Братья Гримм

Далее Эйххорн предлагал братьям Гримм продолжить свои исследования и в особенности работу над «Словарем немецкого языка» в необходимых для этого условиях. При первой же возможности они будут формально зачислены в штат университета или института, ведущего научные исследования, пока же свободных мест нет.

Предложения Эйххорна были для братьев выгодными и почетными. У братьев, во что бы то ни стало желавших и впредь оставаться вместе, фактически не было выбора и другой возможности обеспечить жизнь на долгие годы. Переезд в Берлин решал вопрос их совместной работы наилучшим образом. Ничто не будет отвлекать их от исследовательской работы. Получив право читать лекции в университете, они тем самым восстанавливали и свою профессорскую честь. В Геттингене их объявили недостойными личностями и запретили впредь выступать перед академической молодежью, здесь они могли читать лекции перед широкой аудиторией Берлинского университета.

На это предложение Якоб ответил так: «С благодарностью и радостной уверенностью в будущем мы следуем зову короля, на которого далеко за пределами Пруссии с надеждой взирают все немцы», — добавляя, что у них с братом нет других помыслов, кроме как продолжить и завершить совместные труды по изучению языка и истории.

Несмотря на беспокойство этих недель и явно «чемоданное» настроение, они по-прежнему много работали. Вильгельм подбирал новые материалы из трудов германиста Гёдеке для следующего издания «Сказок». Якоб размышлял над проблемами грамматики и надеялся в эту зиму подготовить третий том «Судебных приговоров» в дополнение к двум первым томам. Кроме того, братья продолжали разбирать поступавшие карточки и пополнять ими картотеку для «Словаря».

Опять возник вопрос, где жить и как организовать переезд. В декабре 1840 года Якоб отправляется в Берлин подыскать подходящую квартиру. Ему хотелось решить этот вопрос еще до рождественских праздников. Вильгельм с женой полностью доверяли Якобу как старшему в семье — он найдет именно то, что надо для ведения хозяйства.

Якоб прибыл в Берлин рано. После утомительной поездки ломило в суставах. Было еще темно и по-зимнему холодно. Тут же около почты он нанял кучера, чтобы доехать до дома семьи барона Мойзебаха на Карлштрассе. С этой семьей он был давно знаком. Мойзебах занимал высокий чиновничий пост в Берлине — председатель Рейнской кассационной палаты, был страстным библиофилом — его библиотека, в которой находились редкие издания немецкой литературы XVIи XVIIвеков, представляла собой настоящий клад. Его дружба с братьями Гримм основывалась на родстве интересов. Якоб, отыскивая нужный номер дома, надеялся, что вскоре сможет согреться и отдохнуть в уютной, теплой комнате. Но в темноте, при скупом уличном освещении отыскать этот дом оказалось не так просто. Наконец с помощью ночного сторожа удалось найти нужный номер — 36. Из экипажа выгрузили вещи, и Якоб, замерзая от холода, остался стоять с багажом перед воротами дома. Несмотря на столь ранний час, он все же решился позвонить — никакого ответа. Во всем доме никаких признаков жизни. В окнах по-прежнему темно. Вокруг такая тишина, какую вряд ли теперь можно представить в городе с миллионным населением. И маленький человек с саквояжем, который в течение получаса дергает за ручку звонка, пытаясь разбудить хоть одну живую душу в доме.

Наконец после долгого ожидания из нижнего, расположенного почти на земле окна Якоб услышал недовольный голос: «В чем дело?» Якоб спросил, здесь ли проживает господин председатель Мойзебах. Двери дома открыли и впустили раннего гостя. Якоб поднялся на третий этаж, где вновь оказался перед дверью и вновь пришлось звонить. И все повторилось. Ни одного движения! Ему ничего не оставалось, как дожидаться здесь, на лестнице. Когда наконец на втором этаже мелькнул свет, Якоб обратился туда. Какой-то человек открыл дверь и сказал, что, как он полагает, госпожа Мойзебах дома, но она, по-видимому, одна в квартире, и у нее такой здоровый сон, что господину Гримму придется подождать, пока придет служанка. Приветливый человек, сообщивший все это, пригласил гостя к себе, приготовил кофе и предложил свежую столичную газету. Конечно, это был далеко не тот прием, какой устраивают сегодня для именитых персон — с прессой, цветами и фотовспышками.

Но когда госпожа Мойзебах проснулась, все пошло как нельзя лучше. Хозяйка дома объяснила, что она, к сожалению, не слышала колокольчика. Провела гостя в комнату, которая уже давно была приготовлена для него, и сказала, что мужу немедленно сообщат о приезде и он появится после обеда. Наконец усталый гость мог прилечь на несколько часов до обеда и отдохнуть после трудной дороги.

В Берлине Якоб встретился с любезной, всегда готовой прийти на помощь Беттиной фон Арним. Она и госпожа Мойзебах между многочисленными официальными визитами и делами, которыми Якоб вынужден был заниматься, помогали ему в поисках квартиры, удобной для проживания семьи Гриммов.

