Братья

Андрей пришел ко мне где-то через час. Его мать и сестра уже ушли, и он тихонечко зашел ко мне. Я же сижу на краю кровати и листаю ленту в телефоне, даже не смотрю на Андрея.

— Родная, как ты себя чувствуешь? Уже лучше?

— У меня не болела голова, просто мне стало невыносимым слушать эти гадости. Андрей, ты считаешь, что это нормальная ситуация?

Теперь-то я отбрасываю телефон и смотрю на него с неподдельным негодованием. Я злюсь, Андрей же тяжело вздыхает и подходит ко мне. Он не выглядит пристыженным, только утомленным.

— Мира, я понимаю, что тебе было неприятно. Кому угодно было бы неприятно слушать такие вещи, мне искренне жаль, что так получилось.

— Серьезно? Неужели ты не понимаешь, что дело не только в том, что я стала свидетельницей. Само твое отношение к брату меня ужасает.

— Ты просто многого не знаешь, — Андрей присаживается рядом со мной.

— Не думаю, что есть что-то такое, что может оправдать эти грязные фразы. Вы все ненавидите Диму, я не понимаю за что. Да, вы втроем чем-то похожи, так и должно быть, ведь вы родственники. Дима другой, но он же не становится хуже. С ним было легко и интересно общаться, а его дерзкое высокомерие ненастоящее же. Это словно игра, способ привлечь внимание. Мне было сегодня за него очень обидно.

— Мира, ты очень хорошая, вот только Дима совсем не такой. Он плохой человек, тебе сложно это представить, однако он заслуживает такого отношения.

— Такого отношения никто не заслуживает.

Андрей хочет обнять меня, я же отворачиваюсь. Мы ссоримся в первый раз. Так я и представляла: во время ссоры он такой же спокойный и размеренный, я же эмоциональная.

— Мы никогда особо не ладили, однако есть такие ситуации, которые я даже вспоминать ненавижу. Если ты думаешь, что дело только в том, что у нас разные отцы, это не так. Отец Димы был плохим человеком, он и мать бил, и его. Мой же отец любил всех детей, он относился к Диме, как к родному, ничем не выделял разницу между нами. Рядом с ним мама наконец-то была счастлива, только Диме не нравилось, что всем вокруг хорошо. Он с самого детства со всеми ссорился, постоянно делал все назло.

— Он был просто маленьким ребенком. Дети часто плохо себя ведут.

— Да, но он плохо вел себя не только в детстве. Дима не переносил и меня, и Кристину. Вечные подколы, драки со мной, я старался не обращать внимания. Кристина же была очень обидчивая и постоянно плакала. В подростковом возрасте он хорошо потрепал нервы родителям, связался с плохой компанией, выпивал, пару раз не пришел ночевать. Он считал, что у нас своя семья, а его никто не любит, и не хотел замечать, как страдает мама, как не спит ночами из-за него. Тогда у мамы начались проблемы с сердцем, я никогда ему не прощу того, до чего он доводил нашу мать.

— Это все понятно. Разве можно судить человека за ошибки, которые он совершал ребенком и подростком? — все же повышаю голос я. — Так поступают многие парни не потому что они плохие. Просто плохая компания, стремление показать, какой ты независимый.

— Он был не запутавшимся ребенком, Дима поступал, как настоящий подонок. Когда ему было шестнадцать, он изнасиловал девочку, она была на два года младше него. Никогда не забуду, как пришла ее мать и со слезами на глазах рассказывала об этом моей матери, как мама весь вечер просидела одна в комнате. Она не кричала на Диму, просто сказала, что вырастила чудовище. Он даже не оправдывался, не извинился перед девочкой и ее семьей, лишь нахально смотрел на нас всех. Тогда и стало понятно, что он абсолютно испорчен.

— Ты уверен, что он ее изнасиловал?

— Да. Он мог это сделать, я знаю своего брата. Мой отец как-то договорился, и на Диму не написали заявления, он даже не поблагодарил, собрал вещи и уехал учиться в лицей в другой город. Почти ни с кем из нас он не общался, это так изводило маму! Через пять лет умер мой отец, он оставил всем детям по пять тысяч долларов, свой небольшой бизнес — мне. Только я тогда еще был несовершеннолетним, и им управляла моя мама. Распоряжаться деньгами мы могли только с двадцати одного года по завещанию. Мне было двадцать, когда Кристина познакомилась со своим первым мужем, у него были какие-то долги, и им угрожали. Она никогда бы не попросила у Димы, если бы не была доведена до отчаянья. Поехала к нему, просила хоть тысячу долларов, у них тогда вообще не было денег. Дима не дал, этого Кристина и не может ему простить до сих пор. Половину своих денег он потратил на ерунду, половину вложил в маленькое дело, потом появилась эта идея с магазином. У нас дела были не очень тогда, Кристине было семнадцать, и она забеременела, бизнес отца приносил убытки, я сделал пару невыгодных вложений из-за неопытности. Дима уже получал прибыль и даже тогда не то, чтобы не помог, даже не поинтересовался, как мы живем. Понимаешь, Мира, ему всегда было плевать на семью, он эгоист.

