Братья
Шрифт:
Он пообедал в переполненном баре, расположенном на той же улице, где он оказался единственным посетителем, который не сводничал и не продавался. Вернувшись в свой номер, он снова неохотно включил телевизор и с жадностью проглотил две плитки молочного шоколада с орехами. Время от времени он слышал доносящиеся из коридора шаги, хриплые мужские голоса и неестественно громкий женский смех. Определенно, дела в "Глобусе" шли неплохо.
Ближе к вечеру Дмитрий оделся, подхватил свой элегантный портфель и вышел из отеля. Оказавшись на улице, он взял такси.
Из окна машины он видел богатые витрины магазинов, шикарные автомобили
Вечер был пасмурный, хмурый, низкое небо затянуло облаками, однако по всей длине Кайзерштрассе сверкали и переливались разноцветные огни неоновых реклам. Одна из них - каскад перемигивающихся огней в форме женского тела настойчиво приглашала Дмитрия посмотреть стриптиз.
"Это и есть Запад, - подумал Дмитрий внезапно.
– Богатый, сытый, загнивающий. И это - Германия. Мы выиграли войну, мы подняли над Берлином наш флаг, а эти гады жируют!"
Входя в отель "Юниверсал", он столкнулся со светловолосой женщиной в дорогой шубе, подмигнувшей ему с призывной улыбкой. Это потрясло Дмитрия. На секунду он вообразил себя наедине с этой роскошной красавицей в номере отеля, вдали от всех своих забот и тревог.
Однако; оказавшись в вестибюле гостиницы, Дмитрий выбросил из головы все посторонние мысли и сосредоточился на задании. Его целью был человек из номера 1218 по имени Лоуренс Тирни. Американцем он был только по имени и по паспорту. Настоящее его имя было Геннадий Любимов, и когда-то он был заместителем руководителя советского представительства в ООН. Любимов перебежал на Запад полгода назад и предоставил ЦРУ удивительно подробный и полный отчет о проникновении советских разведывательных служб в государственные структуры США.
Октябрь как-то сказал, что Любимов - слишком жадный человек, а жадность, как известно, фраера погубит. Пренебрегая опасностью, он покинул свое убежище, предоставленное ему ЦРУ, и приехал на книжную ярмарку во Франкфурт. Весь долгий путь до Германии он проделал исключительно ради того, чтобы встретиться с берлинским издателем и убедить его в том, что его мемуары вполне достоверны и будут любопытны читателям. Разумеется, при этом Любимов рассчитывал на солидный гонорар.
Дмитрий уже достаточно хорошо изучил методы, которыми пользовался Октябрь, чтобы предположить, что никакого издателя, заинтересованного в любимовских мемуарах, в природе не существует. Лукавый руководитель "Управления мокрых дел" просто выманил Любимова из его норы, помахав у него перед носом правильно выбранной приманкой - деньгами.
– Мне необходимо, чтобы он быт мертв, - сказал Дмитрию Октябрь в аэропорту Шереметьево за несколько минут до того, как Дмитрий поднялся на борт самолета "Люфтганзы".
Вот-вот должен был начаться рассвет, а они стояли на морозе, на гудронированной взлетной полосе. Порывистый ветер развевал черный плащ Октября и трепал длинные седые волосы, обрамлявшие его худое лицо наподобие белого сияния.
"Вот так, наверное, выглядит смерть", - подумал Дмитрий, разглядывая похожее на череп лицо командира и учителя, его жестокий рот и запавшие глаза, в которых пылала неумолимая решимость.
– Я хочу, чтобы он был мертв, - повторил Октябрь.
– И не только
– Вы пытаетесь реанимировать "Смерш", - заключил Дмитрий.
Октябрь схватил его за плечи своими костлявыми руками.
– Твой отец был офицером "Смерша", не забывай этого!
"Никогда не забуду!" - думал Дмитрий, входя в лифт отеля "Юниверсал". Вслед за ним вошел бородатый еврей с пейсами и в большой черной шляпе. Правоверных иудеев Дмитрий видел до этого только один раз в жизни.
"Жиды пархатые!
– подумалось ему.
– Всюду они! Они тоже выиграли последнюю войну вместе с узкоглазыми японцами и разжиревшими немцами"
Он вышел на десятом этаже и поднялся по служебной лестнице еще на два этажа. Прежде чем выйти в коридор, он с трудом затолкал в портфель свои теплый плащ и пиджак, а поверх рубашки накинул белую куртку с эмблемой отеля Ее он тоже обнаружил в сумке, хранившейся на вокзале. Раздувшийся портфель он оставил в чуланчике, где находилось пожарное оборудование.
Наконец он вышел в слабо освещенный коридор. Стены были выкрашены в теплый коричневато-бежевый цвет, а толстый ковер на полу глушил шаги. Навстречу ему попались двое мужчин, которые негромко смеялись над чем-то, и Дмитрий вежливо им поклонился. Справа от него была комната 1216, слева 1215. Сердце забилось чуть быстрее, а в животе Дмитрий почувствовал знакомую пустоту.
Он постучал в номер 1218.
– Кто?
– подозрительно спросили из-за двери.
– Проверка оборудования мини-бара.
– В этом нет необходимости, я им не пользуюсь.
– Прошу прощения, - сказал Дмитрий, стараясь, чтобы его английский звучал с немецким акцентом.
– Я обязан проверить, таковы правила нашего отеля.
Последовала долгая пауза.
– Хорошо, подождите минуту, - сказал человек за дверью, подавляя вздох.
Дмитрий стоял перед коричневой блестящей дверью и сжимал в кармане электрический пистолет. Ампула с антидотом была наготове в левой руке. "Сейчас Любимов откроет дверь, - прикидывал Дмитрий.
– Делаю шаг внутрь, стреляю в лицо ампулой с ядом - и все". При мысли об этом он вспомнил острый запах газа-противоядия и конвульсии пса, застреленного им в Юрлове.
Дверь отворилась. Мужчина средних лет в шелковом халате мрачно уставился на Дмитрия. У него были грузная фигура, широкое лицо с мясистыми, рыхлыми щеками, крашеный каштановый вихор волос на макушке и седые бакенбарды. В пальцах его дымилась сигарета.
– Герр Тирни?
– вымолвил Дмитрий мгновенно пересохшим ртом.
Мужчина кивнул, подозрительно глянув на опущенную в карман правую руку Дмитрия.
– Прошу прощения за беспокойство...
– начал Дмитрий, и его жертва отступила в сторону, давая ему пройти.
– Постарайтесь закончить поскорее, - нетерпеливо сказал Любимов.
– Я очень занят.
Дмитрий подобострастно поклонился и закрыл за собой дверь. Справа, как раз над мини-баром, он заметил фотографию двух борцов. Они сжимали друг друга в объятиях, напрягая мощные мускулы.
Совершенно неожиданно Дмитрий вспомнил непроглядную черную ночь в каменоломне, крепкую хватку Кузьмы Бунина и сильную боль от удара железной трубой. И еще он вспомнил наслаждение, испытанное в тот момент, когда он своими собственными руками лишил своего врага жизни.