Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Братья и небратья. Уроки истории
Шрифт:

Русские, предавшие русских

Люди, говорящие и мыслящие на русском языке проклинают русских, интеллигенты, взращенные на русской культуре, публично отрекаются от нее, люмпен-персонажи, носящие русские имена и фамилии, визжат на площадях, требуя волочить «москаля-ку на гиляку». Как такое могло получиться? Неужели в некоторых русских, живущих на Украине, вселился бес украинского национализма? Нет, они остаются в пределах медицинской нормы, деятельно отстаивают свои убеждения, и даже в чем-то являются логичными и последовательным. Но ведь началось это не в феврале, и не во время «оранжевой революции», и даже не со времени провозглашения независимости Украины.

Люди отрекаются от своего народа в том случае, если они его презирают, если у них исчезает предмет для гордости за то сообщество людей, к которому они принадлежат по праву рождения. Отечественная

культура с Петровских времен пропитана подражательством по отношению к Европе. Этот факт становился предметом ожесточенных дискуссий славянофилов и западников еще в XIX веке.

Динамично развивавшийся Европейский континент, с его техникой и наукой, философией и правом, культурой и искусством манил значительную часть общества, часто приводя к механическому и бездумному заимствованию чужого опыта, вне зависимости от того, насколько он был применим в отечественных условиях. От желания сделать «побыстрей» и «как у них» насильно пудрили букли гатчинских гвардейцев Павла Первого и рождались масонские мечтания Пьера Безухова, российское дворянское общество исступленно подражало парижским модам и английским методам ведения хозяйства, а демократы-разночинцы заимствовали приемы революционного террора и социальные теории. Много хорошего действительно было перенято, но много взято слепо и на веру. Веру в то, что иностранная мода однозначно лучше отечественного опыта.

А что же простой гражданин? Естественно, когда элита мыслит исключительно категориями подражания иностранному, обыватель, подтягиваясь до уровня вышестоящих начальников, начинает действовать в этом же ключе: разговаривать на «смеси французского с нижегородским» или, согласно очередной моде, обнажать заведомо кривые ноги, искренне считая это признаком «цивилизованности». Обыватель инстинктивно подражает культуре высших слоев общества, но культура эта, как выясняется по ходу дела, заимствованная. Значит «свое» – это изначально отсталое, провинциальное (рассуждает он), вот и вышестоящее начальство «своим» брезгует.

С появлением на исторической сцене советской элиты ситуация только усугубилась. Вчерашние мелкие чиновники, матросы и рабочие недолго наслаждались своим положением авангарда революционного движения в мире. Им, непривычным к самостоятельности, как хлеб была нужна моральная поддержка Запада – родины прогрессистских теорий, то есть система внешних координат, с которой они могли сверить правильность выбранного курса. «Мы авангард? Ведь правда?». И европейский наблюдатель благосклонно кивает: «Да, действительно, любопытный эксперимент». Потом, в зависимости от настроения, кивать перестает. И привыкшее жить категориями подражательства общество впадает в панику: «Мы сбились со столбовой дороги цивилизации! Мы больше не авангард! Мы вообще черт знает где!»

И кто же заблудшим виноват? Разумеется, их неумение (нежелание) следовать очередным «передовым образцам» цивилизованного общества, сегодня – «общества потребления». Чужое привычно становится лучшим, а своего – «туземного» – прогрессивному либералу, напялившему на себя тогу просвещенного европейца, следует тщательно избегать. И в поступках, и даже в мыслях.

Некоторые русские перестают быть русскими не потому что они «плохие» – наоборот, они хотят выглядеть «лучше», «качественней», «респектабельней». Дескать, они – «истинные» европейцы, и, как обязательное следствие, «демократы». Русская знать в начале XIX века подражала европодобным полякам (только что вольнолюбиво профукавшим собственное государство), а русский либерал в начале XXI века будет тянуться к «героям майдана» лишь на том основании, что они словоблудят о демократических ценностях (попутно истребляя тысячи мирных сограждан). Он уже привычно стесняется своего происхождения, своего языка, своей национальной культуры.

Назойливое стремление отечественного либерала стать «европеоидом» диктует ему модель поведения, в которой он якобы приближается к «западному стандарту». И, если политическая мода указывает ему «отречься от старого мира», то он – как досадный анахронизм – сознательно начинает топтать свою русскость, переходить на плохой французский или ломаный украинский. И – самое страшное – начинает приветствовать, оправдывать и поощрять убийство русских соотечественников.

Манкурт не задумывается, насколько он омерзителен в своем пресмыкательстве. И гадок не только для соотечественников, но и для думающих европейцев. Всех тех, кому политическая помойка не заменила истинную Родину и родной язык.