Андрей заметно погрустнел, я вижу, что ему больно об этом вспоминать. Не то чтобы мое отношение к Диме в корне изменилось после рассказа Андрея, зато теперь я понимаю, что у Андрея есть причины плохо относиться к брату. Может эти причины для меня и не такие уж значимые причины, все люди разные и имеют разное мнение.

— Даже если и так, может пора бы забыть об ошибках и помириться?

— Есть вещи, которые невозможно забыть. Ладно, Мира, хватит о Диме. Еще не хватало нам из-за него портить себе вечер. Давай обо всем этом забудем.

— Давай.

Улыбка Андрея такая же искренняя, как и всегда, моя же лишь тусклое подобием. Мне не хочется забывать, мне хочется разобраться. Что-то подсказывает мне, что есть другая правда.

— Мира, за эту неделю без выходных я так соскучился по тебе.

Андрей кладет руки мне на талию и притягивает ближе к себе. Теперь я улыбаюсь почти по-настоящему.

— Я тоже.

Его губы уже на моих, и как-то благополучно весь неприятный осадок разговора улетучивается. Андрей целует мою шею, гладит ноги выше коленок, и я не контролирую глубину своих вдохов. Постепенно одежда исчезает и с меня, и с него. Андрей очень осторожно целует мою грудь, затем живот. Его поцелуи и поглаживания, конечно, приятные, только все уж слишком затягивается. Еще немного, и я бы пихнула его на кровать, а сама забралась бы сверху. Видимо, Андрей заметил мое нетерпение и оставил ласки. Он всегда нежный и бережный со мной в постели, часто спрашивает нравится ли мне и не больно ли. Только постоянные поцелуи и слова о любви иногда раздражают. Может это со мной что-то не так, но мне в такие моменты хочется отключать голову. Хочется пожирать эмоции и видеть, как партнер делает то же самое, чувствовать, как вы заполняете друг друга.

Глава 3

Наверное, каждая девочка хоть раз в жизни мечтала о гардеробной. Такой комнатке, где будет целая гора нарядов, красивых сумок и туфелек, куда можно будет зайти отдохнуть душой. Теперь у меня есть такая комната, все даже лучше, чем в мечтах: просторное помещение в золотисто-коричневых цветах с огромной квадратной люстрой, хрустальные подвески которой не могут не впечатлить. В специальных прозрачных шкафах развешаны мои многочисленные наряды, в дорогих комодах — самое сексуальное белье и сорочки, а под стеклянными куполами — дизайнерские сумочки и туфли. У гигантского зеркала стоит голубой пуфик, на нем я сейчас и сижу, решая, что же мне выбрать. Я люблю необычную одежду, поэтому хорошая половина моего гардероба — это что-то крайне экстравагантное с хорошим таким декольте, пайетками, разрезами и в неожиданных оттенках. Вторая половина — нежные свитерки и элегантные платья. Сегодня мы с Андреем идем в гости к его друзьям, и мне хочется надеть что-то особенное, у меня так мало поводов выгуливать наряды!

Я выбираю серебристое опасно короткое платье, поверх которого идет сексуальная металлическая сеточка, его уравновесят черные ботфорты и черная шелковая накидка в пол, что-то вроде халата. Из аксессуаров будет чокер с крестом и сумка в виде лампадки, усыпанной блестками. Хоть ботфорты у меня и высокие, все равно видны мои татуировки хорошо так над коленями. Я решила бить что-то взаимосвязанное, придумать целую концепцию, поэтому на одной ноге у меня очень сексуальная девушка в одном лифчике, на второй страшная, с лицом, как у смерти, на которое наброшена ткань, и с рогатой маской в руке. Они олицетворяют моих демонов: похоть и тьма. У всех есть слабости, я решила свои признать и принять, пусть и таким образом. Похоть вряд ли нуждается в комментариях. Я люблю секс, люблю оргазм, люблю быть сексуальной. Тьма сложнее. Иногда я чувствую в себе зло, оно вроде бы не большое, только временами похищает все больше мыслей. Тьма поглощает, и вырваться из нее довольно трудно. Когда я грущу или нахожусь в апатии, моя тьма торжествует, и, мне кажется, я могу совершить что-нибудь страшное.

На мой взгляд, нужно признавать не только свои грехи, но и искать в себе хорошее. Именно поэтому под грудью у меня набита девушка-ангел. Если взвесить тьму и свет во мне, свет победит, я хочу в это верить. Вместе с птичкой на запястье получается четыре татуировки, пятая на ребрах. Это девушка в дыме от сигареты, правда, не совсем в дыме: дым превращается в космос. Она о творчестве, о моей отрешенности, когда я пишу. Даже не знаю к грехам или добродетелям ее отнести, в любом случае, она моя любимая. Мне нравятся мои татуировки, ни об одной я не пожалела. Нравятся ли Андрею? Скорее всего, нет, только он не скажет. Андрей считает, что мой внешний вид — это мое дело, он говорит, что готов принимать меня любой