После долгих и утомительных поисков, все осмотрев и взвесив, Якоб подыскал в районе Тиргартена на Леннэштрассе, 8 «приятную и удобную квартиру», которую он снял пока на два года — с пасхи 1841-го по 1843 год. Плата составляла 475 талеров в год — немалая сумма, если учесть, что доходы пока составляли лишь две тысячи талеров. Но зато жилье было весьма просторным: 10 комнат, балкон. Дом был построен год назад и находился в отличном состоянии. Якоб учел и то, что племянники должны учиться, — на дорогу до гимназии Фридриха Вильгельма, расположенной ближе всего, у Потсдамских ворот, уходило пятнадцать-двадцать минут. Дядя считал, что такая ежедневная дорога в школу и обратно будет одновременно служить и отдыхом для мальчиков, на случай же совсем плохой погоды можно заказать извозчика. Не забыл Якоб и о Дортхен — нужные для ведения домашнего хозяйства лавки находились совсем рядом. В общем, это была «тихая, просторная и светлая» квартира в стороне от городской суеты. Перед домом прекрасные старые дубы.

В конце 1840 года Якоб вернулся в Кассель и сообщил брату, что в Берлине он был принят прусским королем. Разложив перед ним и невесткой план квартиры, пояснил все до мельчайших подробностей. Вильгельм и Дортхен остались довольны. Якоб тоже вернулся с хорошим настроением, несмотря на сильный кашель — простудился во время долгих поисков квартиры по зимнему холодному Берлину. В весеннее расписание Берлинского университета был внесен курс его лекций.

Все складывалось вполне благоприятно. Благодаря усилиям Беттины фон Арним и Александра фон Гумбольдта, а также поддержке министра по делам образования и культов Эйххорна ежегодное жалованье братьев было повышено до трех тысяч талеров. Их материальное положение, как писал Якоб Дальману, «стало наконец хорошим», и им «в этом отношении повезло».

Незадолго перед тем, как семья Гриммов в феврале 1841 года собралась покинуть Кассель и их родину — Гессен, они получили печальное известие о кончине курфюрстины Августы. Эта женщина, с давних пор жившая отдельно от двора курфюрста, в отличие от своего мужа всегда относилась к братьям Гримм с полным пониманием. Так, в тридцатых годах, когда Вильгельм послал ей экземпляр «Сказок», она поблагодарила его такими словами: «Мой дорогой господин профессор! Прислав Ваши сказки, Вы доставили радость трем поколениям: больше всего Вы порадовали бабушку, которая высоко ценит любое доказательство Вашей памяти, и, кроме того, приятно удивили дочь и внуков Вашим подарком». Весть о смерти доброй женщины, полученная братьями как раз в тот час, когда они собирались отплыть к новым берегам, отозвалась болью в их сердцах. Еще совсем недавно курфюрстина говорила братьям: «Если Вам все-таки придется уехать, то, по-моему, было бы лучше всего Вам уехать в Берлин. Когда я приеду туда, то навещу Вас». Ведь она происходила из прусского королевского дома. «Поскольку она распорядилась, чтобы ее похоронили как простую горожанку, — писал Вильгельм, — то мне удалось на улице присоединиться к траурной процессии и проводить до последнего ее пристанища».

Таким образом, в марте 1841 года братья Гримм, уезжая со всем имуществом в Берлин, прощались не только со своей родиной, но и со всем, что их связывало с ней. В то время такой переезд был делом непростым. Груз весом в 135 центнеров 28 пришлось разместить на двух подводах; в Берлин, как рассчитали братья, он должен прибыть после двухнедельного путешествия по плохим дорогам.

Вся семья Гриммов выехала спустя несколько дней, 14 марта. Экипаж с пассажирами прибыл в Берлин 19 марта. Сразу въехать в квартиру оказалось невозможным, пришлось прожить шесть дней в гостинице, пока наконец более или менее обставили «весьма милые, но все же не очень большие комнаты», как заметил Вильгельм.

28

Немецкий центнер — 50 килограммов.

По приезде братья сразу должны были нанести несколько визитов. Повсюду «их принимали очень дружески и вежливо». Их приветствовали министр по делам образования и культов Эйххорн и Александр фон Гумбольдт. Принял их король Пруссии Фридрих Вильгельм IV. Во время аудиенции у братьев сложилось весьма хорошее впечатление о взглядах их будущего монарха. Они даже отметили, что «в выражении его лица и вообще в нем самом есть что-то приятное, естественно благожелательное и остроумное», выразили ему «свои искренние и наилучшие чувства», но, наученные прежним опытом общения с коронованными особами, все же решили: «Посмотрим, что будет».

Братья Гримм на новом месте, как и в прежние годы, но теперь уже в более зрелом возрасте, тотчас принялись за работу. В перерывах привыкали к новому для них окружению: «со смыслом и вкусом» обставленной квартире, прекрасному дому. Совершали прогулки вдалеке от шумного города — ведь рядом с домом был Тиргартен. Весной в нем зеленели луга, покрывались свежей листвой деревья, пестрели цветы, в прудах резвились золотые рыбки. И было здесь то, что особенно любили они, — «приятная загородная тишина, в то время как в городе постоянно раздражал грохот экипажей». На улице вблизи Тиргартена по большей части жили ученые; поэтому и квартал этот окрестили «quartier latin» — Латинским. Окружали Гриммов любезные и радушные люди.