Братья Старостины
Шрифт:
Для игроков своей команды он был не просто спортивным тренером, а еще и воспитателем. Глядя на него, молодые люди стремились не пользоваться вульгарными словами: «Андрей не любил». Или вот какой эпизод произошел во время поездки на поезде в Минусинск на очередной матч. Компания картежников сражалась в подкидного дурака, и по уговору проигравший должен был крикнуть на весь вагон: «Я дурак!» И как только кто-то выполнил требование, Старостин моментально отреагировал из своего купе: «Да уж, действительно!»
Говорили, молодым он советовал: «Ребятки, приспичило выпить — лучше стопку водки, чем кружку пива!» Но это больше похоже на байку, потому как Андрей Петрович, столкнувшись однажды с нарушением режима накануне товарищеского
А люди занимались футболом под его началом самые разные. Находились и те, кто был знаком со спортом не понаслышке: например, Валерий Буре, в прошлом вратарь сборной СССР по водному поло. Были отмотавшие срок, как Александр Забавляев по прозвищу Забава или запомнившийся Старостину паренек по имени Виктор, который пообещал тренеру, что завяжет с кражами. Были дети ссыльных, как сын заместителя директора Эрмитажа Юрий Куранов, будущий писатель. А один из игроков по фамилии Филипченко впоследствии по рекомендации Андрея Петровича даже пробовался в московском «Спартаке».
Нельзя не упомянуть, что в Норильске оказался и арестованный по одному делу со Старостиными Павел Тикстон — известный футболист «Красной Пресни» двадцатых годов и бывший муж их сестры Клавдии. Но осужден он был раньше, получил наказание по формуле «десять плюс три» и в Заполярье прибыл еще в октябре 1943-го. Освобожден был в марте 1951-го благодаря применению зачетов и остался в Норильске. У Клавдии к тому времени давно была другая семья.
Довелось Андрею Петровичу пересечься в Заполярье и с одним из бывших руководителей Всесоюзного комитета по делам физкультуры и спорта при СНК СССР Еленой Кноповой, которая в тридцатые годы была гонительницей братьев. Однако для машины репрессий всякие симпатии и антипатии не имели большого значения — вот и Кнопова отправилась в места, не столь отдаленные.
В книге «Мой футбол» в главе «Футбол за полярным кругом» Андрей Старостин писал: «Не могу не отметить ту помощь, которую в организации футбольного дела нам оказывал мой друг Леон Айвазов». Если точнее, то звали его Левоном, но в Норильске прижилась именно такая форма обращения. Его сын Рубен Айвазов вспоминал:
«Отца арестовали в 1937-м и осудили на семь лет. В то время он учился в Ростовском педагогическом институте на историческом факультете. Возглавлял комсомольскую организацию вуза, был лидером ростовского комсомола. В Норильск отец попал по этапу в 1939-м, где в то время строился металлургический комбинат. Сначала ему пришлось стать счетоводом. Затем он достаточно быстро пошел по служебной лестнице, вел многоплановую деятельность, в которую входила и организация футбольного хозяйства.
Судя по некоторым его фразам и по книге „Мой футбол“, с Андреем Старостиным и Станиславом Леутой, также отбывавшими заключение, он подружился во время динамовского турне в Англию, когда им вместе приходилось в мороз идти несколько километров, чтобы послушать радиорепортажи Вадима Синявского о матчах.
В первый послевоенный год отец, уже освободившийся, занимал достаточно высокий пост — бухгалтера обогатительной фабрики Норильского комбината. Именно ему поручили обеспечивать финансирование команды.
