Братья по крови. Книга первая
Шрифт:
— Я ещё вам покажу, где раки зимуют! — это она уже нам угрожает неведомыми карами.
Я-то промолчал, а вот Лёха… Ну, кто его всё время за язык тянет?
— Нелли Леонидовна! Раки зимуют в тех же водоёмах, в которых живут и летом. Только с наступлением холодов они опускаются на самое дно и ведут малоподвижный, сонный образ жизни в своих норах.
— Ты… Ты… — лицо у тётки становится бордовым под цвет лака на её ногтях. Кажется, что ещё чуть-чуть и она умрёт от такого повышенного кровяного давления. Хотя, судя по её умственным способностям, инсульт головного мозга ей не грозит. Как в том анекдоте
— Моя фамилия — Тихий… Нелли Леонидовна. — Лёха наклонил голову к левому плечу и улыбался так наивно, как могут улыбаться только психи, с диагнозом «олигофрения в степени дебильности».
Ему бы ещё для усиления визуального эффекта пальцем в носу поковырять… Но, нет… Уже перебор будет. Но вот только я не понимаю, зачем он нарочно её провоцирует? Ладно… Потом спрошу у него наедине…
Красномордая тётка разворачивается и молча удаляется. Похоже, что она это сделал исключительно для того, чтобы окончательно не потерять своё красное лицо перед какими-то там… учениками. А нас, подталкивая, ведут куда-то двое активистов.
Но стоило нам свернуть за угол, как Лёшка выдернул свой локоть из руки сопровождающего.
— А ну, руки убрал! Быстро! — цедит он сквозь зубы, пристально глядя снизу вверх прямо в глаза своего конвоира.
Я следую его примеру и тоже освобождаюсь от захвата…
— Сами дойдём. Дорогу знаем… — бурчит Лёха и, взяв меня под руку, увлекает за собой.
* * *
— Чего ты эту даму провоцировал? И, кстати, кто она такая?
— Сука она редкостная. Завуч местная. Эти двое её штатные стукачи. На нас она давно уже зуб точит, но мы ей не по зубам пока. Нас двое и мы друг за друга горой. Так и раньше было. Тех, кто один, она уже подмяла и с потрохами съела. У неё комплекс неполноценности. Видимо, любит глумиться и унижать тех, кто слабее или зависит от неё. Ты ещё не вспомнил ничего?
— Не. Ты же знаешь. Я помню только свою прошлую жизнь. А в этой не ориентируюсь ни на грош… Все кого знаю, это ты и эта Нелля. Рыжего и компанию только в лицо и знаю. Кто их этих двух холуёв Иванов, а кто Пилипенко даже не догадываюсь. А что за мужик там на входе был?
— Семёныч… Котин Пётр Семёнович. Трудовик. Пьяница. Но мужик добрый. Ученики его ни в грош не ставят. Но терпят, за то, что он до них не докапывается, а иногда и покрывает их шалости… Даже негласное правило есть: Семёныча не обижать… А так… Он даже когда на кого-то ругается, на него никто всерьёз не реагирует. Он и не заложит никого, и не накажет ничем… У него все учатся на четыре и пять…
— Как? Он и четвёрки ставит?
— Это если кто-то что-то сломает из его инструментов. Он так-то мужик рукастый. Всё может сделать или починить. Он у них тут и за завхоза, и за электрика, и за плотника…
— Ясно. А мы сейчас к медсестре?
— На фига? У тебя что-то болит?
— Нет.
— И у меня не болит. На фиг нам медсестра?
— Но эта же сказала…
— Она сама испугалась. Когда ей сообщили, что кто-то утонул… Тут на пруду периодически кто-то их интерната тонет. Раз в год так уж точно… И зимой и летом…
— Понятно… Ладно. Куда мы тогда?
— Пошли! Умоемся,
переоденемся и на ужин уже пора…— А нам есть во что переодеться?
— Есть. Идём!
* * *
Это самое странное и глупое, что могло со мной произойти. Ко мне пришла память этого нынешнего тела. Жаль, что пришла она уж слишком не вовремя. Прямо во время ужина на глазах у сотни учеников…
Когда я пришёл в себя, то валялся в проходе на полу, весь в каше, которую я опрокинул на себя, когда потерял сознание… А ещё в крови.
Надо мною склонился Лёха, держа меня за плечи.
— Ну, как ты, брат? — заботливо спросил он. — Меня тоже так колбасило?
— Наверное… — хрипловатым голосом ответил я. — Я не помню, что со мною было сейчас.
— Понятно. — констатировал Лёшка. — Ну, что же… Теперь уж точно придётся идти к медсестре.
— А она вечером тоже работает? — спросил я, хотя ответ тут же прозвучал внутри меня, но Лёшка этого не знал и выдал мне подробную информацию.
— Она здесь живёт при интернате. Хорошая тётка. Сама из наших, из детдомовских. У неё родители и вся остальная семья на войне погибли. Вот она отучилась на медика, и пошла работать туда, где её помощь будет нужнее. Пошли к ней прямо сейчас!
— Лёха! Я всё вспомнил. Её зовут Раиса Степановна. Помоги мне встать!
Меня слегка пошатывало, но идти я мог. Лёха меня просто поддерживал под локоть.
* * *
Медсестру мы нашли в медпункте. Её кто-то уже успел предупредить о нашем приходе. Она довольно ловко и быстро провела осмотр Лёшки. Посветила в глаза, ложечкой нажала на язык, заставив сказать «А-а-а!», а потом сунула ему под мышку градусник и приступила к моему осмотру.
В принципе всё то же самое, но ещё с дополнительными вопросами. Падал ли раньше в обморок? Часто ли из носа кровоточит? Головные боли, как часто бывают?
Блин. Ей надо в КГБ работать. Она так ловко выстраивала свои вопросы, что через несколько минут я уже сообщил, что не знаю, как было у меня, но у брата это всё напоминало эпилептический припадок. Описал в подробностях, вплоть до закатывания глаз и мелких судорог по всему телу… А Лёшка в свою очередь сообщил, что я так же трясся на полу в столовой, пуская слюни…
— Откуда у тебя такие обширные познания в медицине? — поинтересовалась у меня Раиса Степановна.
Я прокололся в терминологии, описывая то, что было с братом. Если Лёха говорил словами: «затрясло всего, слюни изо рта и т. д», то у меня это выглядело чуть более казённым языком.
«Он упал на землю, потеряв сознание. Начались судороги, тело вытянулось, голова запрокинулась назад. Кожный покров стал синеть. Чтобы не запал язык, я вставил ему в рот, свёрнутый в жгут рукав рубашки. Через несколько минут его состояние стабилизировалось, и он пришёл в себя. Травм при падении он не получал.»
— Раиса Степановна! — выручил меня Лёша. — Сашка у нас книгочей. Столько книжек прочитал. Мне за ним не угнаться. Он и по медицине какие-то книжки брал в библиотеке… Знаете, там новая библиотека открылась детская на нашей улице.