Братья Верхотуровы

Треснула хворостинка. Милитина тревожно оглянулась — и сразу отлетели и забылись недавние грезы.

К костру подошел Клим.

— Не спите? — тихо спросил он и опустился на землю недалеко от Милитины.

— Сна нету... — также тихо ответила Милитина и зябко повела плечами. — А ты не засыпал, что ли?..

— Тоже сна нету...

Клим поправил костер и подбросил в него свежих дров. Буйно затрепетало пламя и заговорил на разные голоса костер. Еще шире разодрал огонь сгрудившуюся тьму и выхватил из нее широкую полосу берега, два-три дерева и какие-то смутные очертания густого еще обнаженного кустарника.

— У тебя пошто сна-то нету? Ведь находился ты за утками, устал!

Клим не сразу ответил. Он завозился на своем месте, пристраиваясь удобней на боку возле огня. Веселые отсветы играли на нем. Слегка дымилась его отсыревшая шинель.

— Да так... — пробормотал он, наконец: — Чтой-то не спится... Коло огня полежу. Все весельше...

— Весельше!.. — усмехнулась Милитина: — Ты молодой еще. В тебе всегда веселость должна быть...

— Всегда-а... — угрюмо протянул Клим: — А коли нет ее?..

— Это так у тебя... блажь...

Милитина оправила платок и подобрала ноги под юбку. Она посмотрела на Клима, оглянулась на спящих и хотела что-то сказать. Уже вздрогнули ее губы и взметнулись ресницы, но она ничего не сказала. Встала на ноги, потянулась — вся облитая пляшущим светом костра, закинула руки за голову и протяжно охнула.

— Ну, сиди, старик!.. — кивнула она головой Климу. — Ищи возле огня веселья... А я спать пойду...

Клим рванулся, хотел было встать следом за Милитиной, но одумался. Остался возле огня. И пред ним огонь прихотливо строил неведомые страны, невиданные дворцы и ликующие дали живого и изменчивого золота...

...Милитина легла с краешку и глухо прикрылась своей решменкой, а сверху оставленной ей мужиками шинелью. К телу прильнула истома, и она легко задремала. Дрема скоро перешла в сон. И налетели видения. Сначала какая-то радость наполнила всю душу и хотелось петь и смеяться. И было светло и ликующе, вокруг выросли великими — в самое поднебесье упершимися — рождавшиеся в огне костра невиданные дворцы, и золотые страны разбежались окрест. Потом стали меркнуть золото и пламень, стала падать радость. И тяжелее груди стало дышать. Что-то навалилось тяжелое и черное и давит. И нужно крикнуть, но нет голоса. Нужно пошевельнуться, вскочить, побежать, но оцепенело тело. Простонала во сне Милитина. Рванулась, стряхивая с себя кошмар, и проснулась.

Но, проснувшись, сразу явственней почувствовала, что не исчезла тяжесть, что прильнула ко груди и давит. Кто-то охватывал крепкими руками ее тело и молчаливо жался к ней, силясь раздеть ее, сорвать с нее одежды.

Милитина крикнула. Но замер ее крик: шершавая рука больно зажала рот и крик умер на губах. Упершись затылком и локтями, пыталась она изогнуть свое тело, извиться и выскользнуть из-под того, чужого, но крепко прижал он ее своим телом. Скованная, беспомощная лежала она... Шумно дышал ей прямо в лицо и хрипло шептал:

— Лежи, лежи!.. Нечего...

— «Акентий», — узнала она и судорога отвращения прошла по всему ее телу. Жар прилил к сердцу, скрипнула губами. Снова сделала попытку выскользнуть из крепких объятий. Но снова ничем окончилась попытка эта и только вызвала глухую боль и злобный стыд.

И от беспомощности и стыда заплакала Милитина. Надо было бы, чтобы всхлипывания и причитания неслись из самых далеких глубин души и облегчали ее, но скованы уста и только обильные слезы безудержно льются из глаз, орошая щеки и чужую руку, больно легшую на губы.

Заплакав, Милитина сразу обессилела. И Иннокентий взял ее уже несопротивляющуюся, плачущую и вялую, точно не над ней совершалось поругание, точно не ее телом чужой и сразу ставший ненавистным человек насыщался грубо и жадно...

— Вот, так-то оно лучше... — тихо рассмеялся Иннокентий, удобно укладываясь обратно на свое место и устало дыша.

Милитина уткнулась в изголовье своей постели и беззвучно плакала. Вздрагивали ее плечи, ее полуобнаженная грудь.

Костер горел ровно, потрескивая и шипя. По-прежнему взвивались вверх, прорезая темную синь ночи сверкающими нитями и умирая на лету, золотые искры. Шептала без умолку река, укрывшаяся в туманной мгле и чуть-чуть видневшаяся сквозь темень. И уже утихли прежние тревожные — и странные, и такие простые — звуки...

V.

Над хребтом только-только заалело туманное небо. Река дымилась разорванными клочьями тумана и в тальниках еще было тихо. Милитина вскочила со своего места и стала торопливо оправляться. Она сходила к реке и, ежась и вздрагивая, сполоснула лицо и руки. Потом взошла на лодку, захватила свой посох и котомку, наладила ее за плечи, посмотрела на спящих Верхотуровых. Сжав губы, которые дрогнули от сдержанной обиды, она оглядела Иннокентия, раскинувшегося в крепком сне. Было у нее мгновенье, когда пальцы впились в посох и она вся подалась к мужику. Но прошло оно, и она только тяжко вздохнула.

Перекрестившись на восток, Милитина, легко опираясь на посох, пошла своей дорогой, по местами подсохшему и освобожденному от запоздавших грязных льдин и воды бечевнику...

Немногим позже Милитины проснулся Степан. Он заметил отсутствие женщины не сразу. Но, оглядевшись, придя в себя после крепкого бодрого сна, он сообразил, что что-то случилось. Первым движением его было — кинуться на лодку и оглядеть поклажу. И только убедившись, что там все в порядке, что тюки с соболями на месте и все остальное, по-видимому, в целости, Степан вернулся к братьям и растолкал их:

— Эй, вы! — крикнул он им: — Чего спите? Бабу-то проспали!..

Иннокентий вскочил и, сразу сообразив в чем дело, стал притворяться не понимающим.

— Чего орешь-то! — вяло огрызался он и яростно скреб лохматую голову: — каку бабу?..

— Каку?! — передразнил Степан: — Да связчицу-то нашу! Вот каку!..

Клим, еще не стряхнув с себя крепкого сна, поглядывал мутными глазами на братьев и громко сопел.

Степану скоро удалось растолковать им, что случилось. И тогда Клим заволновался. С него быстро и без остатка сполз недавний сон.

— Пошто она ушла-то? — недоуменно и тревожно спросил он и посмотрел на Иннокентия. Тот отвел свои глаза в сторону и неопределенно хмыкнул.

Степан тоже поглядел на него.

— Гляди! — заволновался Иннокентий и рванулся к лодке: — Да она, падла, не стащила ли что?

— Стой, — махнул рукою Степан: — глядел я уж... Все в справности...

Иннокентий быстро заморгал глазами.

— Как же?.. — беспомощно развел руками Клим: — кто ее гнал?..

— Кто! — засмеялся Степан: — Это ты, поди, Кеха, бабу спугнул!.. Знаю я тебя!