Отец рассказывал: ему зачастую приходилось, не нарушая законов, изыскивать самые различные варианты. Был, например, случай, когда после игры в Красноярске по дороге назад исчезла вся форма. Ее потом так и не нашли. А через три дня — ответная игра. Я не помню, как именно отец тогда разрешил ситуацию, но на поле игроки вышли в новой форме. Кроме того, все футболисты, естественно, числились работниками комбината, им надо было платить зарплату. Да такую, чтобы они могли нормально питаться…
Отец вспоминал, что Станислав Леута точно выходил на поле как играющий тренер. Видимо, в сороковые годы и Андрей Петрович тоже какое-то время играл,
ему ведь было чуть больше сорока. „Милейшие, интеллигентные люди, с хорошим чувством юмора“, — всегда говорил отец о спартаковцах. Ответственность за футболистов лежала на нем до самой их реабилитации».Динамовское турне, о котором упоминал Рубен Айвазов, состоялось в ноябре 1945 года. В Норильске в это время была настоящая зима. Энтузиастам приходилось пробиваться сквозь пургу со стадиона в спортзал, где находился радиоприемник, короткими отрезками, прижимаясь к домам.
Но у каждой медали есть оборотная сторона, и полулегальное служение любимой игре несло в себе определенный риск. Валерий Деревцов в статье «Воспоминания норильского спортсмена» отмечал:
«Трудно сказать, каким бы стал уровень игры футболистов Заполярья, не встань у тренерского руля такие известные довоенные футболисты, как спартаковцы Андрей Петрович Старостин и Станислав Викентьевич Леута. Это их умелому наставничеству обязана футбольная сборная Норильска выигрышем краевых кубков 1947 и 1948 годов.
И Леута, и Старостин были заключенными. И насколько двусмысленным и зыбким было положение тренеров сборной команды на выезде, видно из случая, происшедшего на красноярском стадионе „Динамо“. Когда в финальном матче начальник краевого УВД, крайне раздосадованный проигрышем своей команды, ткнул пальцем в Старостина и спросил у присутствующих:
— А не тот ли это Старостин, которому положено срок отбывать, а не в футбол играть?
И тут же Андрея Петровича под конвоем препроводили на теплоход».
Футболисты вспоминали потом, что как раз тогда, по дороге обратно в Норильск, удалось устроить свидание их тренера с женой. На пристани «Таежное» он сошел на берег, сел, уткнувшись ей головой в колени. Ольга, взъерошивая волосы мужа, только спрашивала: «Когда же?» А он отвечал, не поднимая головы: «В пятьдесят четвертом». Если визуально эта картина могла быть именно такой, то в точности переданного разговора есть сомнения. Откуда Андрей Петрович, получивший «десятку» плюс пять лет поражения в правах, мог знать заранее, что освобождение наступит в 1954 году? Скорее всего, очевидцы через много лет домыслили дату задним числом, подогнав ее по факту.
Его дочь Наталья Андреевна рассказывала:
«Мне было тогда пять лет, и к папе я ездила вместе с мамой. Потом она навещала его в Норильске без меня, а в 1952-м мы снова посетили его вдвоем: до Красноярска добирались на поезде и до Норильска шесть часов летели на самолете. Именно в тот приезд они официально оформили отношения».
А тогда, после выигрыша кубка, он попал в более строгие условия содержания. Надо сказать, что как раз в те годы в поселке Норильск был создан особорежимный лагерь № 2 — Горлаг, который давал рабочую силу для строительства новых подразделений горно-металлургического комбината и собственно города. Конечно, Старостина не направили на общие работы, он оставался на привилегированном положении, был, как принято говорить на лагерном жаргоне, «придурком». Но — за колючей проволокой.
Не забывали о нем не только жена с дочерью. В 1946-м приезжала навестить сестра Клавдия, которую он попросил дать местным спортсменкам несколько уроков русского хоккея. И позднее описал это так: «Я был горд, видя сестру фаворитом на ледяном поле, но в душе болел за команду, игравшую против нее… Клавдия забила достаточное число голов для выигрыша матча». Зато Андрей обыграл сестру в теннис, хотя та в принципе владела ракеткой лучше. Правда, как он сам признавался, добиться победы ему помогла «недобросовестная тактика ведения игры»: он направлял мяч в угол зала, где сестре не хватало места, чтобы как следует размахнуться ракеткой. Что любопытно, в Норильске Клавдия (не успевшая еще поменять фамилию Тикстон на Дубинину) сфотографировалась и с братом, и с бывшим мужем, с которым, видимо, у нее сохранились ровные отношения.