Ликбез для зарубежных «патриотов»

Меня чрезвычайно умиляет, когда «евромайдан» и все, что с ним связано, поддерживают наши

бывшие соотечественники, проживающие за рубежом. Из Нью-Йорка и Берлина, Австралии и Канады им, конечно же, виднее, нежели нам в Харькове, насколько миловидны марширующие под факелами штурмовики и как демократичны дорвавшие к власти националисты. У них же свои проверенные источники информации: фейсбучие друзья, «демократические»» СМИ и, разумеется, огромный опыт жизни – в приютившей стране.

Та простая мысль, что люди могут иметь иное мнение, приводит самозваных учителей в ярость, ибо они, едва укоренившиеся на новых грядках, испытывают острую необходимость просвещать – если не своих детей (те цену родительским нравоучениям всегда знают), то чужих. Но, может, им самим необходимо подучиться? Например, основам украинского «патриотизма». Ведь ныне они «политические украинцы»: несть эллина-эмигранта, несть иудея-репатрианта, а есть укро-евро-майдано-патриот!

Для того чтобы зарубежные доброхоты понимали, кого и какую идеологию они поддержали, мы начнем нашу собственную просветительскую миссию с азбуки украинского «просвещенного» националиста – книги «Национализм» Дмитрия Донцова (1926 г.), которая стала основой идеологической программы ОУН. Именно этот труд вдохновлял Степана Бандеру («Слава Украине!») и Романа Шухевича («Героям слава!») на борьбу за украинское этнократическое государство, именно этот учебник «интегрального национализма» предвосхищал деяния украинских «воякив» во время львовского погрома 1941 года и расстрела в Бабьем яру. Эти тезисы необходимо знать и поклонникам нынешней «национальной революции», особенно тем, кто имеет еврейские корни, но поддерживает сегодня убийства людей на Донбассе и повторяет посиневшими от полноты патриотических чувств губами: «Национализм – цэ любов».

Итак, «азбука» интегрального национализма имеет несколько разделов. Первый из них посвящен изобличению всех мирных форм украинофильства: «бесполезному» просвещению, политическим компромиссам и прочему, что автор презрительно называет «провансальщиной», имея ввиду печальную судьбу просвещенного средневекового Прованса. В этом ключе он яростно изобличает Михаила Драгоманова и других, кого мы традиционно привыкли считать украинскими интеллигентами. Он предлагает свой собственный рецепт национального возрождения, а именно – необходимость любыми способами поощрять народ Украины к покорению и захвату всего чужого: «Укреплять волю нации к жизни, к власти, к экспансии – обозначил я как первое основание для национализма, который я противопоставляю драгомановщине. Вторым основанием для национальной идеи здоровой нации должно быть ее стремление к борьбе».

Далее, для достижения поставленных задач Донцов требует от своих сторонников проникнуться «духом романтики», которую он воспринимает весьма своеобразно: «Для романтика важнее личного благосостояния есть «национальная миссия», важнее мира – борьба за нее, важнее интересов поколения – долговременные интересы нации, важнее счастья одного – сила общества, державы».

То есть, речь идет не об индивидуальных свободах – основе либерального и демократического мировоззрения – а диаметрально противоположных чувствах. Которые, в понимании Донцова, отрицают традиционную мораль: прославляется абсолютная непримиримость, фанатизм, сознательная грубость и безнравственность. «Новая мораль» принимает во внимание лишь интересы общности (нации), является, по сути, прямой ссылкой на теории национального и расового превосходства. Донцов утверждает: «Эта мораль считает за благо то, что делает жизнь мощнее, а не этичней… Это мораль, которая ненавидит «добрых людей», которые «добрые», лишь потому, что не настолько сильны, чтобы стать злыми. Мораль, которая протестует против «человечности», которая убивает веру в себя и желание самовольно добыть свое место под солнцем».

Мелитопольское ницшеанство, полное и демонстративное отрицание христианских, гуманистических ценностей, видимо, столь милое нашим зарубежным друзьям. В своей книге Донцов еще несколько раз подчеркивает антигуманный характер собственной доктрины: «Это идея непримирима, бескомпромиссна, фанатична, аморальна… Этими признаками отличается каждая великая национальная идея…». Как видим, ни о каких «демократических ценностях» речи у Донцова не идет, и, разумеется, не просматриваются они в деяниях его последователей. Если Бабий Яр или Волынская резня «угодны нации», да прольется кровь десятков тысяч невинных! И я так понимаю, памятный опыт убийства сотен тысяч поляков и евреев сознательно игнорируется польскими и еврейскими друзьями украинского национализма.

Поделиться с друзьями: