот посетитель уже приходил. Он из числа приближенных короля. Похоже, при дворе начинают терять терпение. Они так и ждут, когда наша гостья заговорит.

Дверь с грохотом закрылась. Художник вытащил чернильницу, развернул свитки и начал точить перья. Он повернулся спиной к обнаженной женщине, лежавшей на камне. Фламель не хотел встретить ее взгляд — взгляд поруганной невинности. Он знал, что не вынесет этого.

Тыльной стороной ладони он опробовал перья и открыл стеклянный пузырек с чернилами.

Сзади до него донеслись какие-то звуки. Это девушка судорожно терла руками свое ложе пыток. Несмотря на огонь, пылавший в камине, она дрожала. Несомненно, ей было холодно от страха. На мгновение Никола охватило безумное желание повернуться и вытащить из ее рта кляп.

Но подобное искушение могло стоить ему жизни. Испугавшись собственного безумия, Фламель сосредоточил все внимание на длинном деревянном столе, на котором палач разложил орудия своего ремесла.

Увидев колодки, Фламель побледнел. Он смотрел на тяжелые деревянные доски, между которыми зажимали ноги обвиняемого. И винт! Винт, который вращали и который оборот за оборотом вонзался в тело, рвал плоть, перерезал нервы, ломал кости.

Со времен великой ереси катаров и охоты на ведьм пытка превратилась в целую науку. Появились новые методы, применение которых было строго регламентировано благодаря заботам инквизиции. Подозреваемый мог страдать целыми неделями, не теряя сознания и не лишаясь жизни. Палачи были способны на все. И только ради того, чтобы сломать мужество человека.

Даже очистить тело. Это слово, произнесенное Жеаном Артусом, звучало в памяти переписчика, дрожавшего от ужаса.

В дверной скважине лязгнул замок. Это возвращался палач. Он торопливо вошел в помещение.

— У вас есть воск, Фламель?

— Да, чтобы запечатывать письма…

— Дайте мне его.

Переписчик протянул палачу красную палочку. Артус схватил свечу.

— Воском не только запечатывают письма, Фламель. Он также позволяет закупоривать слух.

В помещении раздался приглушенный вой. Никола резко обернулся.

Склонившись над лицом, искаженным от боли, палач лил длинную струйку раскаленного воска в ухо молодой женщины. Ее тело, распростертое на камне, сотрясалось, словно под ударами невидимого хлыста. К горлу Никола подступила тошнота.

Дымящийся воск продолжал течь. Помещение наполнилось запахом горящей плоти.

Измученная страданиями, девушка внезапно перестала шевелиться. Палач выпрямился.

— Так она не будет слышать, о чем я с вами говорю.

— Но было бы достаточно заткнуть ей уши тряпкой.

— Мэтр Фламель! — Голос палача взвился, словно рассвирепевшая змея. — Никогда не смейте мне перечить!

Лицо художника побледнело от страха.

— Вы ничего не понимаете в дознании. Посланец короля, с которым я только что виделся, потребовал сохранить жизнь этой женщине. Если она об этом узнает, она не заговорит.

— Но как она сможет заговорить, если не будет слышать ваших вопросов?

Палач разразился бешеным смехом.

— А у меня нет к ней вопросов.

— Я вас не понимаю.

Жеан взял секатор, пальцем проверил, насколько остры его лезвия, и уточнил:

— Я никогда не задаю вопросов.

— Почему?

— Чтобы испытать подозреваемого, заставить его сказать все. Если он не знает, чего я от него добиваюсь, он не сможет ничего от меня утаить. — Лезвия секатора сухо лязгнули. Одним движением палач вырвал кляп изо рта жертвы и быстро вытащил воск из ее ушей. — Приготовьтесь записывать, мэтр Фламель!